Колен Лантье
Шрифт:
Колен не услышал Гийома. Увлекаемый страстным порывом, он бежал к замку в первых рядах вилланов и сжимал в правой руке лук, переданный ему одним из нападавших.
– Смерть Крамуази! – крикнул мальчик.
Собственный голос показался ему странным. В бурном потоке, обрушившемся на стены замка, Колен был одной из волн, взметённых могучим прибоем.
Во дворе замка Робер де Крамуази и его оруженосец, окружённые двадцатью лучниками и слугами, пытались сопротивляться лесорубам. Лезвия шпаг скрещивались с лезвиями топоров. Кровь уже клеймила тёмными пятнами каменные плиты. Царило страшное смятение. По двору вдруг метнулась чёрная
– Сжальтесь, друзья мои, сжальтесь! Дайте мне выбраться из этого ада.
С искажённым от страха лицом Бод л’Экиль, протянув в мольбе руки, бежал с поля брани. Крестьяне беззлобно потолкали его, а потом пропустили. Один из стрелков сеньора, примостившись на каменной лестнице, которая вела в основание башни, натянул лук, но Колен опередил его. Раненный в бедро стражник кубарем скатился вниз.
– Ты подстрелил его, как жаворонка, парижанин!
Гийом Каль мимоходом потрепал мальчика по плечу и бросился в самую гущу сражения. Там внезапно появилась гигантская фигура Пьера. Мельник держал слово, данное брату: он трудился за двоих. Стражники валились один за другим. Гийом Каль убил Пьера де Круа, оруженосца, и Робер, сеньор Крамуази, остался один. Его меч был обагрён кровью, пот струился по лицу, но, несмотря на полученные жестокие ранения, он не отступал ни на шаг.
Пьер надвигался на него, размахивая железным брусом.
– Ты умрёшь сейчас, Крамуази! Умрёшь от руки виллана! А твои кишки сгниют на солнце.
Сеньор в бешенстве замахнулся на него мечом, но Пьер проворно отскочил в сторону. Лезвие меча со скрежетом резануло по земле, во все стороны брызнули искры.
– Ты умрёшь, Крамуази!
Мельник с силой опустил брус. Хрустнули кости. Неукротимый Робер последним усилием пытался поднести руку к ране, но смерть уже сковала его тело и кровь остановилась в жилах. Разинув рот, умирающий жадно глотнул воздух. Его грудь два или три раза судорожно приподнялась и опустилась.
– Крамуази мёртв! Слишком чёрная была у него душа, чтобы пожелать ему прощения на том свете, – произнёс Гийом Каль.
– Ну, теперь мне и лихая смерть не страшна, – промолвил Пьер. – Сегодня я сделал доброе дело.
Последнее сопротивление защитников замка было сломлено. Только труп де Крамуази валялся на холодных плитах. Толпа Жаков устремилась в главную башню. Узкая лестница вскоре оказалась забитой людьми. Первые из вилланов, ворвавшись в верхний зал, обнаружили здесь долговые книги. На пергаментных листах выстроились столбцы цифр: налоги, подати, арендная плата – подробнейший перечень всевозможных повинностей и кабальных обязательств. Эти записи вопили о безысходной крестьянской нищете, накапливавшейся месяцами и годами, наследуемой из поколения в поколение.
Раздался единодушный крик:
– Сжечь их! Сжечь немедленно и развеять пепел по ветру!
Над толпой мелькнул зажжённый соломенный факел. Его передавали из рук в руки. Пьер вручил факел Гийому Калю, говоря, что эта честь по праву принадлежит вожаку. Огненный язык извивался, подобно раздражённой змее. Он жадно лизнул ссохшиеся листы пергамента, которые корчились и свёртывались, как стружки. Пламя проникло в толщу фолианта, послышалось шипение плавящейся металлической оправы. Внезапно поднялся с весёлым потрескиванием сверкающий огненный столб.
Колен
протиснулся в первый ряд и, словно зачарованный, смотрел, как горят архивы Крамуази. Огонь перебросился на деревянную обшивку стен. Аромат древесной смолы смешался с запахом горелого пергамента.– Послушай, как гудит костёр, – обратился мальчик к Пьеру. – Скоро загорится весь замок.
Мельник утвердительно кивнул ему.
– Замок запылает, как стог сена. Пусть огонь сожрёт всё до основания.
И, как бы выполняя его пожелание, вдоль стены лопнул деревянный плинтус, разбросав множество искр.
– Идём, пусть свершится правосудие! – приказал Гийом Каль. – Скоро в этой башне станет жарче, чем в печи.
Гулкое эхо от сотен шаркающих ног прокатилось под высокими сводами. Вместе с Пьером и Гийомом Калем Колен вышел в числе последних из зала башни. Жара становилась нестерпимой. Багровые языки пламени уже лизали поперечные балки потолка.
Жаки выгоняли из хлева коров и овец. Слышались радостные возгласы:
– Матье, взгляни, вот наша корова! Узнаёшь белую звёздочку на лбу?
Несчастные, перепуганные животные бежали куда глаза глядят. Одна из коров, обезумев от смрадного дыма, с такой силой боднула в грудь попавшегося ей на пути виллана, что кровь брызнула струёй. Все бросились на помощь пострадавшему.
В эту минуту из леса донёсся протяжный звук охотничьего рога.
– Это Рауль! Он предупреждает, что приближается Железная Стопа. Эй, парижанин, беги к нашим и вели им не расходиться. Мы сейчас будем там!
Колен помчался во весь дух. Вторично послышался рог. Колен успел заметить, как дрогнули ряды крестьян. Воины Железной Стопы внушали им безграничный ужас.
И в третий раз прозвучал рог, на этот раз – похожий на стон умирающего оленя.
– Чёрт возьми, мы сейчас! – пробормотал Колен.
Клубы чёрного дыма заволокли вершину башни. Над ней, как стяг, развернулся огромный огненный язык.
В толпе послышался ропот.
Снова простонал рог.
Глава четырнадцатая
– Уходи, твои фокусы мне надоели!
Лениво подняв руку, дофин Карл бросил жонглёру кошелёк. Тот ловко поймал его на лету.
– Благодарю, монсеньёр, благодарю!
Ласково поглаживая обезьянку, сидевшую у него на плече, фигляр, пятясь, добрался до двери.
Карл тосковал в Компьенском замке, и все развлечения, на которые он прежде был так падок, теперь вызывали в нём только скуку и раздражение. Тщетно придворные лезли из кожи вон, чтобы придумать для него какую-нибудь новую забаву. Дофина грызла какая-то тайная болезнь, которую не могли излечить ни пилюли, ни целебные настои, приготовляемые самыми известными врачами королевства.
– Не желает ли ваше королевское высочество выехать на соколиную охоту? – спросил граф де Танкарвиль, один из самых преданных придворных.
Тонкие губы принца искривила гримаса.
– Он не унаследовал ни доблести своего деда Филиппа[41], ни здоровья своего отца короля Иоанна[42]. Видно, род Валуа совсем захирел! – прошептал сеньор Компьена на ухо смуглолицему бакалавру. Граф приблизил его к себе, несмотря на низкое происхождение.
Сеньор начинал тяготиться пребыванием дофина в его добром городе Компьене. Содержание всей его блестящей свиты стоило слишком дорого, и горожане явно выражали недовольство.
– Деятельность Карла Наваррского в Париже не даёт ему спать, – ответил в том же тоне Жан Фруассар[43].