Колеса фортуны

— Вот оно, — проговорил я.

Никакой особенной радости я не чувствовал.

Их было много. Мне доводилось держать в руках деньги, но тут денег было очень много.

Я поглядел на Марину: она закрыла лицо руками и смотрела на нас сквозь пальцы.

Мне ничего не оставалось, как при всех зрителях торжественно вывалить на стол полмиллиона долларов. Точнее, шестьсот тысяч с небольшим. По тогдашнему курсу — умопомрачительные деньги. Маринкина мать, главврач на станции «скорой помощи», едва ли зарабатывала сто пятьдесят баксов в месяц. Вы удивляетесь? А не надо удивляться. Если какие-то люди договорились о том, что черный квадрат должен стоить миллион долларов, то почему бы другим не решить, что Маринкина мать должна получать сто пятьдесят? А уж если хорошо подумать, то станет ясно: всей этой на…бкой занимаются одни и те же люди.

Итак, я выложил кучу денег напоказ. Я поступил по-идиотски, я знаю. Но Лариса Васильевна всё утро глушила валерьянку, и это уберегло ее от сильнейшего нервного потрясения. Она взяла в руки пачку долларов, рассеянно взвесила на ладони, положила обратно. Тут Маринка взвизгнула и бросилась ее обнимать. Кажется, все вопросы были решены.

Потом Лариса Васильевна долго сидела на диване и ловила воздух ртом, как выброшенная на берег треска; Костик утешал ее, а она гладила его по голове. Это выглядело очень трогательно. Макс сидел на мягком бортике кресла и о чем-то разговаривал с Маринкой — я не прислушивался.

Шериф помог мне сложить пачки долларов в аккуратную пирамидку, похожую на мавзолей. Мы полюбовались этой картиной и уже собирались запрятать деньги обратно в чемоданчик, как вдруг заметили, что на дне остался лежать вчетверо сложенный лист бумаги. Развернув записку, я увидел телефонный номер с длинным кодом. И больше ничего.

Я пожал плечами. Подошел к телефонному аппарату и уже собирался набрать номер, как вдруг на лестнице послышались шаги. В дверь требовательно постучали.

На негнущихся ногах я вышел в переднюю. Шериф последовал за мной.

— Кто там? — спросил я.

Эпизод56. — Ч-черт, — выругался Владимир, оглянувшись.

Я смотрел туда же, куда и он. За мерседесом, прихрамывая, бежала рыжая собака. Она жалобно лаяла и пыталась догнать машину.

Мне пришла в голову одна мысль.

— Так это вас Чертом называют? — спросил я. — Владик Черт? Офис в Чертаново?

— И это он знает, — поразился исполнительный директор. — От кого же? От юного Шалимова?

Я кивнул.

— Наш кабанчик совсем переср…лся. Вчера ночью сам мне позвонил. Про тебя рассказал.

— Я догадался уже.

— Ну, ты вообще догадливый парень. Кто бы еще всю эту хренотень распутал, кроме тебя?

Владимир держал чемодан на коленях и нервно барабанил пальцами по его бронированному боку.

Десять минут назад я сам нес этот чемоданчик вниз по лестнице к мерседесу, стараясь не глядеть на парней и на Маринку. Возле дома стояли крепкие ребята в костюмах, при одном взгляде на которых становилось абсолютно ясно: наша история окончена. Владимир, тонко улыбаясь, спускался следом. На крыльце он придержал меня за рукав, встал рядом, как будто хотел сделать фото на память.

— Пора спускаться на грешную землю, — проговорил он негромко. — Довольно грезить о несбыточном.

Ничего не ответив, я сошел с крыльца. Передо мной распахнулась дверца знакомого мерседеса. Я положил чемодан на сиденье и уселся сам. Владимир опустился рядом и ухватил чемоданчик за ручку.

— Тяжелый, — произнес он. — На вес золота. А, Петруха? Откроем?

Я смотрел в окно. Пехотинцы спускались по лестнице, пряча стволы и о чем-то переговариваясь.

— Ладно, потом, — ответил Владимир, кинув взгляд в их сторону. — Незачем светить такие бабки.

Водитель прибавил ходу, и рыжая Найда отстала. Мы проехали железнодорожный переезд (тяжелая машина даже не качнулась на рельсах). Миновали магазин, возле которого почему-то было пустынно. Я снова оглянулся и увидел, что за нами неотступно следует черный мерс-геландеваген.

Владимир отчего-то посерьезнел. Исполнительный директор уже не был похож на того вальяжного бандита, с которым мы пили вискарь в памятную ночь в Новосволоцке. С ним произошла какая-то новая трансформация, и я еще не понимал, какая.

— Ты хоть знаешь, куда мы едем? — бросил он, глядя в сторону.

— Какая разница, — ответил я. — Как будто если я скажу «не надо», мы не поедем.

— А ты попробуй. Скажи — «не надо».

— Не надо, — проговорил я.

— Останови, — приказал Владимир шоферу. Мерседес припарковался у тротуара на привокзальной площади. Вдалеке я увидел вывеску интернет-кафе «Treasure Island». Гелик с охраной пристроился сзади.

— Я ведь, Петька, и сам не хочу туда ехать, — негромко сказал Владимир. — Веришь, нет?

— Куда ехать? — спросил я.

— На стрелку.

— С кем?

— С Ахмедом. С кем же еще. Ты ведь его видел?

— Имел такое счастье.

— Так вот. Накопились к нему вопросы. А у него ко мне.

— По поводу этих денег?

— По поводу всего сразу.

Я молчал. Многое становилось понятным.

«Даже само слово — „сокровище“ — так и отдает кровищей, — подумал я с тоской. — Torture Island. А ведь можно было и раньше заметить».

Мерс еле слышно шелестел мотором. В зеркале я видел равнодушные глаза водителя.

— Можно, я пойду? — спросил я.

— Сиди. Куда ты пойдешь? Я по тебе скучать буду… Да и Ахмед сказал: молодого с собой бери.

Я опустил голову.

— Знаешь, Петруха, в чем самое западло? — спросил Владимир, резко повернувшись ко мне. И заговорил гораздо тише. — В том, что они ведь все равно победят. В исторической перспективе.

Он ждал, что я отвечу, но я промолчал. Я думал о другом.

— Поехали, — велел Владимир шоферу.

Гелик включил фары и тронулся за нами.

Мы выехали на главный проспект. Я во все глаза глядел на разбитые витрины и прочие следы недавних разрушений.

Лишь много позже я узнал, чем закончился вчерашний хворостовский праздник.

Грабежи продолжались и с наступлением темноты. Но вечером в город въехали грузовики ОМОНа, прибывшие из краевого центра. Нихрена они, конечно, не успели, кроме как разогнать любопытных.

Под вечер в опозоренный Хворостов прибыли и журналисты с федеральных телеканалов. Пока их не вытеснил ОМОН, они успели заснять заваленные мусором улицы, разбитые стекла и разграбленные магазины. Лежащих вперемежку пьяных и раненых задолго до этого погрузили в рейсовый автобус-пазик и увезли куда-то.