Колхозное строительство 8

У Нурпеисова ничего такого и в мыслях не было, но раз подсказали — кивнул.

— Ладно. Сейчас привезу тысячу — и забудем об этом.

— У меня вообще память плохая.

Так и пошло — но потом начальство стало некоторое повышенное рвение лейтенанта замечать, и, видно, слухи поползли. Решили наверху шум не поднимать. Присвоили старшего лейтенанта и отправили на повышение — старшим участковым в городок Каскелен.

Где-то через месяц один из прошлых клиентов Махамбету на вокзале попался — скрутил он его и к себе в кабинет, ну и раскрутил. Тут, оказалось, сборщики анаши садятся на поезда в Россию. Взял он это дело в свои руки, и вот уже два года бригады, что приезжают с Украины и России, через него проходят. Много нового узнал Махамбет Нурпеисов за это время — и как пластилин делать, и как гашиш. Вышел на «решающих» в этом бизнесе.

Эта группа ему сразу не понравилась. Двое были наркоманами, а с этими людьми (ну да — людьми?) опасно связываться. Того и гляди подставят.

Поезд стал тормозить, и Грач с Котом, поддерживая под руки Кренделя, побежали. Махамбет подхватил объёмистый рюкзак наркоши и наддал следом.

Событие сорок первое

Двое на необитаемом острове:

— Эх, женщину бы сюда, да погорячее!

— Да, и с поджаристой корочкой!

Де Голль примчался. Сначала позвонил — причём в тот же день, что Бик ему из Алма-Аты звякнул. Примчался — и устроил казус. Ну, хоть не Casus belli, то есть случай для войны. Устроил дипломатический. Он — глава государства, то есть его тоже должен встречать глава СССР. Главой у нас номинально является Подгорный, фактически — Косыгин, а теоретически — Шелепин. Брежнев потом, чтобы этот непонятный свой статус изменить, стал ещё и Председателем Президиума Верховного Совета, выгнав на пенсию Подгорного, и стали к нему иностранные товарищи обращаться «господин президент», хоть он не был президентом, и к тому же был «товарищем». Согласитесь — «товарищ президент» звучит пошло.

И вот службы всякие дипломатические французские нашим пишут: президент ну очень хочет навестить своего друга командора Тишкоффа. «Трудности Кино», где «мне в Париж по делу срочно», Михаил Жванецкий ещё не написал, потому смеяться некому. Все бросились решать, как быть. Шелепину операцию не сделали — всё пытаются химией на ноги поставить. Замечательная реклама для будущих Нобелевских лауреатов. Но не прилетит — курс антибиотиков у него. Нельзя фуршетить.

Подгорный улетел во Владивосток — вроде объявился Дэн Сяопин. Жаль. Ну, Китай не тот, Америке не друг — может, при других вводных ничего у него и не выйдет.

Косыгин каждый день по три-четыре коллегии, или совещания, или заседания, или консультации, или встречи, или круглых стола проводит.

У Громыко их ещё больше — всем надо посочувствовать, и поучаствовать, и осудить обязательно. Удивила всех Греция — ну, в смысле, тамошние чёрные полковники. Они объявили войну Китаю, и предложили коммунистам из СССР полк добровольцев. Вся Европа на одно место села — понять не может, что происходит. «Попандопало» у себя там с коммунистами борется — понятно, Китай — коммунисты, тоже понятно, но вот помощь СССР… Одним словом, Громыко улетел в Афины разбираться.

Косыгин уже ночью позвонил в Алма-Ату и заявил, дескать, у него встреча с Индирой Ганди и прибыть он не может. Пётр поднял спящего Марселя, попросил перезвонить своим и изменить статус визита «женераля» с официального на неофициальный. Просто друг Шарль Андре Жозеф Мари летит к другу Пьеру Мирону.

Легко пошёл на это президент — и вот уже сидят на Комсомольской в большом кабинете Петра, наслаждаются прохладой, что исторгают французские кондиционеры.

— Итак, господин Тишкофф, я вас слушаю. Месторождения нефти и газа? На территории Франции?

— Уи.

— Почему это знаете вы, и не знает ни один наш геолог?

— Не там ищут.

— А у вас откуда эти сведения? — залез всей пятернёй в густую шевелюру генерал, а её-то и нет. Лысина на президентской голове.

— Скажу после того, как договоримся об условиях.

— Согласен, месье Тишкофф. Это разумно. Речь о кораблях.

— Нет. Корабли выгодны и нам, и вам — и это не вопрос. Тут наше министерство с вашим сами договорятся.

— Конечно. Вы ведь помните — мы с вами как раз о кораблях речь вели, когда впервые познакомились. Сделка, если она состоится, будет выгодна и Франции, и СССР. Тогда что предмет торга?

— Четыре-пять островов в очень долгосрочную аренду с правом выкупа.

— Интересно! Вы про Французскую Полинезию?

— А что, можно и там?

— Месье Тишкофф, может, хватит? Мы серьёзные люди, — нос, на ихний национальный топорик-франциску похожий, подёргал.

— Хорошо. Пусть первый ход будет за нами. Это ваши острова Спратли.

Де Голль опять схватился за шевелюру — а её нет. Потом за нос — но и его бросил, потом встал и прошёлся по кабинету. Переводчик, видимо, решивший, что президент разозлился и уходит, погнал следом. Генерал развернулся — и они встретились. Мелкий переводчик воткнулся в грузного генерала и отскочил. Генерал, хоть и грузный, стал падать — на счастье, Филипповна была в кабинете. Она неплохо знала французский, откуда — пусть КГБ хранит тайну. Тамара Филипповна Непейвода подхватила стремящегося упасть женераля и, встряхнув, поставила по стойке «смирно».

— Умеете вы удивлять, Пьер.

— Согласитесь — Китаю сейчас не до них, Вьетнаму тем более. Он сдохнет со дня на день. А филиппинцев Франция и СССР вместе построят — хотя вам это и самим по плечу, но для придания акции международного масштаба мы ввяжемся.

— И там — огромное количество нефти и газа?

— Уи.

— Прекрасная Франция найдёт, чем вас отблагодарить, месье Тишкофф.

— Островами.

Глава 27

Событие сорок второе

Трое евреев собираются эмигрировать во Францию и думают, какие им там взять имена.

— Вот я был Лейба, а буду Луи, — говорит один.

— А я был Гирш, а стану Гюи, — говорит второй.

— А я, пожалуй, во Францию не поеду, — говорит Хаим.

Задребезжала «вертушка» слоновой кости. Пётр с опаской, как кусачую гадину, взял трубку. Уж больно мало приятного из неё последнее время удаётся услышать — всё больше разные гадости. Собеседник оказался неожиданный: генерал Кац.

— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант!

— Арон Давидович! Что ж вы так официально? Да ещё и по званию. Знаете же, что я ни дня погоны не носил. Юмор одесский на вооружение взяли, или уколоть хотите?

— Да я ни словом…

— И я ни словом. Забыли. Пётр Миронович я, и будет. Вы мне лучше скажите, как дела у вас? Беспокоюсь я. Вы ведь на переднем краю.

— Понял, принял, Пётр Миронович! Уж простите старого дурака, сколько лет в армии — привычка. Раз уж докладывать, то… без задней мысли я. А у нас — ничего! Спокойно.

— «Докладывать»? Я ведь вам, Арон Давидович, не командир — как это мне, и докладывать?

— Как же не командир?! Вы — член Политбюро!

— Какую-то напряжённость слышу я в ваших словах, товарищ Первый Секретарь. Давайте уже «докладывайте», что у вас этакого стряслось, и чем я могу помочь Еврейской Автономной Республике.

— Да я… как бы и…

— Так, Арон Давидович. Что-то напугали мы с вами друг друга, не клеится разговор. Давайте попробуем сначала начать. Как у вас дела? «Соседи» не докучают?