Колонист

— Ну-ка дай.

Он без особой охоты вручил спертую у своего безвременно почившего командира вещь. Я уставился на приблизившиеся деревья, завидуя хорошему прибору. Но не отбирать же честно украденное.

Итак… Характерных причесок не наблюдается, но это, может быть, еще хуже. Вероятно, поднялись вообще все племена, и тогда нас прочно отрежут, с крайне неприятными последствиями.

Черт побери! А идущий сюда, причем размахивающий белой тряпкой, человек мне очень хорошо знаком, как и большинству жителей округи. Неужели удача повернулась лицом?

— Открыть ворота! — скомандовал я с героическим видом, тихо радуясь, что второй подзорной трубы ни у кого не имеется. — Сержант, со мной!

Гринис скривился, однако возражать не посмел. Третьим, не спрашивая разрешения, двинулся Адам. Не особо жду коварства, но спокойнее чувствовать за собой его мощь, зная умение обращаться с саблей.

Где-то на полдороге встретились, обменявшись приветствиями.

Хорошо знакомый жителям Де-Труа патриарх здешнего многочисленного клана Поваленное Дерево, неизвестно куда исчезнувший при появлении солдат. От ирокезов его родичи отбивались наравне с остальными, и сейчас тоже в моем подчинении не меньше десятка. Идет в сопровождении двух молодых и свирепых на вид молодых воинов при полном параде. Ружья, томагавки, раскрашенные морды и прочие перья в волосах. Я не настолько разбираюсь в вышивке на одежде и мокасинах, чтобы с уверенностью определять племя, однако не похожи на его родственников.

— Говорят, тебя выбрали начальником здешнего ополчения? — потребовал старый вместо приветствия.

— Майором милиции, — сообщил сержант из-за плеча.

Дедуля посмотрел так, что сразу ясно: поддержка младшего званием должна помалкивать. Поставил на место без слов. В принципе не приходилось слышать, чтобы между ними дрязги имелись, знакомы прекрасно. Но я могу многого не знать. Все же в городе бывал набегами, а у Поваленного куча родичей.

— Значит, воины нелишними будут? — спросил он меня.

— Ты нашел разведчиков, готовых показывать дорогу! — воскликнул я довольно. С Робером на эту тему беседовал, но тот не особо заинтересован в набегах и налетах. Мирный плотник. Зря говорят, что индейцы все одинаковые. Очень даже разные и вполне способны работать лучше иного белого.

Видимо, все же подал весточку патриарху, и теперь появилась уверенность, что результат в сомнительной идее будет, и даже положительным.

— Не совсем так, — пробормотал Поваленное Дерево.

— А как? — насторожился я.

— Скажи, Шустрый Койот, что ты можешь предложить бедным индейцам, готовым выступить против ирокезов?

— Сколько набралось славных воинов? — спросил я после раздумья. Кажется, дело обстоит много серьезнее и он привел не только своих друзей с родичами.

— Скажем, шесть сотен.

Господь наш, в два с половиной раза больше, чем я смог собрать мужчин со всей округи после бойни!

Застывший за его спиной левый воин шевельнулся.

— Или даже свыше, — явно уловив сигнал, хмыкнул дедушка.

— У меня нет серьезных денег, чтобы платить за помощь, — осторожно произнес я. — Кроме доли в добыче нечего предложить.

— У тебя будет земля, которую мы освободим от ирокезов.

Черт побери, а ведь это мысль! Почему бы не взять, сколько хочешь, не оглядываясь на помещиков, губернаторов и любые власти. Это не нарушение договора: они первыми напали. И все же слишком мало зависит конкретно от моих желаний.

— Я не могу сейчас обещать то, — очень старательно выбирая слова, ответил я, — чего не только еще не заполучил, но и без воли короля не имею права раздать.

Он понимающе кивнул. Кажется, я заработал очко в этих странных переговорах. Уловил тонкость. Обещать нельзя, а вот раздать — почему бы и нет. Губернатор Канады не докладывает же о каждой семье, устроившейся в Мичигане? Между прочим, дело с юридической точки зрения крайне сомнительное. По смыслу договора нам разрешено у воды селиться на этой стороне, но на каком конкретном расстоянии — не указано.

— О! — махнул рукой Поваленное Дерево. — Большой белый отец пребывает за соленым морем, и нам вовсе не обязательно ставить его в известность о мелких хитростях.

— Племя — не семья, — возразил я, покосившись на по-прежнему молча слушающих вооруженных индейцев, любопытно — понимают ли. — Договор с любым племенем обязывает указать границы, и это уже непременно рано или поздно дойдет до королевских чиновников. У меня отсутствуют полномочия такого уровня! Я выборный на должность местными жителями, а не назначенный королевской властью.

— Зачем же племя, — ласково улыбнулся вечно себе на уме старый индеец. — Мы осколки, остатки прежних гордых народов: гуронов, мохоков, онейда, могикан и эри, сначала прореженных оспой, а затем изгнанных ирокезами со своих земель. Мы все стали моравскими^[35] и иезуитскими индейцами. Братьями, сплотившимися в один общий клан, который уже нечто новое.

Оба воина синхронно извлекли кресты из-под рубашек. Очень даже понимают, и как бы не зря от их имени он выступает. В принципе случалось не такое. Многие из уничтоженных племен вовсе не погибли, а стали ирокезами.^[36]

— Монахи научили нас делать прививки, и наше количество заметно возросло. А земли не прибавилось. Можно было отнять ее у соседей, но мы всегда жили с ними в согласии. Предпочитаем вырезать старых врагов, отплатив за пролитую кровь. — И глаза при этом нехорошо блеснули.

Как-то не сомневаюсь, не фигурально выражается. Именно об этом и мечтает.

— Будь уверен, — сказал он, сделав паузу. — Мы прошли выучку в католических миссиях, у многих родичи среди колонистов. Научились землю не хуже вашего пахать. Мы, — он был до безобразия серьезен, — хотим стать земледельцами-фригольдерами,^[37] хотя охота тоже приносит доход и отказываться от дополнительного дохода не собираемся.

Ну да кто в колониях на диких землях этим не балуется, очень хотелось ответить, но я молчал, вежливо слушая.

— Готовы по призыву встать в ряды милиции округа Мичиган, — закончил он речь мощным аргументом.

Миссии в Квебеке находились под патронатом иезуитов, последователей фра Джованни Баймонте, автора теории «равенства через братство». Они не навязывали свои идеи насильно и не смотрели свысока, старались понять мысли, чувства и привычки своих собеседников, принимая их как есть, готовя к «просветлению». Разговоры на этот счет ходили самые разные. Протестанты католиков по определению любить не могли. Судя по происходящему, результат был, и весомый. Не просто молиться, а перенять образ жизни. Поваленный со своим семейством все же в наших краях единственный в своем роде. А оно вон как. На севере целая толпа ничуть не хуже. И это очень важная информация. Вопреки представлениям здешних колонистов, часть индейцев может составить конкуренцию и в крестьянском труде, и в ремесле. И в том явно огромная заслуга иезуитов.