Колян. Дилогия
Шрифт:
— Ребята, открывайте, это я, Атаман! — Колян крикнул в дверь, но никто не ответил.
Он дернул за ручку — дверь по–прежнему была заперта изнутри.
Глаза заливал пот. Труп сзади вздрогнул — видимо, от попавшей в него пули, но Колян не слышал выстрелов, в его ушах шумела кровь.
«Ну вот и все, — подумал он. — Они ТОЖЕ предали меня. Меня предали все. Подмоги не будет. Больше ничего не будет».
Он тяжело выдохнул и прислонился к холодному дереву двери лбом. Труп сепаратиста больше ему не был нужен — он медленно сползал вниз, а потом плюхнулся на землю кучей тряпья.
Внезапно дверь подалась, заскрипела,
— Атаман, атаман, прости… Я спешил как мог, но брус очень тяжелый, прости, прости, прости, — взрослый мужик рыдал, по–детски размазывая слезы по грязному лицу, и не мог остановиться.
— Все хорошо, все хорошо, теперь все хорошо, — пробормотал Колян, у которого внезапно пересохло в горле.
Он похлопал парня по руке и сказал:
— Ну, буде. Как там наши раненые?
Глаза парня приобрели осмысленность и он ответил:
— Живы пока. В отличие от наших врагов, — и он улыбнулся уголком рта.
— Ну и отлично, — сказал Колян. — Вот что, иди на крышу помогай девке, а я пойду Катьку проверю. Никого не подпускайте к зданию — фундамент облили зажигательной смесью, если хотя бы один враг прорвется к нам с факелом, нам конец. Мы сгорим заживо.
— Понял, Атаман, — парень вроде немного пришел в себя от потрясения и был готов действовать дальше.
— Раз понял, иди, выполняй! — скомандовал Колян, и охранник быстро поднялся на ноги и взлетел на крышу.
Колян подошел к Катьке, которая все еще дышала, судя по вздымающейся груди. Он пощупал пульс и еще раз внимательно осмотрел ее. Катька еще больше побледнела с последнего осмотра, но держалась молодцом.
«Вот ведь бабы какие живучие, — подумал с облегчением Колян. — Парень бы давно бы коньки откинул, а девка держится, молодчина. Где же помощь?»
Он нашел бутылку с водой, лежащую на полу и сделал судорожный глоток. Снаружи доносились крики и выстрелы — видимо, его ребята продолжали попадать по целям. Колян глубоко вздохнул и сделал еще глоток. Запах гари никак не проходил — наверное, факел не погас при падении, а продолжал чадить где-то рядом.
— Атаман! Атаман! — сверху кубарем скатился охранник, за ним сбежала девушка. — Атаман, мы горим!
— Как горим?
— Я не знаю, полыхает со всех сторон — видимо, они стрелу пустили зажженную, — парень был белым, как полотно, и губы его тряслись.
«Что за игры ты со мной ведешь, Старая Сука?! — с ненавистью подумал Колян. — Для того ты меня спасла, чтобы я здесь задохнулся от гари или заживо сгорел в этой заплеванной харчевне?»
От мыслей Коляна отвлекло движение, которое он уловил краем глаза. Катька шевельнулась. Ее глаза, воспаленные от боли и лихорадки, внимательно и как-то спокойно смотрели прямо на него.
— Атаман, — чуть слышно произнесла она.
— Что, Катюш? — он наклонился к девушке.
— Обними меня, — прошептала она.
Он наклонился к ней совсем близко так, что ощутил ее дыхание на своем ухе.
— Атаман… Вам со мной не спастись… Ты обо мне не волнуйся, уходите скорее, бегите, спасайтесь.
— Ну что ты, дурочка, — на глаза Коляна навернулись слезы. — Что ты такое говоришь, сейчас мы тебя перетащим поближе к выходу и что-нибудь придумаем.
—
Атаман… — прошептала Катька. — Я люб…лю… любила и буду тебя любить. Будь счастлив, Атаман. Жи…ви…Она сделала резкое движение рукой к сердцу и, дернувшись, затихла. Колян оторопело смотрел на рукоятку своего боевого ножа, который торчал у нее из груди. Он, все еще не веря в происходящее, закинул руку за плечо и ощутил там пустоту. Охранники молча в ошеломлении смотрели на девушку и застывшего Атамана.
— АААААА!! — взревел Колян и схватил девушку в охапку, как когда-то схватил раненую и избитую Ленку. Ему показалось, что в чертах Катьки проступает ее лицо — нежный овал, ровная кожа, упрямо вздернутый носик и искривленные болью губы. — АААА, ЧТО ЖЕ ТЫ НАДЕЛАЛААА… СУКИ!!
Крики и выстрелы приближались к харчевне. Запах гари с каждой секундой становился все более и более невыносимым. Дым начал постепенно заполнять комнату, но Колян этого не замечал. В дверь послышались громовые удары — видимо, ее выносили снаружи плечами или бревном.
Колян баюкал девушку на руках и слезы катились по его испещренным шрамами щекам. Руки девушки безвольно бились о заплеванный стол, и тонкий ручеек крови струился сквозь его щели прямо на пол. Охранница упала на четвереньки и закашлялась, ее рвало.
Дверь, сотрясаемая ударами, упала. Колян повернулся к ней с рычанием и одной рукой выдернул из-за спины автомат.
— Атаман, это мы! Свои! Все кончено! — из дыма выплыло лицо Димки, и Колян устало уронил оружие на пол, подхватив Катьку двумя руками.
Заключение
Через месяц после событий, всколыхнувших всю Рось, с предателями было покончено. По закону Коляна они не были изгнаны из государства, они были уничтожены. Вычислили их достаточно быстро — несмотря на увеличившееся население государства, несколько допросов пленных, а также показания свидетелей, вскрыли довольно большую группировку сепаратистов.
Разумеется, без Орды дело не обошлось. Восточная хитрость нашла свое применение в «бомбе замедленного действия»: сепаратисты под видом торговцев проникли в город и там уже на месте, пользуясь неограниченными деньгами и щедрыми обещаниями, вербовали граждан. Кого-то запугивали, обещая вырезать всю семью, кому-то рисовали горы золотые — в общем, цель была достигнута, и к тому времени, как Колян раскрыл предательство, план Орды был практически выполнен. Еще немного, и не стало бы ни Императора, ни его Империи.
Это была война, жестокая война, и казаки это отчетливо понимали. Больше не было никаких прикрытий и добрососедской торговли. Были враги, которых надо было уничтожить. Был суровый мир, который пытался сожрать их с кишками и выплюнуть их кости, удобряя ими вновь расцветающую землю.
Колян сидел на могиле Катьки, скрестив ноги, и задумчиво жевал соломинку. Он никак не мог отделаться от этой привычки, но она помогала ему сосредоточиться на главном.
«Как же так получается, что как бы земля ни очищалась от скверны, новые и новые войны будут питать ее кровью и удобрять трупами? — думал Колян. — Я всегда бежал от войны, пытаясь обрести мир, и никогда не находил покоя. Наверное, покой меня ждет только на том свете. Но пока я жив, я не предам свой народ. Я не предам жизнь, я не сдамся смерти, скуля от страха. Я буду жить, даже если целый мир будет против этого».