Колыбельная для вампиров - 3

Он нахмурился, но ничего не сказал.

— Что, совсем всё плохо? — не выдержала я, впрочем, не ожидая ответа.

— После инициации феникса, лечение уже бесполезно, — вдруг произнёс Мика и печально глянул на меня. Глаза у него были под стать голосу, тоскливые и неживые, будто ледышки или зелёное бутылочное стекло. — Процесс разрушения пошёл просто вскачь, ничем не могу его остановить, — пожаловался он.

Присев рядышком я обняла его и чмокнула в щеку.

— Понимаю, каково тебе сейчас, и мне тоже очень больно, причём вдвойне. Пойми, у меня душа болит за вас обоих, я очень вас люблю, родители. Вот потому хочу сказать, давай-ка ты прекращай киснуть. Хочешь выставить её из дома раньше времени?

— А ты откуда знаешь о поиске? — встревожился отец. — Это она тебе сказала?

— Нет, конечно, — вздохнула я. — Как будто вы мне что-нибудь говорите.

— Опять подслушивала?

— Ага! — созналась я. — Всю информацию приходится добывать самой. Живу как партизанка в родном доме.

Удивительное дело, но отец впервые улыбнулся и потрепал меня по щеке. Терпеть ненавижу, когда он так делает! Сразу ощущаю себя комнатной собачонкой. Ладно, ввиду чрезвычайного положения в доме, так и быть, кусаться не буду.

Мика покосился на меня — вот зараза! — и усмехнулся. Zut![1] Терпеть не могу фокусы старших! Всё время такое чувство, что у меня прозрачная голова, и они видят мои мысли насквозь.

— Спасибо, детка, думаю, ты права. Что-то я совсем захандрил, а это не дело хоронить нашу Рени раньше времени, — он пристально посмотрел на меня. — Так о чём ты хочешь со мной поговорить?

Я помедлила, собираясь с духом. Конечно, сейчас не до для дурацких визитов, вот только есть такое гадкое чувство, что Ник не даст мне отвертеться от задуманного им ужина.

— Даже не знаю, как сказать… в общем, один знакомый парень напросился к нам в гости, типа он хочет семейный ужин, и я сдуру пообещала.

— Звучит интригующе. Собираешься представить нам своего жениха? — слабо улыбнулся Мика.

— Нет-нет! Боже упаси, только не это! Честное слово, он сам напросился! Я его почти не знаю, но Реази, фигурально выражаясь, вывернул мне руки, требуя этот семейный ужин, — я глянула на отца не зная говорить ему или нет, но затем решилась. — Знаешь, papa, он очень странный парень. Говорит, что учился вместе с нами, но я не помню, чтобы встречала его в Академии. При этом Соня с Иваном утверждают, что они с ним знакомы. Не понимаю, как такое возможно, ведь я знаю всех их знакомых, — выпалила я и воодушевилась, заметив, что на лице Мики появился интерес.

— Говори!

— Думаю, Реази не тот, за кого себя выдаёт. И вообще, есть в нём что-то такое… — я замялась, подбирая слова. — Даже не знаю, как это объяснить… я же своих сверстников знаю, а он какой-то не адекватный, ведёт себя так, будто все обязаны падать перед ним ниц. Короче, эдакий китайский мандарин.

— И что, его слушаются? — быстро спросил Мика.

— Да, — ответила я и сама этому удивилась. — Ещё как слушаются! В штабе парень бросил бумажку мимо урны, так он велел ему поднять и тот даже ничего не вякнул в ответ, а сходил и поднял, хотя был старше Ника званием.

— Очень интересно! Что ещё ты знаешь об этом парне?

Я пересказала всё, что знала и заодно про свои подозрения, что Реази может читать мысли и мне сразу же полегчало. Пусть теперь Мика разбирается с ним, а я пас.

— Что скажешь насчёт ужина? — поинтересовалась я в заключение.

— Когда он собирался прийти? — спросил Мика, о чём-то усиленно размышляя.

— Просился в эту пятницу на девять вечера, точнее приказал.

— А сегодня у нас вторник, значит, время ещё есть. Хорошо, мы организуем ужин твоему парню.

— Никакой он мне не парень! — запротестовала я.

— Да? — удивился Мика. — Милая, а как же драка в автобусе? Говорят, она была из-за тебя.

«Ah, mince! Даже отцу уже донесли! Зуб даю, что это Штейн! У этого Ледяного тигра язык как помело!» — возмутилась я про себя.

— Оперативно у тебя службы работают, — заметила я кислым тоном.

— Если у кого язык, как помело, так это у тебя, милая. Меньше изводила бы парней, тогда и драк между ними было бы меньше. Тебе их что, в Академии не хватило?

Я возвела очи горе.

— Ты и там следил за мной?

— Нет, только присматривал.

— Ладно-ладно, всё ясно, можешь не оправдываться. Э, нет! Куда это ты собрался? Мой руки, и садись за стол! Я с тебя с живого не слезу, пока ты у меня как следует не поешь, — сердито сказала я и, отловив отца почти на выходе из кухни, где в последнее время тусовалась наша семейка, потащила его к мойке. — Никуда ты не пойдёшь! Мой руки здесь, чтобы я тебя видела. После вчерашнего бегства ты вышел из доверия. Да-да, уже дрожу от страха! Но ужинать ты у меня будешь.

Диалог высоким стилем, где Бог — это любовь

В спальне, где почивает прекрасная женщина, царят вечерние сумерки и тишина. В открытое настежь окно врывается порывистый ветер, он скручивает лёгкие светлые шторы в причудливые фигуры-призраки. Лунный свет, пробиваясь сквозь тёмные тучи, придаёт им некое подобие жизни. В полумраке комнаты они пляшут и кривляются в своём безумном танце. И тут на их фоне возникает силуэт мужчины. Он бесшумно скользит к кровати и… тишину спальни нарушает слабый шорох одежды.

***

— Я не сплю, можешь не красться, как загулявший кот, — с улыбкой в голосе сказала Рени. Она подвинулась и похлопала по кровати. — Ложись тут, я согрела тебе местечко.

— Как загулявший кот? Не имею такой привычки, милая. Это ты у меня своевольная Кошка, которая гуляет сама по себе. Надеюсь, без загулов на сторону? Не смей лукаво смотреть на меня, а то я не посмотрю, что ты на грани и устрою тебе хорошую трёпку. Вовек не забудешь!

— Как ты мог такое подумать? Фи, кто бы ещё рвался в загулы!

— Правильно, девочка! Даже не мечтай об этом…

— Бедный мой ангел! Зря ты ревнуешь. Ведь ты же для меня — Ми-Ка-Эль[2]. Для меня есть только ты, любимый. Я никогда не покину тебя.

— Лживая Кошка, думаешь успокоить меня сладкой ложью?

— Так прими мою любовь и сладкую ложь в придачу. Зачем тебе, моё сердце, горькая правда?

— Из твоих рук, милая, я приму хоть яд. Только прикажи! Зачем мне жить без тебя?

— Глупости говоришь, мой ангел! Я знаю, ты хочешь жить и это правильно. Я тоже хочу, но не могу.