Колыбель качается над бездной

Он то и дело застревал в дорожных «пробках», которые возникали повсеместно по пути его следования – то из-за нерасторопности горе-водителей, совершивших неудачный манёвр и перегородивших движение своим транспортным средством, то по причине низкой пропускной способности отдельных участков трассы, так называемых «бутылочных горлышек», то из-за стычек, которые рождались прямо на дороге и тут же обрастали толпой разъярённых попутчиков, жаждущих почесать кулаки и выпустить пар. Тогда он нервно давил на клаксон, матерился и резко крутил баранку вправо-влево, пытаясь втиснуться в любую дыру, в любой «карман», в любое свободное пространство, которое порой возникало по мере движения всей этой тысячеголовой автомобильной гидры-трансформера. Не помогали ни государственные номера его джипа, ни муниципальная символика на дверцах и капоте – напротив, у окружающих это вызывало раздражение, ропот и даже угрозы. Принадлежность к когорте чиновников сейчас была не самой лучшей рекомендацией, если не сказать опасной.

Однако по мере удаления от города плотность движения падала, а скорость, напротив, росла. Когда он вырвался на прямой, как стрела, загородный участок трассы, с одной стороны отсечённый отвесной скальной породой, а с другой обрывающийся в пропасть, по дну которой стремился к морю горный поток, на дороге стало почти свободно.

Когда он прибыл в аэропорт, то застал там удручающую картину. Удручающую и вместе с тем безнадёжную. Толпы людей осаждали готовые к взлёту лайнеры, пытались прорваться к трапам, а кордоны полиции на пределе своих возможностей сдерживали их. То и дело в воздухе мелькали полосатые полицейские дубинки, слышались вопли, проклятия и стоны, изредка кто-то спотыкался и падал, и тогда на этом месте возникала свалка из человеческих тел. Людские волны то накатывали на стройный частокол высоких, в человеческий рост, полицейских щитов, то снова откатывали назад, отброшенные скоординированными действиями блюстителей порядка. Но вот группа агрессивно настроенных молодчиков, изрядно подогретых спиртным, смяла один из полицейских кордонов и рванула наперерез ближайшему самолёту, который только что закончил загрузку пассажиров и уже выруливал на взлётную полосу. Толпа взорвалась громкими поощрительными криками, подбадривая смельчаков, в полицию с удвоенной энергией полетели проклятия, пустые бутылки и камни. Однако торжество правонарушителей было недолгим: на лётное поле выкатилось с десяток бронемашин с водомётными пушками. Выстроившись в боевой порядок, они в два счёта разметали мощными водяными струями многочисленные людские скопления, включая и ту группу пьяных молодчиков.

Он вышел из машины и в сердцах хлопнул дверцей. И здесь тупик, дьявол их забери! Без законных оснований улететь отсюда не мог никто – для него это теперь было более чем очевидно. А законных оснований, скажем, в виде авиабилета, спецброни или удостоверения члена Триумвирата, у него не имелось. Последняя надежда вырваться из города потерпела фиаско. Оставалась, правда, автомобильная трасса, но и она не решала проблемы: после полуночи он терял право на пользование служебным автомобилем, и на первом же полицейском посту его попросту задержат. Ну, если не на первом, то на втором уж точно. С этим в условиях военного времени было чрезвычайно строго: угон служебного автотранспортного средства, тем более с государственными номерами, грозил нарушителю высшей мерой наказания. Без суда и следствия: приговор приводился в исполнение прямо на месте.

Уныние овладело им. Он был выжат, опустошён и обессилен. Нет, не суждено ему добраться домой, увы, не суждено! И как он мог совершить такую оплошность, как позволил обокрасть себя! Сейчас бы преспокойно трясся в купе международного вагона и горя б не знал. Да что уж… Теперь ведь никому не докажешь, что билет у него был. Да и доказывать, собственно, некому.

Он сплюнул и поднял глаза к небу, с тоской провожая взглядом только что взлетевший пассажирский «Боинг». Звуковая волна накрыла его с головой и ушла вперёд, вслед за лайнером. А он всё стоял с задранной вверх головой и продолжал смотреть в душное мутное небо.

Там, наверху, под самым небесным куполом, неподвижно висел розовый дирижабль с традиционной надписью на борту: «Good Year!» А под ним, прямо в небе, гигантскими буквами, видными за десятки километров, светилась лазерная голограмма, дублировавшая текст розовой листовки об объявлении войны:

Дорогие сограждане! Мы, члены Триумвирата Единого земного государства, призываем вас к спокойствию, пониманию и терпимости. Приоритеты государственной политики, обострившаяся демографическая ситуация в планетарном масштабе, рост кризисных явлений в сфере макроэкономики и ваши исконные интересы требуют от нас принятия тяжёлого, но справедливого и единственно верного решения. Такое решение принято.

В третий день месяца июля, в пятницу, в 12:00 по Гринвичу, одновременно на всей территории Единого земного государства объявляется начало тотальных военных действий…

Дальше следовал подробный свод правил поведения в условиях военного времени, с особым упором на запретах, нарушение которых каралось очень строго, вплоть до смертной казни. В самом конце официального послания народу шёл подробный перечень поощрений, наград и бонусов наиболее отличившимся на арене военных действий, а завершал эпохальный документ прейскурант цен на человеческие скальпы: скальп мужчины – сто баков, женский – пятьдесят, детский – двадцать пять. Лысые, себорейные скальпы и скальпы, стриженные «под ноль», в приёмных пунктах не принимались и оценке не подлежали.

Всё как обычно, ничего нового.

Он поднял голову ещё выше. Там, на границе стратосферы, теряясь в облачном слое, тонкой, едва различимой серебряной нитью пролегала сверхскоростная правительственная монорельсовая трасса. Простым смертным туда путь был заказан.

Ходили легенды, что она сделана из чистой углеродистой стали. Однако никто в этот бред не верил.

3.

Он курил сигарету за сигаретой и с тоской смотрел, как один за другим взлетают в небо белоснежные лайнеры. Когда лётное поле окончательно опустело, народ с шумом, с гвалтом, с бранью повалил с территории аэропорта, изливая нереализованные гнев и агрессию на интерьер аэровокзала, на не успевших увернуться служащих терминала, на цветочные клумбы и припаркованный автотранспорт. Досталось и его машине: кто-то в сердцах пнул ногой бампер, кто-то своротил зеркало заднего вида, а кто-то «уронил» кирпич на заднее стекло, и оно с характерным шелестом осыпалось в салон. А он продолжал пускать дым, пыхтя уже пятой сигаретой, и не замечал ни людей, оценивающих его одинокую фигуру враждебными взглядами, ни полицейских, с безопасного расстояния наблюдающих за экзальтированной толпой, ни перепуганных работников аэропорта, жавшихся по углам во избежание побоев.

Когда толпа схлынула, он снова сел за руль. В сознании забрезжила одна идейка, некий авантюрный план-прожект, абсурдный, фантастический, практически не выполнимый, но единственный: другого не было, и выбирать особенно не приходилось. В двух-трёх верстах отсюда, если двигаться не по основной трассе, а по другой, незаметной и пустынной, той, что огибала аэропорт и, по-заячьи петляя, уводила в горы, располагался компактный закрытый аэродром, специально предназначенный для высших чиновников государства. По слухам, таких площадок, всегда готовых к услугам членов Триумвирата, было около сотни по всей планете, и там «под парами» всегда стояло несколько единиц летательной техники. Туда-то он и решил направиться, надеясь лишь на чудо. Потому что прорваться на территорию усиленно охраняемого закрытого объекта класса «top secret» мог попытаться только сумасшедший.

Но едва он вырулил на трассу, как мимо него на бешеной скорости, с визгом, сиренами и мигалками пронеслась кавалькада чёрных правительственных «линкольнов». Видно, большой чин проследовал на тот самый охраняемый объект повышенной секретности. Вот оно, чудо! Если он не воспользуется им прямо сейчас, то будет полным кретином. Выждав, когда кавалькада скрылась за поворотом, он вдавил педаль газа до отказа и вырвался на шоссе. Примерно через километр он сумел догнать последний «линкольн» и пристроился ему в хвост по принципу «как бы я с вами, ребята». Государственные номера его джипа и муниципальная символика оказались очень кстати: он вполне сошёл за представителя местного муниципалитета в качестве сопровождающего.

Стиснув зубы, навалившись на руль всем телом, впившись взглядом в серую ленту шоссе, он выжимал из джипа последние лошадиные силы, старался держать требуемую дистанцию и не слишком отрываться от VIP-кортежа. Джип словно приклеился к идущей впереди машине. Дорога перестала петлять, теперь она шла по идеальной прямой. Это могло означать только одно: скоро объект. Он никогда не был здесь раньше и ориентировался лишь по кулуарным рассказам служащих городского муниципалитета, с которыми ему пришлось трудиться всю последнюю неделю, обучая их таинствам великой науки практической деурбанизации.

Что и говорить, в последние десятилетия деурбанизация устойчиво пользовалась повышенным спросом. Переселение целых народов в сельскую местность сначала из крупных мегаполисов, а потом и из городов поменьше приобрело характер глобальной миграции, своего рода массового исхода, тотальной эпидемии. Маститые учёные долго ломали голову над причиной такой спонтанности, выдвигали различные остроумные гипотезы, созывали конференции и научные симпозиумы, спорили до хрипоты и психических расстройств, пока какой-то никому не известный молодой журналист не тиснул в провинциальной заштатной газетке небольшую статейку, в которой просто, в доступной для обывателя форме увязал новое великое переселение народов с краткосрочными войнами, которые регулярно, раз в шесть-восемь лет, лихорадят всю планету. Объяснение оказалось до смешного банальным: в период ведения тотальных военных действий шансов выжить в городской тесноте значительно (в разы) меньше, чем в условиях относительно низкой плотности населения. Тогда-то и зародилась наука практической деурбанизации, которая, в частности, математически определила критический порог плотности населения, превышение которого в условиях военного времени приводило к скачкообразному росту процента смертности. В городах, даже небольших, этот порог, как правило, был значительно превзойдён…