Колодец времени - книга исторических поэм

Хмуро сказал им Спартак, разминая зетёкшие руки, -

У Гавгамел Александр Македонский на Дария вышел,

В центре прорвался и Дарий бежал от гетайров в испуге.

Там же сражался фракиец Сеталк, с детства я это слышал,

Предок он мой, и имел в войске у Александра заслуги.

Так же и нам поступить здесь придётся, доверившись Митре,

Богу воскресшему, всё искупившему жертвенной смертью,

Бой мы дадим, как Геракл страшной неумирающей гидре,

Звёзды свои вознесём над пылающей твердью!' -

Твёрдо сказал им Спартак и с фракийцем они согласились.

Логика всё диктовала, размер и готовность их войска.

Нужно ли было в напрасных движениях силясь,

Верных друзей обмануть и себя, толковать факт по-свойски?

Сколько раз, знать бы, случались бои и сражения в мире?

Воины ждали тревожно судьбы обусловленной ночью,

Правду пытаясь узнать для себя в вездесущем эфире,

Имя своё помещая на лист приговора в отточье.

Кто может это признать из живущих и живших разумным,

Вместо пути совершенствовать мир, разрушать и поганить?

Делать его сумасшедшим, бессмысленным, грязным и шумным,

Если ещё не убить до конца совершенство, то ранить.

Вот затрубили букцины и солнце кровавое встало,

Римляне начали строится к бою, рядами манипул на поле.

Золото яркой звездой на Орлах легионов блистало,

Всем объявляя о непререкаемой силе и воле.

Конница турмами встала на флангах и лучники там-же.

Десять больших скорпионов поставили в центре вдоль строя.

Все десять тысяч квиритов застыли, вдоль лагеря вставши,

В задних рядах плащ Вариния красный, легатов с ним трое.

Из лагерей выходили спартаковцы, конница Крикса, самниты.

Строились медленно, путая место в рядах и колоннах.

В правильной битве, казалось всем зрителям, будут разбиты

Толпы рабов, пастухов и калек плохо вооружённых.

В центре у них встали стройно манипулы из марианцев,

Люди Липида, мятежного претора, здесь находились.

Им нужно было стоять до конца, словно триста спартанцев

У Фермопил, где отважные воины с персами бились.

Справа от всех вне колонн и шеренг встал Спартак, Крикс и Ганник.

Всадники в панцирях, поножах, шлемах и с копьями с ними,

Как фессалийская конница, клином стояла и вёл их избранник,

Митрой с небес окрылён и в надеждах сердцами людскими.

Радостно Публий Вариний смотрел на живые до времени жертвы,

И предвкушал, как похвалит отец, мудрый принцепс Сената,

Как захлебнётся Гай Макр и у всех успокоятся нервы,

Плебс перестанет кричать и в торговле пойдёт всё как надо.

Из-за валов лагерей с двух сторон на долину смотрели

Девы-волчицы, торговцы, больные и зрители действа,

Зрелища ждали, трофеи собрать и нажиться на деле,

Вражий обоз разгромить, для потехи устроив злодейство.

Поску забрать и пшеницу, оливки, колбасы и пасты, поску

Мёд и бекон, солонину, орехи, испанские вина,

Амфоры с маслом, чеснок и капусты повозку,

Жертвенный бык и баран, свиньи, гуси, другая скотина.

Публий Вариний не стал ожидать все отряды восставших,

После победы их конница будет рубить до заката.

Знак он подал трубачам, звук исторгся и горнов блестящих,

Все скорпионы пустили железные стрелы как надо,

Метко пробили в строю гладиаторов несколько брешей.

Лучники, пращники вышли вперёд, камни, стрелы пустили.

Сразу расстроив воздействием тем строй копейщиков пеший.

Всех новобранцев спартаковских сильно смутили.

Рог затрубил гладиаторов, вышли пельтасты-фракийцы,

Лучники, пращники были они, хуже критских едва-ли.

Сразу отметились эти застрельщики, проще - убийцы,

Словно на стрельбище или охоте они убивали.

Если бы так продолжалось сражение дальше, к полудню,

При бесконечном запасе камней, стрел и дротиков острых, разных,

Лучников римских бы всех перебили жестокие плутни,

Перед Варинием, ждущим победы в надеждах напрасных.

Конницу бросил прапретор тогда на фракийских велитов,

Турмы рассыпав, она погналась вдоль манипул прилежно,

Тут были вопли и топот копыт, кровь и смерть разных видов,

Но распылялтсь усилия конницы галлов вокруг неизбежно.

Хмуро стояли спартаковцы, все их центурии злые,

Глядя на бойню друзей, с кем недавно смеялись и пели.

Падали страшно на землю мужчины совсем молодые,

Те, что спастись не смогли и за строй забежать не успели.

Но не сдвигался Спартак, не бросал тоже конницу в дело.

Стали про трусость уже говорить или думать невольно.

Марс торжеством здесь сиял, приношением брал кровь и тело,

Это должно для услады его быть свирепо и больно.

Вновь затрубили букцины и трубы и двинулись разом

Римские бодрые сорок манипул из линии первой.

Верные клятве смертельной и центурионов приказам,

Жизнь посвящая бесстрашно воинственной деве Минерве.

Конница стала назад отходить, собираться на флангах,

Лучники, пращники тоже туда сквозь ряды поспешили.

Галлам союзным тут римляне не уступали в таланта,

Словно машины войны, в криках, звоне и пыли.

Шли по убитым сдвигая щиты, и значки трепетали

Сорок шагов разделяли всего два сверкающих строя.

Пилумы стали квириты кидать и для этого встали.

Гибли спартаковцы через один от смертельного роя.

С криком ужасным 'барра!' прокатившимся громом по полю,

Бросились римляне рьяно вперёд и на копья наткнулись.

Тут всем пришлось до конца напрягать и все силы, и волю,

Линии строя спартаковцев сильно прогнулись.

Дальше события все вспоминали по разному очень.