Колыбель твоих оков

От мыслей о нем к моему горлу подступает комок. Я сглатываю, успокаивая себя тем, что Эммануэлю вряд ли есть хоть какое-то дело до этого конгресса, а до меня и подавно.

Сегодня второй день конгресса. Я в почти полной тишине прохожу по галереям центра, это уже знакомая мне дорога, хотя вчера мы с ребятами смогли немного сориентироваться в этажах и переходах, только сверяясь с планом-картой зданий. Я спускаюсь по ступенькам в холл второго этажа, чтобы просмотреть стенды со вчерашними постерами, вывешенными участниками конгресса.

Главное преимущество больших конгрессов состоит в том, что на таких мероприятиях можно встретить огромное количество ученых из различных научных институтов и даже с других континентов, приехавших продемонстрировать свои открытия научному миру. К сожалению, как раз в этом и заключается главный недостаток международных конгрессов — в связи с огромным количеством докладчиков, время, отведенное на выступления участников, либо жестко ограничено, либо совпадает со временем других презентаций, и поэтому посетить все интересующие доклады практически не представляется возможным. То же самое касается и стендов с постерами, которые каждый день заменяются новыми докладами, и времени для того, чтобы прочитать все работы и познакомиться с самими докладчиками совсем не остается.

Именно поэтому ни свет ни заря, еще до официального наступления завтраков, я спускаюсь в холл, пока постеры с предыдущего дня все еще висят на своих стендах, и можно изучить их в спокойной обстановке. Благо кофе на конгрессах никогда не заканчивается, и даже в темное время суток кофе все еще стоит в самонагревающихся резервуарах на столах холла.

Налив себе в пластиковый стаканчик немного горячего, пробуждающего напитка, я приступаю к изучению работ, висящих на стендах.

— Никогда не подумал бы, что ты жаворонок, — раздается за моей спиной уверенный, твердый голос, в котором я все же успеваю распознать нотку озорства.

От неожиданности я чуть не выплескиваю остатки своего кофе на близстоящий стендовый доклад, который еще минуту назад мирно читала. Усилием воли я медленно поворачиваюсь на звук до боли знакомого голоса. Я физически ощущаю, как меня пронизывает его взгляд, в ответ на который мое тело перестает слушаться, будто взбунтовавшись против своей хозяйки. Когда я встречаюсь с его глазами, в них царит спокойствие, что бывает слишком редко, чтобы принимать это явление за должное.

— Что вы здесь делаете? — вырывается у меня.

Скорее всего, я все еще сплю, в противном случае я надеюсь как можно быстрее провалиться сквозь землю.

Я наблюдаю, как брови Эммануэля устремляются вверх. Тем не менее его ответ не заставляет себя долго ждать:

— Я здесь, чтобы представить труды моей лаборатории научному миру, — медленно протягивает он. И даже если Эммануэль и был ранее удивлен моей беспардонной репликой, то решил этого не показывать. — Очень надеюсь на то, что и ты приехала сюда с такой же целью.

Уголки его губ слегка приподнимаются в усмешке, и у меня перехватывает дыхание. Что за влияние оказывает на меня этот человек?

— Я… я не это хотела сказать, — зачем-то начинаю я объяснять то, что и так понятно. — Я имею в виду, что знаю, почему вы здесь. Вы же пленарный докладчик.

Если я сейчас же не заткнусь, то закопаю себя еще глубже. По-видимому, шесть утра — это слишком ранее время для моих биологических часов. Я практически уверена в том, что для того, чтобы справиться с сильным волнением, которое я испытываю в присутствии Эммануэля, мне необходимо освоить какой-то вид магии.

— Ты меня боишься?

Внезапный вопрос Эммануэля застает меня врасплох. Мне кажется, или этот вопрос прозвучал слишком громко? А может, это Эммануэль стоит слишком близко ко мне? Я пытаюсь сфокусироваться на осколках голубого неба его глаз, в которых отчетливо вижу свое перепуганное лицо. Мне кажется, или мое тело мне больше не повинуется?

Солнце еще не успело полностью взойти, и в холле со стендами сейчас только искусственное освещение. Кроме нас с Эммануэлем здесь все еще никого нет. Отталкивает ли меня на самом деле близость с этим человеком? Или, наоборот, я стремлюсь к ней как мотылек, летящий на свет лампы, обжигаюсь, но почему-то все так же остаюсь одержимой пьянящим, смертоносным светом?

Лампа над стендом с постером начинает изредка мигать, и ирония всей этой ситуации не ускользает от меня. Эммануэль, оказывается, и вправду стоит слишком близко ко мне: я чувствую его дыхание на своей коже, и аромат его одеколона, уже ставший настолько знакомым, обволакивает мои легкие. Я стою, боясь пошевелиться. Мне кажется, если я сделаю лишний вздох, вся магия развеется, Эммануэль исчезнет, а карета прекратится в тыкву.

— Как вы пришли к такому выводу? — я отдаю себе должное в том, что, несмотря на всю беспощадную комичность ситуации, я не отвожу взгляд и продолжаю смотреть на него в упор. Еще немного — и мы начнем состязаться в том, кто кого переглядит. Будто заранее распознав серьезность моих намерений победить хотя бы в игре в гляделки, Эммануэль слегка отстраняется, его руки скрещены на груди, отчего под рукавами рубашки становятся заметными впечатляющие мускулы.

— Каждый раз, когда я рядом, ты либо пытаешься от меня убежать, либо выглядишь так, будто увидела призрака.

Он действительно очень проницателен. Хотя… это, наверное, я как открытая книга, по которой так легко считываются все эмоции.

Несмотря на некоторый упрек в его словах, я не ощущаю никакого нападения или намека на насмешку со стороны Эммануля. Скорее всего, в его словах есть даже некая доля любопытства и, не побоюсь предположить, беспокойства. Последнее мне явно показалось, прихожу я к наиболее логичному выводу.

Я отлично понимаю, что мне ни в коем случае нельзя выдавать себя, и о моих мыслях и чувствах по отношению к Эммануэлю никто не должен узнать. Как я могу доверять человеку, чье настроение меняется с бешеной скоростью и без видимой на то причины? В один момент Эммануэль весь такой дружелюбный и обходительный, а через минуту-другую уже ходит чернее тучи, и с таким Эммануэлем не дай бог иметь дело. Я все еще не могу забыть тот инцидент в его кабинете, когда я принесла ему бумаги на подпись.

И все же я не могу отрицать того, каким странным образом и с какой силой он притягивает меня. Даже сейчас, в полумраке огромного холла я чувствую непреодолимое притяжение к нему, будто мы связаны друг к другом физически, будто огромная веревка обмотала мои и его запястья двумя концами. Мои ноги подкашиваются. Как долго еще я буду игнорировать то, с какой силой меня тянет к нему? Я физически ощущаю, как все больше и больше накаляется между нами воздух. То, как он смотрит на меня — еще чуть-чуть и я умру в этой агонии.

— Эммануэль, почему моя зарплата превысила указанную в контракте на одну тысячу долларов? — я решаюсь задать этот вопрос прямо сейчас в качестве отвлекающего маневра. Я очень хорошо помню советы Бетан по поводу того, как именно нужно уходить от нежелательного разговора. — Я бы не волновала вас подобной нелепицей, если бы не знала, что моя зарплата была повышена в связи с требованием руководства. А моим руководителем как-никак являетесь вы.

Я отчаянно пытаюсь взять себя в руки — не так страшен чёрт, как его малюют.