Колокол по Хэму

– Черт побери! – крикнул тот, что стоял на корме, и схватил багор, собираясь оттолкнуть мою шлюпку от катера.

– Не шевелитесь! – велел я по-английски, подняв ствол „магнума“ и тщательно прицелившись. – Погасите свет!

Охранник на носу выключил прожектор. Во внезапно наступившем сумраке я заметил, что они оба готовятся действовать.

– Пристрелю обоих, прежде чем вы поднимете шумиху, – сказал я, щелкая курком „магнума“ и переводя дуло с одного охранника на другого. Шлюпка ударилась о борт катера. – Эй ты, впереди, положи обе руки на лобовое стекло.

Вот так. А ты… прислонись к корме. Чуть дальше. Отлично.

Я перебросил свои вещи на катер и прыгнул в крохотный носовой кубрик. Охранник на корме шевельнулся, и я ударом сбил его с ног. Матрос, руки которого лежали на лобовом стекле, оглянулся через плечо.

– Если двинешься, стреляю, – предупредил я.

Он покачал головой.

Я взял автоматы и бросил их на подушки кормового сиденья, продолжая целиться из „магнума“ в охранника, который оставался в сознании. Подчиняясь моим распоряжениям, он перевалил своего приятеля через борт в шлюпку. Тот застонал.

Я оттолкнул шлюпку багром и левой рукой поднял маленький якорь, все еще держа на мушке боеспособного охранника. Свитер плотно обтягивал его мощное тело. Он явно пытался спасти лицо, нашаривая в памяти подходящую к случаю фразу из кино, которая показала бы, что он ни капли не испуган.

– Это не сойдет тебе с рук, – заявил он.

Я рассмеялся, завел двигатель, посмотрел на индикатор уровня топлива – бак был заправлен на три четверти – и сказал:

– Уже сошло. – С этими словами я дважды выстрелил в шлюпку. Оба охранника моргнули и отпрянули. Девятимиллиметровые пули с насеченными головками пробили в гнилом дереве впечатляющие отверстия.

Это было прекрасное дорогое судно – семиметровый катер „Крис-Крафт“ с двумя двигателями и полукруглым тентом, его носовая рубка была отделена декоративной перегородкой из красного дерева, а маленький носовой кубрик размещался в двух метрах позади машинного отсека с хромированными поручнями. После того как мы с Хемингуэем впервые увидели этот катер, я навел о нем справки. Он был новый, с иголочки – постройки 1938 или 1939 года и оснащен двумя моторами „Крис-Крафт Геркулес“ с литерами „L“ и „R“, что означало левое и правое вращение. Оси их винтов были развернуты наружу под углом – левый влево, правый вправо, обеспечивая высокую скорость и компенсацию взаимного вращательного момента. Такая конструкция придавала катеру изумительную маневренность – он мог развернуться кругом, пройдя расстояние, равное длине своего корпуса.

– Если хотите, можете плыть, – крикнул я, перекрывая голосом рев машин, – но, думаю, вам известно, что акулы частенько появляются в бухте после захода солнца, чтобы поохотиться за рыбой, кормящейся городскими отбросами. А с яхты могут не успеть вовремя подать трап. На вашем месте я бы греб изо всех сил к причалу.

Я открыл дроссельные заслонки и погнал катер к выходу из порта, лишь один раз оглянувшись, прежде чем пересечь линию волноломов. Опять полил дождь, но я увидел, как на „Южном кресте“ загораются огни. Шлюпка плыла к причалу.

Охранник-атлет яростно орудовал веслами, а его напарник пригоршнями вычерпывал воду.

Глава 28

Буря крепчала, топлива оставалось все меньше, и я уже не был уверен, что сумею добраться до Конфитеса. Я держал максимально возможные обороты, только чтобы не остаться без горючего на полдороге и не пробить днище на высоких волнах, хлеставших по корпусу катера. С северо-востока надвигался второй грозовой фронт, и через двадцать минут после выхода из гаванского порта я промок до нитки. Большую часть пути я был вынужден стоять за штурвалом, ухватившись одной рукой за лобовое стекло и вглядываясь вперед сквозь дождь и брызги, оставляя хвост из капель, которые срывал с меня встречный поток воздуха. Ревя двигателями, катер мчался на юго-восток.

К этому времени вся кубинская береговая охрана уже наверняка знала о дерзком налетчике, который угнал из бухты порта Гаваны катер „Крис-Крафт“, принадлежащий научной организации дружественных Соединенных Штатов. Известно, что служащие береговой охраны расстреливали из пулеметов еврейских беженцев из Европы, пытавшихся высадиться на остров под покровом ночи; они будут только рады обратить свои крупнокалиберные орудия против отчаянного бандита.

Около десяти утра я заметил два катера береговой охраны – серые с белым, примерно десяти метров длиной, – двигавшиеся к западу мне наперерез. Я свернул на север, и они скрылись в пелене сильного шквала, который едва не опрокинул мое судно. Этот маневр стоил мне дополнительных затрат времени и горючего. При первой возможности я вновь взял юго-западный курс и прибавил обороты. Из-за сильной тряски у меня заныли кровоподтеки и мучительно разболелась голова.

Кейо Конфитес появился на горизонте в 13.45. Последние десять морских миль стрелка указателя топлива лежала на нуле, а запасного бака на катере не было. Прежде чем войти в крохотную бухту, я описал широкую дугу и на минуту возликовал, увидев, что „Пилар“ там нет. Потом я заметил палатки, мокрое кострище, людей, которые толклись у барака, и у меня упало сердце.

Когда я плыл через проход в рифе, двигатели зачихали и умолкли. Лейтенант-кубинец и его подчиненные навели на меня ружья времен испано-американской войны, а на берег ринулись Гест, Геррера и Фуэнтес с „ninos“ в руках, и только тогда кто-то догадался посмотреть в бинокль.

– Это Лукас! – крикнул Гест и взмахом руки велел кубинцам опустить оружие. Пока я искал весла и с натугой греб через лагуну – без помощи сильного штормового прибоя я не сдвинул бы катер с места, – из палаток выскочили Синдбад, Саксон и мальчики и бегом присоединились к остальным.

– Где папа? – крикнул Патрик.

– Что случилось с „Лорейн“? – спросил Гест. Он вошел в воду, ухватился за нос катера и помог мне втащить его на галечную отмель островка. – Где Эрнест?

Я выпрыгнул из катера и выбрался на берег, а остальные тем временем закрепили судно на месте. Дождь не утихал, я насквозь пропитался морской водой и дрожал от холода. После долгих часов качки меня не держали ноги. Пытаясь заговорить, я только клацал зубами.

Синдбад принес из палатки одеяло, а Фуэнтес подал мне кружку дымящегося кофе. Кубинские солдаты и экипаж „Пилар“ сгрудились вокруг меня.

– Что случилось, Лукас? – спросил юный Грегорио. – Где папа?

– О чем ты? – выдавил я. – Откуда мне знать?

Все заговорили, перебивая друг друга. Саксон отправился в палатку и вернулся с мятым листом бумаги. Я узнал страничку из радиожурнала.

– Эта радиограмма была передана сегодня около половины одиннадцатого утра на волнах флотского диапазона обычной морзянкой, – сказал морской пехотинец.

ХЕМИНГУЭЮ – НЕОБХОДИМО ВСТРЕТИТЬСЯ В БУХТЕ У МЕСТА ГДЕ МЫ ЗАКОПАЛИ ЕВРОПЕЙСКИЕ УЛИКИ.

Я ВСЕ ВЫЯСНИЛ. ВОЗЬМИТЕ С СОБОЙ ДОКУМЕНТЫ. ВСЕ БУДЕТ В ПОРЯДКЕ. МАЛЬЧИКАМ НИЧТО НЕ УГРОЖАЕТ.

ПРИЕЗЖАЙТЕ ОДИН – ЛУКАС.

– Ты ее не отправлял, – сказал Гест. Это было утверждение, а не вопрос.

Я покачал головой и сел на походный стул. „Колумбия всегда опережает на шаг“. Теперь он разом получит Хемингуэя и курьерские документы.

– Когда он отправился? – спросил я.

– Через пятнадцать минут после приема сообщения, – ответил Синдбад.