Кольцо Фрейи

***

Кетиль Заплатка давно отстал – сел прямо на мох, уронив рядом свою палку, и безнадежно махнул рукой: иди сам, я больше не могу. Харальд едва оглянулся и устремился дальше. Дорогу он помнил. А если бы не помнил, то снес бы к троллям весь этот проклятый ельник. Даже усталость после битвы не могла его остановить.

Войско Хакона оттеснили обратно к морю: отряд под предводительством Эгиля Паука, не участвовавший в общем сражении, прикрывал норвежцев, пока они садились на корабли, и пал весь целиком. Половина судов осталась на берегу: для них просто не хватило гребцов. Стяг Хакона еще трепыхался на ветру, будто Сигурд-Георгий воинственно грозил мечом остающимся. Иные из датских хёвдингов хотели посадить людей на вражеские корабли и пуститься вдогонку, но Харальд отверг это предложение. От его войска тоже осталась половина. Люди были измучены, изранены. Никого из соратников-вождей он не видел и уже послал их разыскивать. Стяг Олава нашли – он виднелся ярко-синим краем из-под тела убитого знаменосца. Тело Горма долго искать не пришлось – его люди видели гибель конунга и уже вынесли его с поля. Харальд подошел туда, когда норвежцы отчалили и он смог вновь повернуться лицом к своей земле.

Между плечом и шеей Горма зияла страшная рана, залитая черной засохшей кровью. Но лицо его было спокойно, почти радостно, как будто перед смертью он увидел что-то необычайно отрадное. Харальд стоял, свесив голову, ветер теребил его упавшие на лицо светлые волосы. Хирдман молчали, столпившись вокруг тесным кольцом.

– О такой смерти любой конунг может лишь мечтать! – сказал наконец Регнер, тоже осунувшийся, опирающийся на обломок копья. – В палатах Валгаллы Один с радостью примет нашего старого конунга. Но так как не годится данам оставаться без конунга хотя бы на один день, мы должны немедленно найти себе другого.

– Далеко ходить не придется! – Бродди поднял глаза на Харальда. – Да славен будет Харальд сын Горма, конунг данов!

Хирдманы закричали, еще нестройно, но с оживлением. Принесли щит, Харальд встал на него, и четверо хирдманов подняли его на уровень плеч, чтобы все, кто выжил после битвы, знали: у данов есть уже конунг, достойный преемник прежнего! Осталось найти женщину, что вышьет ему собственный новый стяг.

Сойдя наземь, Харальд велел выставить дозор у моря, а остальным собирать раненых, которым еще можно оказать помощь. Он и сам ходил по полю, пока не нашел Олава и Эймунда – один лежал поверх другого. Дядя и племянник, последние из йотландских Инглингов, ушли в Валгаллу вместе. И тела обнаружились совсем не там, где им полагалось бы… Харальд вздохнул: Олав и здесь явно шел впереди. Будь у него ума столько же, сколько сил и отваги – получился бы величайший герой! Но зато он умер так, как всегда хотел.

Гибель Эймунда искренне огорчила Харальда. Несмотря на все их раздоры, он не мог не уважать младшего Инглинга, а к тому же боялся представить отчаяние Ингер. И, подумав о сестре, он решил вернуться в усадьбу – там ведь тоже нужно готовиться к приему раненых и уцелевших.

В усадьбе его встретила растерянная челядь. Норвежцы Эгиля Паука на обратном пути подожгли было одно из строений, но слишком спешили вернуться к своим, и пожар удалось потушить – мокрая солома крыши горела плохо. Но кроме челяди, никто не вышел ему навстречу.

– Где женщины? – Харальд в беспокойстве огляделся. – Моя сестра, где Гунхильда?

– Йомфру убежали… – бормотали старые служанки, недостаточно легкие на ногу, чтобы последовать их примеру. – Здесь были норвежцы. Молодые госпожи убежали в лес, те гнались за ними…

Харальд похолодел. Пока они там воевали на поле, женщины в усадьбе остались беззащитны. Но кто мог подумать, что Хакон пойдет на такую подлость?

Он выбежал за ворота. На поле было пусто.

– Где молодые госпожи? – заорал он так, что его услышали во всей усадьбе сразу. – Ингер! Гунхильда! Кто-нибудь их видел?

– Я видела, норвежцы несли плащ и худ йомфру Гунхильды, – подала голос одна из служанок.

– А ее саму? – Харальд схватил ее за платье на груди.

– Не знаю… – Та в испуге сжалась. – Я видела ее синий плащ и ее белый худ, она в них убежала. А потом фру Ингер велела рассыпаться, чтобы не бежать всем вместе, и мы все разбежались в стороны, и они тоже. Побежали в лес. А потом… я не знаю, я пряталась.

– Я тоже видел плащ йомфру, – подтвердил один из рабов-водоносов. – Норвежцы бегом бежали из лесу и несли его. Самой йомфру я не видел.

Харальд немедленно приказал всем, кто есть в усадьбе, до последнего старика идти в лес и искать. Велел выпустить собак, но те не могли взять след, затоптанный десятками ног.

Вооружившись факелами, челядь и сколько-то хирдманов, кто не был ранен, устремились через поле в лес. Шагах в двадцати от опушки нашли Грима управителя: он был ранен в двух местах и лежал за кустами, перетянув рану на бедре обрывком своего подола, а глубокий порез в плече зажимая ладонью.

– Конунг… – с облегчение простонал он, увидев Харальда. – Фру Ингер… вы нашли ее?

– Где она? – Харальд порывисто наклонился к нему.

– Ее схватили норвежцы. Поймали здесь недалеко, она зацепилась за ветку, и ее схватили. Она дралась с ними, как бешеная, но они ее скрутили и унесли на руках.

– Куда унесли?

– Туда. – Грим слабо кивнул в сторону моря. – Я больше ничего не видел.

– А… вторая девушка? Гунхильда?

– Она сперва убежала в лес, потом я видел, как она мчалась вдоль опушки – так мчалась, будто у нее восемь ног. Потом видел, два норвежца несли ее плащ и белый худ.

– А она сама?

– Ее саму я не видел.

– Я могу сказать тебе, где вторая девушка, – вдруг раздался рядом голос.

Резко обернувшись, Харальд увидел Кетиля. Нищий выглядел усталым, тяжело дышал, кашлял и покачивался, хоть и опирался напалку.

– Ты знаешь это место. Ты был там раз, летом еще. Помнишь избушку…

– В ельнике? – сразу понял Харальд. – За стоячими камнями?

– Да, она там.

– Откуда ты знаешь?

– Как же мне не знать, коли я сам отвел ее туда и просил никуда не уходить?

– Пойдем!

Они пустились через лес, так быстро, как позволяли усталые ноги хромого, но вскоре Кетиль сел на поваленное бревно среди мха, выронил палку.

– Ты теперь знаешь дорогу, – кашляя прохрипел он. – Не собьешься с пути. А я… свое дело сделал.

Впрочем, Харальд уже не нуждался в проводнике. Он бежал так, будто мог не успеть к уходящему кораблю – последнему кораблю в вечность. За прошедшие часы он осознал, что произошло. Олав и Эймунд мертвы, Горм погиб… как и Тюра. Ингер увезли. Он, Харальд, остался один из всего своего рода, не считая двух маленьких детей. Опустел дом, погас очаг, остынет зола. Жилье без женщин – стылая могила, а он потерял даже Хлоду. Но и Гунхильда тоже осталась одна. Хакон был общим их врагом, и Гунхильда была последней, что судьба позволила ему сохранить. Казалось, не окажись ее там, в той избушке – и он останется один в мире. Навсегда.

Харальд сбавил шаг, продираясь сквозь ели. Сгустились сумерки, второпях он потерял и без того едва заметную тропинку, но знал, что цель близка, это должно быть где-то здесь. Продвигаясь вперед, между стволами и валунами, перелезая через бурелом, он все время оглядывался, боясь пропустить низкую дерновую крышу.

И вдруг где-то сбоку мелькнул огонек. Харальд сразу успокоился и пошел медленнее. Огонек рос, становился ярче, и вот показался крошечный домик, будто выросший из мха, дерева и валунов, не совсем отделившийся из мира природы, застрявший на грани человекого обжитого и троллиного дикого мира. Но дверь была отворена настежь и внутри пылал огонь – как в том доме, куда зашел сам Один, странствуя по миру, чтоб населить его людьми.