Кольцо мечей
Шрифт:
— Хорошо, — ответил Эттин Гварха.
Зазвонил аппарат внутренней связи. Ответила Апци. Вейхар привел Анну. Пер посмотрела на меня.
— Выйди туда и попроси ее немного подождать. Сначала мы должны разобраться с этим. Скажи, что ей нечего опасаться. Ей не причинят вреда. Я обещаю.
— Обещают женщины Эттина, — сказала Эттин Петали.
Анна была в прихожей. Я все время забываю, что Анна вовсе не атлетического сложения. Что-то в ней сбивает меня с толку, хотя мне трудно подыскать этому определение. Увлеченность? Сила характера? Несгибаемость? В любом случае, Анна обычно выглядит более внушительной,
Но только не в этот момент. В низком широком хварском кресле она казалась испуганной и маленькой. Рядом стоял Вейхар.
— Что происходит? — спросил он на языке Эйха и Ахары.
— Тебе попозже объяснит Эттин Гварха, если сочтет нужным.
Он встревожился.
— Что мне надо делать?
— Остаться здесь. Составить компанию Анне и присмотреть, чтобы она не ушла.
— Она арестована? — спросил он шокированно.
— Нет. Но первозащитник и женщины Эттина не хотят, чтобы она бродила по станции.
Он, видимо, недоумевал, но промолчал.
Анна подняла голову. У нее был оглушенный вид, словно у зверька, попавшего в луч яркого света.
— Меня послала Эттин Пер, — сказал я по-английски. — Вам нечего опасаться. Вам не причинят никакого вреда.
Вейхар вздрогнул при слове «вред». Анна не шевельнулась.
— Она хочет, чтобы вы подождали тут, пока мы не выясним некоторые другие вопросы. Поверьте, вы можете положиться на ее слово.
Анна снова никак не прореагировала.
— Не помню, упоминал ли я прозвище Гвархи? Их у него несколько, но это дружеское, его можно употреблять при нем, и при мне — «Человек, которым командуют его тетки». Он ничего не сделает вопреки женщинам Эттина.
— Вы успокаиваете меня, словно маленького ребенка.
— Это вышло случайно. Прошу прощения.
— Вы сказали, что мне ничего не угрожает. А вам?
— Не знаю. Мне ничего не обещали. Но это моя проблема, не ваша.
— Ники, — сказал Вейхар, — происходит что-то скверное. Но что?
— У меня нет времени объяснять. Пригляди за Анной. — И я ушел.
Гварха и его родственницы все еще сидели в расставленных кольцом креслах в комнате без окон и терпеливо ждали. Только бабушка не излучала спокойствия.
— Все сделано, — сказал я Пер и сел.
— Благодарю тебя. — Она сложила руки и посмотрела на сестер. — У нас не было возможности обсудить положение, но…
— Начну я, — объявила Эттин Петали громким и решительным голосом. — И я не стану обсуждать ошибки и недостатки Сандерс Никласа. Предоставляю это другим. Я начну с моего внука. — Она повернулась в кресле и бросила на него испепеляющий взгляд. — Ты поместил подслушивающие устройства в комнатах женщин. Ты сознательно втянул женщину в борьбу мужчин. Это постыдно, Гварха.
— Она не принадлежит к Людям, — сказал генерал.
— Опасный довод, — заметила Эттин Сей.
Он опустил глаза, потом обратил их на бабушку.
— А что нам делать? Как поступать с людьми, которые не умеют вести себя? Если они вообще люди.
— Позволено ли мне говорить? — спросил я.
— Да, — сказала Эттин Петали.
Я посмотрел прямо в глаза генералу.
— Вы считаете, что я личность?
— Ты меня предал.
— А чего ты ждал от Ники? — вмешалась Эттин Пер. — Что он предпочтет тебя женщине и родственнице? Ты ждал, что он будет стоять, опустив руки, когда женщине Переса
будут угрожать? Мне ясно, что ты ей угрожал.— Угрожал уже после того, когда она получила информацию от Ники, потому что он снабдил ее этой информацией. Предал он меня не потому, что ей угрожали.
Бабушка презрительно фыркнула.
— Сейчас время войны. Мужчины предлагали меры, которые угрожают жизни всех человечьих женщин и детей. И ты ждал, что он ничего не предпримет? Так кем же ты считаешь своего возлюбленного?
— Сказать тебе, как это выглядит? — спросила Эттин Сей. — Так, словно ты считаешь, что для Ники не должно существовать ничего кроме тебя.
— Нам не следовало разрешать им жить вместе, — сказала Апци. — Посмотрите, к чему это привело? Что мешало Гвархе найти приятного юношу из симпатичного нам рода?
Наступило молчание. Женщины Эттина словно испытывали смущение. Я не мог решить, личное ли это мнение Апци, или она высказала вслух то, что думали они все.
Наконец молчание нарушил генерал.
— Ты задала вопрос, бабушка, и я отказался на него отвечать. Но отвечу сейчас. Ты спросила, полюбил ли я Ники из-за его глаз. Нет. И не из-за его волос. Когда я увидел его, они были цвета меди и сверкали даже в свете станционных плафонов. Если бы я увидел их в лучах солнца какой-нибудь планеты, то, наверное, ослеп бы. И не за его странную голую кожу, которая всегда вызывает во мне нежность — ту нежность, которую вызывает беспомощность ребенка. Но все это не играло никакой роли, как и прочее, что в нем чуждо нам и необычно.
Он сделал стратегическую паузу и продолжал:
— Назвать ли вам пять причин? Ведь в старинных сказаниях все пятерично. Во всяком случае было.
— Да, — сказала Эттин Петали.
— Он умен, хотя и не всегда так, как умны Люди. Он любознателен — даже сейчас, когда его должны были бы укротить страх и стыд. Последите, как он прокручивает все у себя в мозгу и смотрит то на одну из вас, то на другую. Он никогда не утрачивает любопытство к тому, что происходит вокруг.
Женщины послушно поглядели на меня, а я поглядел на пол.
— Он никогда не сдается. Думаешь, он отступает, а он просто занимает новую позицию, чтобы переждать, либо найти новый способ сопротивляться или атаковать. Я видел его в комнате допросов. Если существует достойная форма рахаки, то это она. И он не хочет ненавидеть. Ему даже не нравится сердиться. Когда я пришел навестить его в тюрьме, он охотно разговаривал со мной, хотя знал, что и я участник того, чему его подвергают.
(Мне не слишком хочется признаваться в этом, но я изнывал от скуки, а ты был куда интереснее технарей, с которыми я сидел в тюрьме. Но эта речь мне очень дорога, и я постарался записать ее слово в слово так, как ты говорил.)
— Это четыре причины, — сказала Эттин Петали.
— У меня была еще одна, но ее больше нет.
Эттин Сей наклонилась вперед.
— Ты хорошо сказал, Гварха, и теперь понятно, почему ты выбрал Сандерс Никласа вместо кого-нибудь более подходящего. Но это не объясняет, почему ты считаешь, что быть верным он обязан исключительно тебе. Ни от одного из мужчин среди Людей ты бы ничего подобного не требовал.
— Ты полагал, что раз ты его любишь, а он чужак, задержанный внутри наших границ, и совсем один, то у тебя есть право… — Пер замялась.