Коллекционер
Шрифт:
– Ты рассказал ему о яйце? О Вазине?
– Довольно много. Теперь пусть отдает распоряжения, чтобы яйцо передали в музей Метрополитен, когда настанет время.
– Но ты не сказал ему, что собираешься выяснять отношения с Вазиным.
– Я сказал ему достаточно, – повторил Аш. – Теперь мы с тобой помирились?
– Ты велел мне заткнуться, – буркнула она, ткнув пальцем в сандвич.
– Разве? И не в последний раз. Если возникнет необходимость, можешь приказать мне то же самое.
– Ты распускал руки.
– Не думаю.
Он склонил голову
– Ешь сандвич, потом покажу тебе, что такое распускать руки.
Она громко фыркнула, сожалея, что едва сдерживает улыбку. И посмотрела ему в глаза. Там столько всего, чего она хочет! И чем больше хочет, тем больше боится.
– Не знаю, смогу ли дать тебе, что ты хочешь, смогу ли стать такой, какую ты хочешь.
– Ты уже такая, какая мне нужна. Пока ты такая, какая есть, все хорошо.
– Ты говорил о целой жизни. Долгосрочных планах и…
– Я люблю тебя.
Он коснулся ее щеки.
– Почему я должен довольствоваться меньшим? Ты любишь меня – это написано у тебя на лице, Лайла. Ты любишь меня. Почему же ты должна довольствоваться меньшим?
– Я не знаю, съесть ли то, что на тарелке, большими кусками или смаковать. И что случится, когда еда исчезнет? Откуда ты знаешь, наполнится ли вновь тарелка?
Он молча изучал Лайлу. Очевидно, она не имела в виду эту тарелку. Скорее, какую-то воображаемую. И под едой подразумевала любовь. Обещания. Клятвы.
– Думаю, чем больше ты съешь, тем больше останется, особенно если делишь ее с кем-то. Кстати, мне пришлось разделить чертов кальцоне. Собираешься одна съесть весь сандвич?
Она долго смотрела на него, потом вынула из кармана свой волшебный инструмент и, выбрав нож, стала осторожно разрезать сандвич пополам.
– Так и знал, что ты поймешь.
– Попытаюсь. Если я все испорчу, винить тебе придется только себя.
Она протянула ему сандвич.
– Пока я ходил по делам, звонил мой адвокат.
– Что он сказал?
– Что связался с адвокатом Вазина в Нью-Йорке и передал, что я хотел бы с ним встретиться и поговорить об общем бизнесе.
– Только при этом употребил множество адвокатской белиберды.
– Вне всякого сомнения. Адвокаты Вазина, употребляя свою адвокатскую белиберду, согласились обратиться к своему клиенту.
Это уже шаг к тому, что должно случиться.
– Теперь мы подождем ответа.
– Не думаю, что это займет много времени.
– Ты прав. Он слишком хочет получить яйцо. Но ты использовал не то местоимение. Не ты, а мы хотим встретиться с Вазиным.
– Тебе необязательно…
– Надеюсь, ты не захочешь закончить предложение.
Ничего себе, пинок…
– Ты должна вспомнить, кто он, его происхождение. Он более склонен вести переговоры с мужчиной.
– Да. И платит женщине, чтобы та выполняла за него все мокрые дела.
– Мокрые дела.
Аш пригубил вина и решил, что лучшей стратегией будет сказать правду:
– Он может причинить тебе боль, Лайла, намеренно. Чтобы заставить меня отдать яйцо. Они уже пытались проделать нечто подобное с Оливером и его подружкой.
– Думаю,
такой человек, как он, не повторяет своих ошибок. Конечно, он может причинить тебе боль, чтобы надавить на меня.Она вгрызлась в сандвич. Решительно кивнула:
– Я пойду, ты останешься.
– Ты такая упрямая или пытаешься меня обозлить?
– Ни то ни другое. Хочешь, чтобы я сидела сложа руки, пока ты один входишь в львиное логово. Пытаешься обозлить меня?
Она взяла у него бокал. Выпила.
– Ты можешь говорить о всей жизни. О клятвах и привязанностях, а потом отодвинуть меня в сторону. Мы идем вдвоем, Аш. Если я даю клятву тебе, да и любому, то не могу сделать это, не будучи равным партнером.
Она немного поколебалась, прежде чем заговорить о себе.
– Моя мать ждала. Никто никогда не мог сказать, что она была кем-то, кроме настоящей, сильной жены военного. Но я знаю, как трудно ей было ждать. Как бы она им ни гордилась, как бы верна ни была, ей было очень трудно ждать. Я не моя мать.
– Мы пойдем вместе. Со страховкой.
– Какой?
– Если ты… если кого-то из нас покалечат или убьют, мы оставим инструкции, чтобы яйцо уничтожили.
– Неплохо. Классический прием, но я все думаю насчет твоей идеи уничтожить яйцо. Не то что ты не можешь быть убедительным. Я видела репетицию. Но избалованные дети скорее увидят игрушку сломанной, чем поделятся ею, не так ли? Он может оказаться именно таким.
– Давай разбивай… – задумчиво протянул Аш. – Если я не могу получить его, никто не получит. Об этом я не подумал.
– Может, на случай, если кто-то пострадает, лучше оставить заявление для прессы, где сказать правду? И распорядиться, чтобы яйцо немедленно передали в музей и охраняли. Детали последуют.
– Гораздо более удовлетворительно пригрозить уничтожить его. Но ты права. Более чем надежная страховка.
Он взял у нее бокал и стал пить. Они делили вино, как делили сандвич.
– Верно. Мы поступим именно так.
– Мы?
Он поставил бокал на поднос и сжал ее лицо.
– Ты не желаешь это слышать, но я не позволю, чтобы с тобой что-то произошло. Я сделаю все, чтобы тебе ничто не угрожало, хочешь ты этого или нет. Если что-то случится, если я подумаю, что с тобой что-то может случиться, я нажму эту кнопку.
– Я хочу, чтобы у меня было то же право, если что-то случится с тобой.
– Договорились.
– Чья это будет кнопка?
Он поднялся и стал бродить по комнате. Это должна была быть кнопка Винни, должна была…
– Алекси. Вызов прозвучит из дома моей семьи. Поверь, это можно осуществить. Отец все устроит. И это вполне безопасно.
– Хорошая идея. Умная. Но как мы нажмем кнопку?
– Подумаем.
Он остановился. Выглянул в окно.
– Нужно покончить с этим, Лайла.
– Знаю.
– Я хочу прожить жизнь с тобой.
Не дождавшись ответа, он оглянулся.
– Я собираюсь добиться этого. Но мы не можем начать все вместе, пока это не сделано. Что бы ни произошло с Вазиным, мы покончим с этим.