Колдовской круг

— Хорошо, ступай, Луиджина, — сказала Катарина и вновь стала ворковать с Джакомо Фео.

Выходя, Луиджина бросила на них взгляд, от которого спина мужчины окаменела. Или мне это только показалось?

Луиджина покинула комнату, спустилась по лестнице и вышла из дворца. Ее платье не подходило для передвижения пешком по улочкам города, мягко говоря, не блещущим чистотой, да еще и ухабистым, но она упорно шла, придерживая подол руками, но все равно нижняя часть платья вскоре была в грязи. Обычно, когда Луиджина изъявляла желание ночевать дома, графиня предоставляла ей карету, отвозившую ее и забиравшую утром, но на этот раз девушка не обратилась к своей госпоже с такой просьбой.

Придя домой, Луиджина не стала отправлять служанку за лекарем, как сказала графине, а велела ей приготовить таз с водой и совершила омовение всего тела. Эта обычная для нас процедура в Средневековье даже знатными сеньорами проводилась нечасто, а простолюдинами так и вообще всего несколько раз в год. Поэтому знать увлекалась духами и ароматизирующими мазями, которые должны были замаскировать запах немытого тела. После омовения Луиджина с помощью служанки надела одежду простолюдинки: длинную грубую нижнюю рубаху, широкую, но менее длинную юбку, подобие безрукавки со шнуровкой спереди, передник и спрятала роскошные волосы под простой чепчик. Служанка ничем не выказывала своего удивления странной прихотью госпожи, так что было понятно, что она проделывала это не раз. Луиджина достала из сундука черную шкатулку, вынула из нее кинжал с тонким узким лезвием и спрятала его под одеждой. Это мне совсем не понравилось: выходит, встреча, к которой она готовилась, небезопасна. Может, не стоит ей идти на встречу, которая неизвестно чем может закончиться? Но желание понять, что происходит, было таким сильным, что я решила не препятствовать ей.

На улице Луиджина ничем не отличалась от других простых горожанок, не привлекала внимание, как было, когда она шла из дворца в роскошном платье.

Путь Луиджины был недолог, она дошла почти до городской стены и остановилась недалеко от ворот башни Скиавони, у небольшого двухэтажного дома, зажатого с обеих сторон трехэтажками. Я ощутила, как у нее учащенно забилось сердце.

Посмотрев по сторонам и убедившись, что никто за ней не наблюдает, она достает ключ и открывает дверь. Внутри темно, но она прекрасно ориентируется и поднимается по скрипучей лестнице на второй этаж. Здесь значительно светлее. В коридор выходит три двери, она открывает среднюю и входит в комнату. Первое, что бросается в глаза, — это стол, на котором стоит несколько блюд с едой, накрытых льняным полотенцем, чтобы уберечь их от любопытных мух. Чуть поодаль стоит роскошная резная деревянная кровать под балдахином. Она не вписывается в интерьер скромного жилища, ей место во дворце.

Луиджина присаживается на стул с высокой, неудобно прямой спинкой, зажигает перед собой свечу и начинает едва слышно читать молитвы, одну за другой, в паузах между ними она тяжко вздыхает. Мне понятно, что это тайное любовное гнездышко, где она ожидает любовника. Но кого?

Вдруг внизу хлопает дверь и кто-то быстро поднимается по лестнице. Дверь в комнату распахивается и входит мужчина в темном плаще и надвинутой на глаза шляпе. В одно мгновение шляпа и плащ летят в сторону, и перед моим изумленным взором предстает Джакомо Фео, на нем бирюзовый колет, а на поясе висит длинный кинжал.

— Ты пришел, любовь моя! — радостно воскликнула Луиджина. — Ты по-прежнему любишь меня!

— Я пришел, чтобы сказать, что мы должны расстаться! — жестко произнес Джакомо, недовольно хмурясь. — Наша связь не принесет добра ни тебе, ни мне, если графиня о ней узнает. Тебе известно, что она мстительна и жестока, и месть ее будет страшна.

— Ради нашей любви я готова на все! — мужественно сказала Луиджина. — Для меня страшнее самой лютой смерти — лишиться твоей любви!

— Ты не знаешь, что такое месть оскорбленной женщины!

— Ради тебя я вытерплю любую боль!

— Но мне это не нужно! Наши пути расходятся, и я больше сюда не приду!

— Почему же ты сейчас пришел?! Передал бы письменный ответ через мою служанку, которая принесла тебе мое письмо.

— Именно из-за твоего письма я и пришел. Ты написала, что хочешь вскоре исповедоваться своему духовнику, признаться ему во всем и уйти в монастырь. Но ты забываешь, что духовник у тебя и у графини один!

— А как же тайна исповеди?

— Не думаю, что падре будет молчать, возможно, прямо он не скажет, но попытается дать понять графине, что между нами были любовные отношения. В этом городе все ненавидят меня, завидуют моему успеху и тому, что графиня избрала меня. А если еще узнают, что я стал законным мужем графини…

— Вы обвенчались? — едва слышно спросила Луиджина.

— Да, тайно, две недели тому назад. Графиня носит под сердцем ребенка от меня.

— Если бы я раньше об этом знала!.. — горестно воскликнула Луиджина.

— Когда раньше? Ведь наши с тобой любовные отношения начались восемь лет назад, когда еще был жив твой муж, а графиня даже не подозревала о моем существовании.

Мне было очень жаль Луиджину, передо мной разыгралась заурядная драма всех времен и народов, каких хватает и в наше время. При всем моем сочувствии к Луиджине я как-то не могла осуждать красавца Джакомо. В нем было что-то демоническое, заставляющее женщин терять разум, бросаясь в огонь любви. Наверное, и я не устояла бы перед его чарами и кинулась в его объятия, не думая о последствиях. Луиджина словно прочитала мои мысли, она вскочила и обвила руками шею Джакомо, рыдая.

— Бедный мой Джакомо! Я люблю тебя и отпускаю! Я никогда и никому не скажу о нас: все это умрет во мне. Но я не смогу находиться рядом с тобой и графиней. Она сделала для меня много хорошего, а я ненавижу ее и желаю ей смерти. Господи, вразуми меня, спаси от происков сатаны! Я желаю вам счастья и удаляюсь. Время, молитва и расстояние излечат мою раненную любовью душу.

Джакомо заключил Луиджину в объятия, в которых ощущалась едва сдерживаемая страсть.

— Любовь моя, Луиджина! Прости меня, но у нас с тобой разные жизненные пути. Я ощущаю сквозь одежду твое тело, и моя душа рвется к тебе.

Я почувствовала, что рвется не только душа, но и кое-что еще. Это нервировало, я не ожидала, что, став астралом, обитающим в чужом теле, буду переживать подобные эмоции.

— Я так соскучился по тебе, по звездам в твоих глазах, по твоим жарким ласкам и успокоительной прохладе тела! Хочу забыться в твоих объятиях! — Джакомо явно распалился, все крепче обнимая Луиджину.

— Джакомо! Мой любимый Джакомо! — простонала Луиджина, буквально тая в его объятиях.

Я ощутила бурю чувств, переполнявших Луиджину, ненавидя ее и завидуя ей. «Неужели я такая завистливая?»

— Я умирала без тебя, все время думала о тебе в ожидании встречи. Было мучительно видеть тебя с графиней, знать, что она ласкает тебя ночами!

Джакомо закрыл ее уста поцелуем, легко поднял на руки и понес к кровати под балдахином. Я почувствовала себя третьей лишней в этом потоке страсти, но при всем желании не могла выйти в другую комнату. Он помог Луиджине освободиться от множества ее одежек, и это действо завело его до предела. Благодатные XX и XXI века, когда женщины носят мини, а нижнее белье — нечто условное; это облегчает мужчинам жизнь, спасая от сложностей прошлых эпох под названием «разбери елку». Джакомо впился в губы девушки, и неожиданно я ощутила солоноватый вкус его губ. Его красивое обнаженное тело поражает гармонией и силой, напоминая пропорциями скульптуры Микеланджело. «Я заняла место Луиджины! Для чего?!» — я знаю, что не права и не стоило этого делать, но благоразумие покинуло меня. В нем ощущалась невероятная энергия страсти. Порывы этого мужчины пробудили во мне чувственность, и в какое-то мгновение мне показалось, что не Луиджина, а я таю в объятиях Джакомо, сгораю от любви к нему. «Любви?

Разве это возможно?» — мысль унеслась чайкой в неизведанные дали океана. «Что со мной, что со мной?» — повторяю сама себе, но ответ мне не нужен, я хочу лишь одного: чтобы это блаженство длилось вечно. Его яростная энергия сменилась нежностью, он, едва касаясь, целует мои глаза, шею, и моя кровь превращается в расплавленный свинец, а он уже ласкает мои отвердевшие соски. Все внутри замерло, я снова ощущаю свою двойственность и пытаюсь себя обуздать. Дышать, дышать и заставить сердце остыть. Но все внутри пляшет, взрываясь где-то под ложечкой и отдавая тяжестью свинца в паху. «Что это я делаю?» — пугаюсь я, и меня окатывает холодной волной. Я пытаюсь оторвать себя от него. Туман в голове, ледяной ливень на спину, но мне сладко, жарко, и я игнорирую доводы разума.