Кольцо Фрейи

– Куда мы идем? – крикнула она.

– Не в Эклунд – туда могут прийти, – отрывисто бросал через плечо Кетиль, ковыляя вперед изо всех своих сил. – Норвежцы знают это место. Мы пойдем туда, где нас никто не найдет. Я знаю хорошее укрытие. Ничего не бойся.

Вскоре они перешли на шаг, потом уже почти брели: сам старый хромой нищий устал и запыхался сильнее, чем крепкая девушка. Гунхильда отняла у него руку, но вонючий и драный плащ Злюки, собранный из разных кусков, пока не сбрасывала с плеч. Оглядываясь, она не замечала в лесу ничего подозрительного, крики позади давно смолкли.

Едва ли норвежцы найдут их здесь – этой местности не знала даже она сама, хоть и прожила в Эбергорде всю весну и лето. Они миновали поляну, где над пожухлой травой возвышалось кольцо стоячих камней, и Гунхильда прошла мимо с трепетом, будто это были живые существа, загадочные и опасные. Потом начался ельник: даже осенью он был так же зелен и сумрачен, едва заметная тропа была завалена обломанными ветками – значит, никто здесь не бывал.

– Вот здесь мы укроемся. – Кетиль кивнул вперед.

Однако Гунхильда не увидела никакого укрытия, пока он не подвел ее к холмику и она не увидела в этом холмике дверь. Это казалась избушка, построенная из старых, почерневших и подгнивших плах, заросшая мхом и травой. Позеленевшая дверь почти сливалась с дерновой крышей. И все это напоминало издали большой, местами замшелый валун.

Кетиль по-хозяйски уверенно толкнул дверь. Внутри был провал в темноту.

– Кто здесь живет? – Гунхильда остановилась, не решаясь лезть в эту сырую нору. – Ты?

– Дочь моя думает пожить тут немного, здесь ведь никто не потревожит. Но хозяев нет, они умерли. Ты лучше всех это знаешь, ты ведь сама отправила хозяйку этого дома навек гостить у Хель.

– Что? Здесь жила… та ведьма?

– Точно так. – Кетиль кивнул. – Зато никто тебя не найдет. Про это место и здешние-то толком не знают, а уж норвежцы и подавно не сыщут. Тут можно отдохнуть. Заходи.

Он первым вошел в низкую дверь. Гунхильда шагнула туда со страхом; ей подумалось, что можно подождать и снаружи, но она устала, очень хотелось присесть, укрыться от ветра и моросящего дождя.

Войдя, она остановилась сразу за порогом, только сместилась в сторону, чтобы не загораживать свет. Окошек не было вовсе. Когда глаза ее привыкли к тьме, она разглядела очаг в середине, стол, какие-то полки с горшками, широкую скамью-лежанку, вроде бы ларь в углу – и все. У входа были свалены дрова – сушняк, наломанные сучья.

– Жаль, подкрепиться здесь нечем. – Кетиль с сожалением огляделся. – Вода, если захочешь пить, там, – он махнул рукой в стену, – в распадке есть ручей, видать, она туда ходила за водой. А я пойду назад, гляну, как там дела.

Он с неохотой поднялся с ведьминой лежанки и поковылял к двери.

– Не уходи никуда, – велел он, оглянувшись. – Я разведаю, за кем остался верх, и приду за тобой. Тогда и подумаем, как дальше быть.

Он вышел. Гунхильда выглянула в дверь, но его рядом уже не было – нищий растворился в ельнике, ушел под землю, как тролль.

Она прошла к лежанке и села на краешек. Дверь закрывать не стала, чтобы не остаться в полной темноте. Сердце успокоилось, настала тишина. Полная тишина леса: если послушать такую несколько мгновений, начнет казаться, что и тебя самого вовсе здесь нет. Гунхильда глубоко вдохнула. В избушке пахло затхлостью и прелью – она была необитаема уже несколько месяцев, запах дыма, живого человека совсем выветрился. Это если считать, что ее прежняя хозяйка была живым человеком…

Где же теперь Ингер? Удалось ей найти где-то укрытие, или ее схватили норвежцы? Нет, женщина в длинных ярких одеждах, хорошо заметная и среди деревьев, и среди своих служанок, убежать от мужчин не могла. И если ее не спасло чудо… Но едва ли боги так расщедрились, что послали по чуду каждой из них. Что же будет с бедной Ингер? С Эймундом? Он не вынесет, если его жена попадет в руки Хакона, он немедленно оправиться ее спасать…

Эймунд… Отец… Горм… Харальд… Все, кто был ей дорог, в эти мгновения яростно бились с войском норвежцев. Звуки боя не могли долететь на такое расстояние, но Гунхильда отчетливо сознавала, что сейчас решается и ее судьба. Что с ней станется, если… Если ее отец и брат погибнут, это еще не будет гибелью Южного Йотланда – Кольцо Фрейи у нее. Гунхильда в испуге вцепилась в собственное предплечье и с облегчение вздохнула – браслет был на месте, она не потеряла его во время бешеного бега через лес.

Гунхильда вынула из-под рукава свое сокровище и положила на колени, любуясь переплетениями сквозного узора. Алые самоцветы в чашечках цветов сейчас казались черными, а сама браслет, удивительно искусное драгоценное изделие, был как слеза солнца, случайно упавшая во тьму подземелья. Что же будет? Если отец и Эймунд погибнут… Если Горм окажется разбит… Кетиль выведет ее отсюда, наверное, поможет добраться до фьорда Сле: к счастью, туда можно попасть по суше, вдоль Ратного Пути. Надетых на ней колец и ожерелий с избытком хватит, чтобы купить в какой-нибудь усадьбе лошадей, оплатить ночлег и еду, даже нанять кого-нибудь для охраны по пути. А дома хёвдинги Хейдабьора поддержат ее, тем более что она – Госпожа Кольца, и Кольцо Фрейи она сохранила.

Но женщина не может править страной одна, ей нужен муж, конунг! А она… Гунхильда опустила голову: даже то, что Южный Йотланд останется без конунга, волновало ее сейчас гораздо меньше, чем то, что она может потерять Харальда! Собственная судьба заслонила все прочее. Если ее родичи погибнут, она сама отдаст Южный Йотланд Горму или его наследнику. Если нет больше Инглингов, Кнютлинги – лучшие вожди, которым ее родной край может себя поручить. Только бы Харальд был жив! Он не может погибнуть, ее Тор, тот, кто придает миру устойчивость. Другие мужчин по сравнению с ним казались лишь бледными тенями, и никогда она не найдет иного мужа, которого смогла бы полюбить.

Но не только норвежские мечи грозят ему гибелью. Горм рассказывал ей, как умирала Хлода и какие нехорошие гости при этом присутствовали. Одна ведьма охотилась на Харальда с детства, а другую, ее дочь, позвала его наложница, чтобы принести ему гибель. Нетрудно догадаться, почему это так. Любой из нынешних правящих родов – и ее собственный, и Кнютлинги, и шведские Инглинги, и норвежские короли, потомки Прекрасноволосого, – по пути к успеху одолели за века множество соперников, таких же племенных вождей, но менее удачливых. Страшно подумать, сколько они совершили убийств, предательств, сколько чужих родов стерли с груди богини Йорд, сколько домов сожгли со всеми обитателями. Сколько проклятий овдовевших жен, осиротевших сестер, дочерей, матерей обрушивалось на них! Предсмертных проклятий гибнущих врагов! Сколько раз они продолжали свой род при помощи жен, взятых как пленницы, после убийства всех родичей-мужчин, так что в кровь нового поколения с рождения, с зачатия, нередко насильственного, закладывалась жгучая ненависть к самому себе! И Харальд шел тем же путем – его жена Хлода была взята как пленница. И все эти годы она таила в себе ненависть, призывала к нему злых норн, которые и так уже сторожили его.

Гунхильда обеими руками вцепилась в Кольцо Фрейи, вглядываясь в переплетение золотых ветвей, будто пытаясь найти среди них добрый совет. Наверное, так же сияют золотом ветви и листья Иггдрасиля, могучего мирового дерева, у корней которого бьет священный источник мудрости, а рядом собираются боги и садятся норны, чтобы ткать нити человеческих судеб и резать жребии – кому добрый, кому худой…

Вокруг была полутьма – как самое начало короткой летней ночи, когда солнце где-то близко, но его не видно, когда вроде бы светло, но странный призрачный свет делает все вокруг каким-то необычным, будто под водой. Огромный ствол уходил вверх, и хотя Гунхильда ясно слышала шум ветвей, она даже не поднимала голову, пытаясь увидеть ветви – это так же невозможно, как нельзя обычному человеку, стоя на земле, заглянуть за облака. Перед ней бурлил источник, но окружавшие его камни были пусты. Боги завершили совет и разъехались по делам, и норны не сидели на траве со своими прялками.