Колокол по Хэму
Шрифт:
Я посмотрел на людей, собравшихся вокруг. Я молчал, но вопрос в моем взгляде – „И вы отпустили его одного?“ – был ясен без слов.
– Эрнесто сказал, что вы договорились о встрече, и он должен плыть один, – произнес Геррера.
– Дерьмо, вот дерьмо, ну и дерьмо, – сказал Гест и опустился на песок. Мне показалось, что он вот-вот заплачет.
– Где папа? – спросил Грегори. Ему никто не ответил.
Я встал и сбросил с себя одеяло.
– Грегорио, – заговорил я, – принеси мне термос кофе и бутерброды. И лучший бинокль, какой у вас есть. Волфер, Синдбад и Роберто, вы поможете мне заправить катер. Лейтенант, вы разрешите мне залить бак и взять хотя бы одну запасную бочку?
– Разумеется.
– Патрик, –
– Мы пойдем с вами, – решительно заявил Уинстон Гест.
– Нет, – непререкаемым тоном отозвался я. – Не пойдете.
Когда впереди показался разрушенный маяк на Пойнт Рома, все еще шел дождь. Пока остальные заправляли катер, я без спешки вычистил и смазал „ремингтон“. Синдбад взял из катера два промокших „томпсона“ и отдал мне свой, смазанный и полностью заряженный. Мальчики принесли водонепроницаемую сумку с запасными обоймами и гранатами, Фуэнтес – запас пищи, кофе, бинокль и еще один непромокаемый резиновый мешок.
Когда мы привязывали на корме запасную бочку с горючим, к нам подошел лейтенант.
– Сеньор Лукас, – извиняющимся голосом заговорил он, – только что по радио передали, что из порта был угнан катер, по описанию похожий на ваш. Нам приказано арестовать либо застрелить похитителя, если мы его увидим.
Я кивнул и посмотрел ему в глаза.
– Вы видели его, лейтенант?
Кубинец вздохнул и развел руками.
– К сожалению, нет, сеньор Лукас. Однако я вынужден организовать круглосуточное наблюдение.
– Правильное решение, лейтенант. Благодарю вас.
– За горючее, сеньор? Оно предназначено для нужд сеньора Хемингуэя.
– Спасибо за все, – сказал я, протягивая руку. Лейтенант крепко пожал ее.
– Отправляйтесь с богом, сеньор Лукас.
Возвращаясь на юг по направлению к Кубе, я еще раз обдумал свое решение не брать с собой людей. Возможно, я дал маху… Саксон, Фуэнтес и Синдбад – опытные бойцы, а Геррера и Гест не задумываясь отдали бы свою жизнь за „Эрнесто“.
Шестеро вооруженных мужчин – куда лучше, чем один, когда предстоит опасное дело.
Но я знал, что это не совсем так. Шесть человек на борту катера могли оказаться на линии стрельбы друг друга. Одна мысль о шестерых людях, палящих из автоматов, заставила меня поморщиться. Это был бы настоящий хаос. Никто из экипажа „Пилар“, кроме Саксона, не имел понятия о дисциплине, не бывал под огнем, и я не мог положиться на них в критической ситуации. Вдобавок даже Саксон вряд ли был готов слушаться моих приказов. Они недовольно поворчали, но все же отпустили меня одного, когда я сказал, что жизнь Папы подвергнется большей опасности, если мы все явимся за ним с оружием на изготовку. Еще я сказал, что он, может быть, вернется на остров, пока я буду его разыскивать, и будет лучше, если они останутся там, где Хемингуэй велел его ждать.
– Пожалуйста, передайте папе, пусть возвращается, – сказал Патрик, глядя мне в глаза с взрослой решимостью и сосредоточенностью.
Я кивнул и без всякой снисходительности хлопнул его по плечу, как это делают мужчины в столь серьезный момент.
„Пилар“ не оказалось ни в протоке Энсенада, ни к северу, ни к югу вдоль берега. Яхта Хемингуэя была слишком велика, чтобы прятать ее в мангровых зарослях, как „Лорейн“, однако я отплыл от рифа и рассмотрел в бинокль все возможные укрытия. „Пилар“ не было и следа.
Как только
Куба показалась на горизонте, дождь прекратился, но штормовой прибой продолжал накатываться на риф к северу от Пойнт Брава, на камни Пойнт Иисус и к востоку от него. Погода была отвратительная. Высокие волны захлестывали песчаную полоску и бушевали у приземистой скалы рядом с маяком, у которого мы похоронили немцев. Когда я, борясь с сильным приливом и едва удерживая штурвал, вводил катер в протоку, мне в нос ударил запах разложения, хотя ветер дул в спину, а воздух был освежен ливнем. Крабы, а может быть, и твари покрупнее добрались до трупов.Потом запах исчез, я прошел устье бухты и круто положил катер на правый борт, чтобы не наткнуться на берег узкой протоки. Справа показались железнодорожная колея, заброшенная хижина и покосившиеся причалы, а слева – Двенадцать апостолов. Я дал задний ход, поднимая муть, и ослабил ремень „томпсона“, положив пальцы на спусковой крючок и предохранитель. Во дворце Морро у порта Гаваны Двенадцатью апостолами называлась артиллерийская батарея, а здесь – всего лишь большие камни, но, когда я проплывал мимо, мне казалось, что эти валуны и черные окна зданий держат меня на прицеле.
„Пилар“ была здесь – стояла на якоре у крохотного островка в бухте, нанесенного на карты „Нокомис“ под названием Кейо Ларго, примерно в шестидесяти ярдах от западного побережья, напротив скалистого холма, который отделял заброшенные рельсы и дымовую трубу от юго-восточного изгиба бухты, где среди зарослей лиан и тростниковых полей стояла старая сахарная мельница.
Оставив двигатели на холостом ходу, я рассмотрел в бинокль яхту Хемингуэя. Ни малейшего движения. Покрывшись гусиной кожей, я дожидался удара винтовочной пули, пущенной с берега, но все было спокойно. „Пилар“ удерживал на месте только кормовой якорь, и когда черно-зеленое судно чуть шевельнулось под напором ветра и водных потоков, я увидел, что позади него привязан „Лорейн“. Казалось, что на катере Шелвина тоже ни души.
Я отвинтил лобовое стекло катера „Южного креста“ и положил его на нос, потом уперся коленом в носовую банку, вынул „ремингтон“ из непромокаемого чехла, который мне дал Гест, дослал патрон в ствол, обернул ремень вокруг левого предплечья и навел шестикратный оптический прицел на оба судна. Его увеличение было не таким сильным, как у бинокля, и все же я видел, что там ничто не движется.
Странно. Если Колумбия находился на „Лорейн“, когда прибыл Хемингуэй, то он либо добрался до берега вплавь, либо у него была еще одна лодка, или же он до сих пор на борту „Пилар“. Яхта медленно поворачивалась на якоре, и я по очереди заглянул во все иллюминаторы носовой рубки под ходовым мостиком. Ее планширы понижались к корме, но все же были слишком высокими, чтобы заметить человека, лежащего за ними на палубе. Наконец оба судна развернулись ко мне носом – „Пилар“ под действием потоков поворачивалась вокруг якорного каната, а „Лорейн“ была привязана к ее правому борту у кормы, – и я увидел, что за штурвалом яхты и на сиденьях в рубке катера никого нет.
Медленно тянулись минуты. Москиты жужжали вокруг моей головы, садились на лицо и шею и вонзали свои жала.
Я стоял в позе стрелка, покачивая прицел следом за движениями яхты, готовый при необходимости мгновенно спустить курок. На мне были уличные туфли, рваные брюки и синяя рубашка, которые я носил с прошлой ночи. Пиджак лежал на задней банке рубки. Я держал „магнум“ на поясе в кобуре с вытяжным ремешком, а на шее у меня висел „томпсон“. Прошло еще несколько минут. Время от времени я поворачивал голову, осматривая берег слева и справа, порой оглядываясь назад. Все было спокойно. Другие суда не появлялись.