Колдовской круг

Вместо асфальта — неровная мостовая, не для шпилек современных модниц. Тротуара нет, с двух сторон — подобие узких желобов, заполненных серо-бурой дрянью. Вдруг передо мной мгновенно пронесся водопад, и я в испуге отскакиваю в сторону. Замечаю на втором этаже в открытом окошке круглолицую девицу с каким-то широкогорлым жбаном в руках. Теперь я понимаю, каково происхождение гадости, заляпавшей мостовую и стекающей по желобам, и меня передергивает от отвращения. Хотя мне-то что, астралу-менталу? Ноги в дерьме и помоях не запачкаю, вони не ощущаю, но все же неприятно.

Слышу цокот копыт, в конце улочки показывается карета, запряженная четверкой лошадей попарно. Карета полностью перегораживает улочку, и когда она неспешно проезжает мимо, я в испуге прилипаю к стене. На передней лошади сидит форейтор [17] — мужчина в широкополой шляпе, в руках у него факел, хотя уже довольно светло. Поравнявшись со мной, лошади всхрапывают, словно чуют мое присутствие, и мне вспоминаются слова песни: «…косит лиловым глазом». Неуклюжая деревянная карета скрипит и раскачивается. Несмотря на то, что мне, астралу, материальные тела не могут причинить вреда, все равно терпеливо ожидаю, пока карета проедет мимо. Узкое окошко плотно закрыто занавеской, карета до середины заляпана жирной грязью, видимо, даже корявые мостовые тут редкость, больше грунтовых дорог, раскисающих после дождя.

17

Форейтор (нем. vorreiter, от vor — впереди и reiter — всадник) — кучер, сидящий на одной из передних лошадей, запряженных цугом.

Мне очень помогло то, что я ознакомилась с картой города, — ориентироваться здесь довольно просто: большинство улиц начинаются от центральной Рыночной площади и тянутся к городским воротам, которых всего четыре. А вот в многочисленных узких переулочках, более похожих на щели между домами и имеющих невероятные конфигурации, можно заблудиться, словно в лабиринте.

По пути попадаются прохожие: серые личности с перекошенными лицами, как будто сошедшие с картин Иеронима Босха. Подобные костюмы в кино выглядят более живописно и красочно. В жизни они грязные и поношенные. Через десять минут я оказываюсь на центральной площади и не узнаю ее, хотя многие здания этой эпохи сохранились до наших дней. Площадь теперь гораздо меньше, несколько сместилась в сторону и имеет вытянутую, эллипсовидную форму. Аббатство Меркуриале оказалось за пределами площади, его заслоняют жилые дома, но оно угадывается по остроконечной крыше церкви и кампаниле [18] , гордо вздымающейся ввысь. Ратуша стала меньше, приземистее, я узнала ее лишь по башне с часами. Напротив — каменные портики рынка, а рядом с ними — деревянные лавки. Палаццо городской знати выглядят роскошнее и их значительно больше, чем в наше время.

18

Кампанила (итал. campanile — колокольня) — в итальянской архитектуре Средних веков и Возрождения квадратная (реже круглая) в основании колокольня, как правило, стоящая отдельно от основного здания храма.

Город только просыпается, а в рыночных рядах уже вовсю кипит жизнь: раскладывая товар, торговцы громко переговариваются между собой. Я едва удержалась от соблазна пройтись по торговым рядам, но шопинг для астралов — занятие бессмысленное, да и не для этого я здесь нахожусь. За площадью, вдали, видны зубчатые стены и круглые башни внутренней городской крепости — Рокка ди Равальдино. Особенно грозно смотрится вздымающаяся выше всех главная башня — донжон. Она имеет четырехугольную форму, и в ее силуэте есть нечто хищное, напоминающее нахохлившегося орла, который высматривает добычу.

Люди, прогуливающиеся по площади, очень отличаются от тех, что встречались мне по пути: они выглядят живописнее, наряды пестрят красками и драгоценностями и весьма нелепы. У мужчин длинные с узкими загибающимися носками туфли, в которых резво не побежишь — это то же самое, что бегать с лыжами на ногах; плотно обтягивающие ноги брюки-чулки, состоящие из двух половинок, часто разного цвета, с выпуклым мешочком-гульфиком для мужского достоинства; короткие камзолы, линия низа которых повторяет зубчатый верх крепостной стены; буфы выше предплечий и пристегивающиеся рукава, такие длинные, что даже волочатся по земле. Местные модники щедро обвешаны золотыми, серебряными цепочками и множеством колокольчиков, издающих при движении мелодичные звуки. Догадываюсь, что это городская знать — дворяне и зажиточные горожане. Они громко разговаривают между собой, смеются, показывая всем своим видом, что они важные особы. Из женщин попадаются только простолюдинки, по-видимому служанки, спешащие с пустыми корзинами на рынок. У них колоколообразные платья, на головах чепчики, полностью скрывающие волосы.

Как себя ни убеждаю, мне все равно не верится, что это реальность, а не происки киношников, подготовивших декорации для съемок фильма о Средневековье. Наконец я подхожу к конечной цели моего путешествия — дворцу Подеста. Здесь обитает графиня Катарина Сфорца с любовником Джакомо Фео.

Внешне дворец Подеста в XV веке сильно отличается от того, который я видела в XXI. Теперь он смотрится как настоящий дворец, а не сжатый со всех сторон трехэтажный домишко. Он очень нарядный и стоит особняком. На месте будущего Палаццо Альбертино — большой ухоженный сад. Дворец и сад окружает металлическая ограда, напоминающая частокол пик, а у ворот охрана — двое солдат в приталенных коротких кафтанах, надутых шортиках с гульфиками и цветных панталонах. Их можно было бы принять за клоунов, если бы не их зверские заросшие физиономии, алебарды и длинные кинжалы на поясе. Это наемники, «солдаты удачи», так как регулярной армии в это время еще нет. Верность командиру гарантировала своевременная оплата воинских услуг.

Хорошо, что мне не требуется спрашивать у них разрешения пройти. Я проскальзываю мимо них, дружески похлопав самого страшного по щеке. Интересно, как он отнесся бы к такой фамильярности, если бы я внезапно стала видимой?

Внутри дворца — анфилада комнат, стены задрапированы шелком разных цветов. Как при уборке они обходятся без пылесоса?

Я поднимаюсь на второй этаж, прохожу по широкому коридору с естественным освещением — свет проникает сюда через широкие мозаичные окна. Вот и комната, которая мне требуется, и, чтобы туда попасть, астралу не надо пользоваться дверью.

Большую часть комнаты занимает громадная кровать под зеленым балдахином, сейчас ткань поднята и собрана с помощью золотистых шнурков. Обстановка простая: шкаф с посудой, большой коричневый сундук, небольшой резной столик и два стула.

Хозяйка, молодая девушка лет двадцати, в длинной шелковой рубашке-котт стоит посреди комнаты; служанка с рябым от оспы лицом помогает ей облечься в платье-роб, а затем надевает верхнее бархатное платье-сюркотт цвета граната с вышитыми крупными цветами. Служанка сзади шнурует платье-роб, прилагая для этого немало усилий.

Девушка чуть ниже среднего роста, с приятными чертами лица, крупным открытым лбом и чересчур печальным взглядом. Ее длинные золотистые волосы собраны сзади в большой узел и покрыты симбиозом колпака и платка, лицо прикрывает легкая темная вуаль. Это Луиджина Бонатти, с ней мне предстоит делить одно тело на двоих, к счастью, довольно неплохое.

Я с любопытством рассматриваю свое новое тело. Нельзя сказать, что Луиджина хрупкого сложения, скорее наоборот, однако она не тяжеловесная и очень подвижная. Не писаная красавица, но лицо привлекает молодостью и здоровым цветом, особенно когда оживляется улыбкой, в которой открываются великолепные белоснежные зубы. Глаза большие и очень выразительные. У нее небольшой прямой носик и легкая припухлость губ.

Из прочитанного файла-задания мне известно, что ее супруг, Джованни Бонатти, погиб, и это обязывает ее носить вдовью вуаль. Бедняжка! Из трех лет супружеской жизни она прожила вместе с мужем едва ли полный год, остальное время он провел за пределами Форли. Сначала он служил Венецианской республике, затем ее врагу, миланскому герцогу. Перейдя под знамя папского войска, он сблизился с графом Джироламо Риарио. Когда тот лишился должности гонфалоньера и удалился в свое поместье, Джованни вновь отправился искать счастье в Венецианскую республику, где нашел свою смерть, оставив вдову почти без средств, так как богатства своей службой он не заработал. В наследство ей достался дом в городе, где первый этаж она сдает внаем — там размещается сапожная мастерская. Луиджина должна постоянно находиться при графине, будучи ее фрейлиной, поэтому большую часть времени проводит в графском дворце, где у нее есть личные покои.

Я медленно приближаюсь к девушке. Она ничего не подозревает, смотрит в зеркало, которое перед ней услужливо держит служанка. Я очень волнуюсь, так как это мой первый опыт вхождения в чужое тело. Закрадывается тревожная мысль: «Вдруг не получится?»

Заслоняю собой зеркало, как может заслонить его эфемерное, невидимое тело, и ловлю ее взгляд. Вижу, что у нее расширились зрачки, словно она меня заметила, но это невозможно!

Свет меркнет, я ощущаю обволакивающее тепло. Слышится негромкое жужжание, будто вокруг меня роится туча августовских мух, потом начинаю различать отдельные слова и понимаю: это мысли девушки. Это необычно, интересно, но, как ни напрягаюсь, не могу из услышанного составить даже одну имеющую смысл фразу. Только отдельные слова, а в целом какая-то абракадабра. Если не сосредотачиваться на этих звуках, они мне не мешают, лишь создают звуковой фон.