Колесо Судьбы

Когда-то в детстве, играя с Лиамом на чердаке в Элизерском замке, я умудрился глубоко вогнать себе под ноготь занозу. Я кинулся к Марте на кухню – матушки в тот день не было в замке. И пока Марта швейной иглой извлекала занозу, я мужественно терпел боль. Но когда окровавленная щепка была извлечена на свет, я разразился горючими слезами. Так и сейчас, ощутив освобождение, я почувствовал, как слезы сами текут из глаз. Я оплакивал свое такое возможное счастье: Ниен, Лара, наш будущий сын. Сдернув кожаную перчатку, я стер слезы, царапая серебряной проволокой, еще не вжившейся в кожу ладоней, веки, и продолжил свой путь в Гарму.

* * *

Гарма была уникальным городом. Флорелла, Ниен, Виен, не говоря уже о Златограде, ни одну из столиц она не походила изначально. Расчерченный заранее крест накрест военный лагерь Домирья лежал в ее основе. Дома без окон или с окнами под самой крышей. Двери, окованные медью, улицы прямые, но узкие, большие квадратные площади рынков, где с утра до вечера стоял непрерывный гомон, маленькие темные храмы – лишь затем, чтобы повесить венок предку-покровителю. Миракли-наблюдатели в сторожевых башнях на стенах, много спешащих по делам нарядно одетых людей, но движение не хаотичное, а упорядоченные. Утром – все в мастерские, в торговые конторы, в лавки. На рынки, на реку, в речной порт. Вечером по домам или на площадь, где царит веселье – фокусники радуют жителей незамысловатыми представлениями, в комическом театре большие деревянные куклы в пышных платьях и ярко раскрашенными лицами отпускают едкие шуточки в адрес известных людей в городе. Днем – размеренная расчерченная запланированная жизнь. А с вечера до утра – веселье и хаос на улицах и площадях бьется шумным прибоем о запертые двери мрачных домов. И посреди города замок самого Короля-капитана – множество разновеликих башен, связанных мостиками, переходами, пристройками, нависающими над головами. Торжество хаоса посреди строгого прядка.

Гарма кичилась своим наследием, ее правители постоянно твердили, что именно они сохранили дух и законы империи Домирья. Да, земли Игера огромны, и многие исчезнувшие города прежнего мира находились в Игеровых землях, но зато Гарма – единственная, где каждые четыре года выбирали Короля-капитана, префекта города и префекта стражи, как это делали еще домирцы. Гарма славилась своими снисходительными законами, вольными нравами, отличной бухтой, сильным флотом и возможностью для иноземцев жить годами в ее землях, платя лишь годовую пошлину, причем совсем небольшую. А еще Гарма известна была надежностью своих банкиров, которые брали векселя под десять процентов годовых и выдавали ссуду под шестнадцать. Эта разница в шесть процентов делала их миллионерами благодаря надежности и славе во всем Приморье.

По прибытии я отправился в банкирский дом Латура, с которым обычно имел дело королевский дом Ниена и заложил вексель на тысячу флоринов под обычные десять процентов годовых с начислением сложных процентов. Я рассчитывал, что замысленное мною путешествие в Дивные земли займет года два, а то и три, и таскать с собой вексель было глупо. Гораздо безопаснее взять расписку Латура – она покажет, что я не голодранец, но отнять заветную тысячу ни у кого не получится. Немного наличности, как я рассчитывал, вполне хватит на дорогу. К тому же я надеялся, что как магик сумею заработать в случае непредвиденных расходов…

* * *

Таверна, где я обедал в тот день, тоже была в своем роде замечательная: огромная зала делилась на две половины широким проходом. По левую сторону от входа стояли большие столы и скамьи, за которыми посетители ели и пили темное хмельное пиво. А по другую сторону от прохода располагались маленькие столики, за каждым сидел один человек и напротив него оставался свободным стул. Над головой у сидящего был прибит ярко раскрашенный герб. Я насчитал двенадцать таких столиков. Гербы были странные – не те, что рисуют геральдисты для владельцев маноров в Ниене, со львами, волчьими мордами, орлами и стилизованными башнями. Здесь раскрашенные доски больше походили на дерзкие насмешки: у кого огромное ухо, у кого – разинутый губастый рот с крупными зубами, у третьего клинок протыкал ярко-розовый, свернувшийся по-змеиному язык. Фон у всех гербов был темно-красный – густая кирпичного оттенка охра. Входящий в таверну зачастую оглядывался и устремлялся к одному из этих столиков, садился на свободный стул напротив человека под гербом, и клал перед ним одну-две мелкие монеты, после чего склонялся поближе к сидящему. И тот что-то нашептывал гостю на ухо, иногда одну-две фразы, иногда гость добавлял еще одну монету, и тогда получал еще одну порцию сообщений. Наслушавшись вдосталь, гость либо уходил, либо направлялся в огромной дубовой стойке и заказывал себе еду и выпивку.

Происходящее меня чрезвычайно удивило. Я огляделся. На обеденной стороне за соседним столом сидел только один человек, он неспешно ел бобовую похлебку и просматривал записи в маленькой книжке, сшитой из обрезков пергамента. Человеку было лет пятьдесят, может, даже больше, седина уже густо проступала в его каштановых волосах и в коротко подстриженных усах и бороде. Глубокие складки вокруг губ, темные обводы вокруг глаз и набрякшие мешки говорили о серьезной болезни. Одет он был в темный колет из очень плотного сукна, расстегнутый у ворота так, что можно было разглядеть белую батистовую рубашку. Он показался мне смутно знакомым – то есть я точно знал его прежде, но не видел уже много лет. Неужели? Да, точно, Чер-Ордис, бывший комендант Элизеры, из-за его недогляда мы едва не умерли с голоду во время осады, а многие мечники погибли во время неудачной попытки пробиться в Ниен. Да, конечно, это он. Хотя узнать его было трудно из-за отечности лица, морщин, седины. Он тоже не узнал меня, просто скользнул взглядом.

– Простите, мессир, а кто эти люди за маленькими столиками?

Ордис оторвался от своей записной книжки и поднял на меня глаза.

– Сплетники, – он усмехнулся, обнажая потемневшие зубы.

– Что? Сплетники? – я рассмеялся. – Они что, сообщают сплетни?

– Примерно так. Вы, гляжу, недавно в Гарме? – В отличие от Ниена, в Гарме было принято обращаться к незнакомцам на вы.

– Три дня.

– Тогда точно уже видели на стенах большие такие белые прямоугольники с надписями черным. Они завсегда сильно выпирают из кладки, а все потому, что их покрывают слоями штукатурки снова и снова, а потом белят. Любой может начертать там свое слово. Но только сплетники могут ставить личный оттиск. Это как печать банкира или владельца манора. И каждый верит только своему сплетнику.

– Да, видел. Я решил, что это объявления, как обычно: о выступлениях фигляров или о состязаниях эквитов на поле для ристалищ.

– Это выжимки новостей. Против каждой стоит символ сплетника. Такой, как на гербе! – Старик мотнул головой в сторону стены с размалеванными щитами. – Охота подробностей? Тогда живо беги сюда и за пару монет слушай, что наболтает сплетник.

– Забавно, – я покачал головой, дивясь такому устройству. – В Ниене новости сообщают иначе – вывешивают запись подле ратуши на отбеленной гипсом доске, или же их зачитывает глашатай.

– Слишком пресно для Гармы, – засмеялся Ордис. – Тут всё иначе устроено. Горячие новости как пирожки, их проглатывают, обжигаясь. У сплетников за пару монет чего только не наслушаешься: кто теперь ходит в любовницах префекта стражи, кто выставит свою кандидатуру против нынешнего Короля-капитана Гратина на выборах в сентябре, и что случилось прошлым вечером в больших банях. И много всяких других новостей, от которых уши в трубочку свернутся.

– А если я захочу узнать о давних событиях?

– Это не к ним. У сплетников память как у мыши – на три или четыре дня, не более. А потом все напрочь забывают, как и их слушатели.

– Жаль.

– О чем-то важном хотели узнать, мессир? – в глазах Ордиса вспыхнуло любопытство.

– Несколько лет назад один человек в Ниене заключил сделку и, похоже, купцы из Гармы его обманули. Хотя слово Гармы – как железный замок, так говорят по всему Приморью.

– Несколько лет – это сколько – менее пяти или более?

Я мысленно прикинул:

– Много более.

– Тут такое дело… Оно конечно, копию договора можно найти в архиве – это такое пестрое желто-красное здание рядом с городской ратушей. Идти сразу надо к старшему писцу Викею. Но мой вам совет: не тратьте зазря время. Сделать уже ничего не получится.

– Почему же?

– За мошенничество срок давности в Гарме пять лет. Через пять лет обманутый неудачник может забыть про свои флорины. И поговорка звучит вот как: «Слово банкира Гармы – как железный замок». Банкир, тот не обманет, он за свои проценты радеет. А вот крупные и мелкие торговцы могут жульничать в свое удовольствие. Такова Гарма. Закон и хаос сплетены в один клубок повсюду.