Колодец времени - книга исторических поэм

Или бойцы-гладиаторы между собой бились смело.

'Будет сегодня сражаться Спартак против 'галла'!

Завтра сражается Крикс-провокатор с димахером новым!

Вылечив бок, Эномай будет биться с велитом сначала!'

Так все кричали, писали писцы по настенным альбомам.

Песня простая тогда популярна была очень сильно.

Пели и в цирках её под кифару, рабы и матроны.

Пели в тавернах её и вином наливались обильно.

Больше всего подходили для пения строк баритоны:

'Возле потока прозрачной воды в жаркий день лучезарный,

Скинула в неге на землю одежды свои Артемида.

Лук положила тугой смертоносный и гребень янтарный,

В воду вошла и поющие нимфы прекрасного вида.

Только следить стал за ней Актеон - любопытный охотник,

Взглядом своим нарушать целомудрие дочери Зевса.

И преуспел в деле этом срамном молодой греховодник,

Долго сидел у ручья он, в беспамятстве от интереса.

Но Афродита заметила всё-же в потом Актеона.

Гневно вскричала она: 'Как посмел здесь таиться, ничтожный?

Будь же оленем, чтоб не раскрывал моего одеона!'

Стал Актеон тут оленем большим, осторожным.

Только его же собаки помчались за ним кровожадно.

С лаем свирепым оленя в глухую чащобу загнали.

Там на куски разорвали и съели его неприглядно.

Псов было около ста и Спартак одного из них звали'.

В Капуе школа была гладиаторов летом прошедшим

Строгим порядком гордился ланиста её небогатый,

Но всё разрушился ветреным днём сумасшедшим,

Бунт там возник гладиаторов варварский и жутковатый.

Может быть им надоело быть жертвой Юпитеру кровной,

Или матрон посещения после застолий победных,

Страстных до самых срамных приключений любовных,

Может быть к детям протягивать руки во снах безответных...

Вроде, сбежали они на охрану напав ночью тёмной,

Или ушли покупать по тавернам съестное для школы,

И не вернулись обратно, но толки пошли неуёмно,

Что на Везувии скрылись восставшие, босы и голы.

Будто в храм Митры они возвратились под утро,

Братьев неравенство истинной верой отринуть,

Жизнь после смерти воспеть благородно и мудро,

Прежде чем Капую - Рим второй снова покинуть.

Вскоре об этом в этрусском краю, как обычно, забыли.

Мало ли с древности беглых рабов знали эти пределы...

Даже милиция быстро ушла отряхнувшись от пыли,

Осенью хлеб собирать, стричь овец и лелеять наделы.

Тёплый Везувий укрыл беглецов, как всегда это делал.

В зарослях диких, пещерах глубоких, лачугах из досок.

Стал кто-то скот по ночам воровать и вредить виноделам,

Вскоре пошло воровство даже с помощью конных повозок.

Виллы в Помпеях, дома в Геркулануме начали грабить,

В Капуе стали менял убивать и торговцев-евреев,

Женщин свободных и женщин-рабынь похищать и похабить.

Люди шептались, что это безумцы и секта злодеев.

Но больше этого всех занимала война с Митридатом.

Стал в Киликии наместником новым Лукулл благородный.

Начал войну на востоке опять, обещая победу солдатам,

Явно желая богатства снискать и триумф всенародный.

Там Митридат угрожал сильным войском провинциям римским,

Греции даже, как раньше, когда захватил он Афины -

Пленник гордыни великой, ведомый желанием низким.

С ним был Тигран - царь армян и надменных парфян властелины.

Думали все и гадали, не станет ли гибелью это:

Слушают сплетни, читают альбомы и снова кровь чуют -

Новые битвы бушуют в Испании в жаркое лето,

Где марианец Серторий пять лет против Рима воюет.

Храбрый Мертелл и Великий Помпей чередой поражений,

Чуть не открыли дорогу на Рим иберийцам жестоким.

Множество войск и казну им послал Рим для новых сражений,

И племена покорялись теперь, подчиняясь стратегам высоким.

Больше войны беспокоили цены на мясо и просо,

Цены подённых работ и расцвет африканских болезней.

Осенью только возникла в сознании плебса угроза -

Лагерь на диком Везувии стал им войны интересней.

К осени там вместо жалких лачуг стены встали из камня,

Как легендарная Троя, чьи стены устроили боги.

Кузница в лагере этом была и пекарня,

Перекрывали подобия башен наверх все дороги.

Редко теперь мог туда посторонний попасть, любопытный -

Вход на вулкан пастухам и охотникам стал невозможен.

Всюду на склонах стоял караул и открытый и скрытый.

Не пропуская любого, мечи вынимая из ножен.

Кто-же сплотил здесь самнитов, германцев и галлов умело,

В зной ярким днём, и во мраке ночного тумана

Бывших рабов и крестьян обучая военному у делу,

И дисциплиной создав из разбойников войско нежданно?

Много запасов скопил чей-то ум и умелые руки:

Сыр, сухари и бобы, и в колодцах вода дождевая.

Собраны копья, мечи и щиты, шлемы, стрелы и луки -

Ими забита до верху уже не одна кладовая.

Как стало это так нужно обычным крестьянам

Бросившим плуг и рабам, вместо бегства в пределы другие?

Месть... За обиды большие, в угаре кровавом и пьяном,

Всё потерявших навек: и родных, и мечты дорогие.

Месть за убийственный каторжный труд днём и ночью,

И за насилие дев малолетних и жён бесконечно,

Верных друзей, что собаками в цирке разорваны в клочья,

Тех, кто стал в жизни немым инструментом и вещью навечно.

За отсечёние пальцев, ступней, рук, грудей, гениталий,

Плётками порки на дыбе, в цепях и колодках, отравы,