Колокол по Хэму

Хемингуэй покачал головой.

– Леопольдина ла Онеста вполне оправдывает свою фамилию. Она умеет держать слово. Она поклялась, что ее девчонки и она сама заявят, будто бы Мария сбежала, и никто не знает, куда. Леопольдина запугает их так, что они будут страшиться ее больше, чем Кубинской национальной полиции; я гарантирую, что ни одна из них даже словом не обмолвится о вчерашнем происшествии.

Я презрительно фыркнул.

– Судя по тому, что вы рассказали о лейтенанте Мальдонадо, он за считанные секунды развяжет язык любой шлюхе.

– Возможно, – согласился писатель, – но уже час спустя после нашего визита Леоподьдина закрыла бордель и отослала всех девиц, которые что-либо знали, по их родным деревням и городам. Видишь ли, они работали нелегально. Полиции будет трудно их разыскать, да и вряд ли кто-нибудь станет этим заниматься. Убийство представляется совершенно заурядным… если не считать побега Марии. И если Бешеный жеребец или его босс, Свидетель Иеговы, заявятся сюда и спросят, известно ли нам что-нибудь… что ж, Марии в финке нет.

– В финке ее нет, – сказал я. – Она в сотне шагов от усадьбы, в старом вонючем коровнике…

– И ее день и ночь охраняет специалист по контрразведке и боевым искусствам, – закончил Хемингуэй.

– Идите ко всем чертям, – отозвался я.

– И тебе того же, – миролюбиво произнес писатель.

* * *

Остаток утра и всю вторую половину дня приходили и уходили агенты „Хитрого дела“. Мария отправилась в „Первый сорт“ вместе с Хуаном и еще несколькими слугами, а мы с Хемингуэем освободили большой стол в гостиной флигеля, и к нему стекался сплошной поток разномастной публики. Люди. докладывали, получали приказы, спорили, выпивали, выдвигали предложения и исчезали, только чтобы появиться опять.

Уинстон Гест провел там весь день, уходя только для того, чтобы разослать сообщения; также присутствовали Хуан Динабетия по прозвищу Синдбад-мореход, старший помощник Фуэнтес, Пэтчи Ибарлусия, отец дон Андрее Унтзайн, автор утренней песни Хемингуэя, Феликс Эрмула по кличке Кенгуру, друг Ибарлусии и еще один игрок хай-алай; носатый коротышка по имени Хосе Регидор, который изображал из себя крутого парня, но, на мой взгляд, свалился бы в кусты от первого же серьезного удара. Были здесь и доктор Сотолонго с братом Роберто, садовник Хемингуэя, который, по всей видимости, желал переговорить с хозяином об испанском петухе, которого он вырастил и обучил, а не о разведывательных операциях, а также с десяток других людей, в том числе портовые бродяги и официанты, с которыми я познакомился во время первой инспекции „Хитрого дела“, и несколько незнакомых мне лиц.

Машины приезжали и уезжали с десяти утра, и к половине пятого во флигеле было по колено пустых пивных банок и полных пепельниц, но мне казалось, что полуоформившийея план Хемингуэя так же далек от завершения, как и в восемь часов утра.

– Нам нужна схема яхты, – сказал я. – Без точных сведений о том, где находятся радиорубка и каюта Кохлера, вся наша затея – не более чем умственный онанизм.

– Прошу тебя, Лукас, следи за своим языком, – отозвался Хемингуэй, обводя взглядом десяток всклокоченных пьяниц, докеров, моряков и священников, которые топтались вокруг стола, споря и хлебая пиво. – Среди нас дети.

– Согласен целиком и полностью, – со вздохом произнес я. У меня разболелась голова.

– Лукас, хочешь совершить доброе и нужное дело?

Я посмотрел на писателя сквозь голубую пелену сигарного дыма. Хемингуэй не курил, но, по всей видимости, ничуть не возражал против того, что окружающие дымят напропалую.

– Какое дело?

– Мария хочет на несколько часов выехать в город. „Линкольн“ должен вернуться сюда к шести, чтобы мы могли отправить свои последние сообщения. Ты не можешь отвезти Марию и пригнать машину обратно? Хуан все еще выгребает грязь из „Первого сорта“.

– Разумеется, – ответил я. – Я отвезу мисс Хемингуэй.

* * *

Дельгадо ждал меня в явочном доме. На нем были тот же льняной костюм и рубашка, что прежде. Как только я вошел в полутемную комнату, он иронически улыбнулся.

– Ты занятой человек, Лукас.

– Да, – ответил я, – и у меня мало времени. Досье у вас с собой? – Я не ожидал, что Дельгадо принесет документы. За минувшие сутки мои сомнения в возможности столь быстрой доставки секретной информации переросли в твердое неверие. Дельгадо попросту пускал мне пыль в глаза и зазря тратил мое время.

Дельгадо сунул руку в потрепанный портфель, который держал под столом, и вынул оттуда досье в розовой папке со штампом „О/К“. Папка была толщиной с телефонную книгу Чикаго.

– Святой боже, – пробормотал я, тяжело опускаясь в кресло. Один взгляд на перечень документов подсказал мне, что на их чтение потребуется куда больше, чем двадцать минут: „Южный крест“/Говард Хьюджес/фонд „Викинг/Поль Фейос/Инга Арвад/Арвад: контакты с Германом Герингом/Адольфом Гитлером/Алексом Веннер-Греном (он же „Шведский сфинкс“)/ анализ контактов: Донован, Мерфи, Данн/Арвад/: записи прослушивания и их расшифровка, сексуальные связи с Джоном Ф. Кеннеди (Военно-морской флот США – Дивизион морской разведки, зарубежное отделение). – Святой боже, – повторил я.

– Будь осторожен со своими запросами, Лукас, – сказал Дельгадо.

– Придется взять папку с собой, – произнес я. – Прочту позже.

Дельгадо фыркнул.

– Ты ведь знаешь, что это невозможно, – сказал он. – Папку нужно вернуть в Вашингтон к полуночи.

Я потер подбородок и посмотрел на часы. Через двадцать минут я должен был пригнать „Линкольн“ в поместье. Будь все трижды и четырежды проклято. Я открыл папку и начал просматривать страницы.

„Южный крест“. Длина девяносто шесть метров. Крупнейшее частное судно в мире. Зарегистрировано в США.

Переоборудовано по особому заказу бывшего владельца Говарда Хьюджеса (тут же ссылка на полное досье Хьюджеса).

Я читал его досье – это был поистине энциклопедический труд. Миллионер, авиатор и изобретатель, Говард Хьюджес пользовался широкой известностью. Он был для директора Гувера костью поперек горла – состоятельный человек, участник полудюжины сверхсекретных армейских проектов США, чудак и оригинал, всегда готовый пойти на риск. Правительство сохраняло за ним допуск к государственным тайнам, привлекало ко все более важным военным программам и в то же время удваивало и утраивало усилия по слежке и наблюдению за ним. Я бы не удивился, узнав, что Гувер видит его в ночных кошмарах по меньшей мере раз в неделю.

То, что Хьюджес владел „Южным крестом“ и переоборудовал его, вызывало подозрения, однако еще более подозрительной казалась продажа яхты Алексу Веннер-Грену. Этот человек также был мне знаком.

Алекс Веннер-Грен являлся одним из богатейших людей планеты и, как полагали ФБР, BMP, OPC и все прочие спецслужбы Западного полушария, нацистским шпионом. В контрразведывательных кругах Веннер-Грена именовали „Шведским сфинксом“. Этот миллионер основал фирму „Электролюкс“ и был крупнейшим держателем акций оружейной корпорации „Бофорс“. Насколько я знал, информация о контактах Веннер-Грена с советниками Гитлера и немецкой разведкой занимала отдельное досье, превышавшее размерами личное дело Говарда Хьюджеса. Последние несколько лет шведский промышленник находился в сфере моих интересов, связанных с деятельностью OPC в Мексике и Латинской Америке.