Колокол по Хэму
Шрифт:
Я посмотрел на Хемингуэя. Писатель кивнул.
– Хорошо, – сказал я, невольно улыбаясь, хотя мои плечи, спину, бок и руку терзала нестерпимая боль. – Вы помещаете директора под колпак, верно?
Филлипс улыбнулся в ответ.
– Верно, однако безопасность и интересы Соединенных Штатов Америки остаются нашим главнейшим приоритетом, – сказал он. – Будет лучше, если ОСС сосредоточит в своих руках сбор всей зарубежной информации. Нелишне также, чтобы власти директора столь могущественной организации, как ФБР, противостояла система… э-ээ… мягкого контроля и равновесия.
Я на мгновение задумался над словами Филлипса. Я не мог
– Итак, – заговорил Флеминг, вынимая из мундштука второй окурок и допивая виски с таким видом, как будто намеревался уходить. – Кажется, мы во всем разобрались, нашли ответы на все загадки.
– Кроме одной, – отозвался Хемингуэй.
Гости внимательно ждали продолжения.
– Что теперь делать нам с Лукасом? – осведомился писатель, свирепо выглядывая из-под повязки. – Джо потерял работу. Господи, ему даже нельзя отправиться на родину. Не сомневаюсь, что Гувер превратит его жизнь в ад, вздумай он приехать в Штаты и вернуться на свою должность. Представьте, что скажет КНБ.
Ян Флеминг нахмурился.
– Что ж, это и впрямь…
– А как же я? – продолжал Хемингуэй. – Комиссия по надзору за бюджетом и без того жрет меня с потрохами. И если то, что вы говорили о любимом способе Гувера давать сдачи – правда, он объявит меня сторонником коммунистов, как только война подойдет к концу и русские уже не будут нашими союзниками. Черт побери, он, должно быть, уже начал собирать информацию обо мне.
Я встретился взглядом с Филлипсом и Флемингом. Мы все видели досье Хемингуэя. Первые документы легли в него десять лет назад.
– То, что вы сказали, заслуживает самого пристального внимания, господин Хемингуэй, – сказал Филлипс. – Однако позвольте заверить вас, что господин Донован и другие… эээ… влиятельные лица в ОСС не позволят директору Гуверу сорвать на вас свою злобу. И это еще одна причина, которая побуждает нас снять с вас показания.
– В конце концов, вы – писатель, известный во всем мире, – вмешался Флеминг. – Гувер сам жаждет славы, но опасается того могущества, которое она обеспечивает другим людям.
– Вдобавок ваш дом расположен на Кубе, – сказал я. – И это помешает ему добраться до вас, даже если ему этого захочется.
– Вам не о чем беспокоиться, – заверил Хемингуэя Филлипс. – Несколько минут назад Джозеф весьма остроумно заметил, что директор „находится под колпаком“. Наша служба сделает все от нее зависящее, чтобы он там и оставался. И если вам, господин Хемингуэй, потребуется наша…
Хемингуэй лишь взглянул на коротышку. Помолчав, он сказал:
– Все это очень хорошо. Но, как только моя жена закончит свои изыскания за маленьким крестом на пустой карте, я попрошу ее слетать в Вашингтон, переговорить со своей подружкой Элеонор и старой леди в кресле на колесах насчет ошейника для этой собаки.
– Крест на пустой карте? – переспросил Флеминг, переводя взгляд с Хемингуэя на меня и обратно с таким видом, как будто принимает шифрованную передачу. – Старая леди?
Кресло на колесах? Собака?
– Не обращайте внимания, Ян. – Филлипс усмехнулся. – Я объясню вам по пути в аэропорт.
Все, кроме меня, поднялись, собираясь уходить. Я смотрел на них, жалея, что еще не пришло время принять очередную порцию болеутолителей.
– Джозеф, – заговорил Филлипс. – Хотите узнать истинную причину, которая сегодня привела нас к вам?
– Конечно. – Я размышлял о том, насколько был прав Хемингуэй, утверждая, что
я больше не смогу вернуться в Штаты и к своей должности в контрразведке. Тут не было ничего нового, я знал об этом с того самого дня, когда решил рассказать Хемингуэю обо всем и работать на него, а не на своих истинных хозяев. Однако сама эта мысль опечалила меня, невзирая на действие морфина и боль, которая волнами накатывалась на мое тело.– Ваша… э-ээ… изобретательность произвела серьезное впечатление на господина Донована, Джозеф. Он был бы рад встретиться с вами и обговорить перспективы вашего дальнейшего трудоустройства.
– За пределами страны, – уныло произнес я.
– Что ж, это так. – Филлипс улыбнулся. – Но ведь именно там действует наша служба, не правда ли? Не могли бы вы приехать на Бермуды через пару недель? Разумеется, если позволит состояние вашего здоровья.
– Конечно, – повторил я. – Но почему на Бермуды? – Это была территория Британии.
– Дело в том, дружище, – пояснил Флеминг, – что господин Донован наметил поездку на Бермуды для разговора с вами, поскольку господин Стефенсон также хочет обмолвиться с вами словом, прежде чем вы примете решение относительно предложений ОСС. Уильяму… „нашему“ Уильяму… удобнее оставаться на британской земле, покуда не уляжется неизбежный гнев директора Гувера… если вы понимаете, о чем я.
– Стефенсон? – тупо переспросил я. – Он хочет поговорить со мной?
– Перспективы самые радужные, старина, – заверил меня Флеминг. – А после войны, когда Адольф, Того и Бенито, а также все остальные умалишенные будут помещены… как уже не раз было сказано сегодня, „под колпак“, нас ждут новые испытания. И Британия вполне может оказаться весьма уютным домом для молодого американца с хорошим жалованьем.
– Предлагаете работать на MI6? – Я сам удивился своей тупости и наивности.
Филлипс улыбнулся и потянул Флеминга за рукав.
– Отложите решение до более подходящих времен, Джозеф, – сказал он. – Приезжайте к нам на Бермуды через пару недель… либо когда достаточно оправитесь, чтобы путешествовать. Господин Донован с нетерпением ждет встречи с вами.
Хемингуэй проводил гостей до подъездной дорожки.
Я сидел в постели, борясь с болью, чувствуя, как зудит кожа под повязками, и качая головой. „Работать на заклятую МI6?“
Несколько минут спустя Хемингуэй вернулся с таблетками.
– Тебе нельзя принимать их со спиртным, – сказал он.
– Знаю, – ответил я.
Он протянул мне две таблетки и бокал виски. Он принес порцию и для себя. Я проглотил лекарство, и он поднял свой бокал.
– „Estamos copados“, – сказал он вместо тоста. – Ну а пока – за смятение в рядах наших врагов!
– За смятение в рядах наших врагов! – повторил я и выпил.
Глава 31
В последний день, который я провел в море с Хемингуэем, нам наконец удалось выгнать субмарину из ее укрытия.
На склоне лет человеку трудно вспомнить, каким молодым, крепким и здоровым он был в юности. Ноя действительно был молод и крепок. Я быстро поправился, если не считать мимолетных рецидивов из-за жары необычайно теплого августа и начала сентября на Кубе в 1942 году. Каждое утро Хемингуэй приносил с собой во флигель несколько газет, мы вместе пили кофе и читали: он в уютном кресле для гостей, я – чаще всего в постели, хотя к началу сентября уже проводил час-другой, сидя в кресле.