КОМ 7

— Да япона мать!.. — пробормотал Сокол, и тут уж, обернувшись на них, притихли все.

— Что? — испугалась Маша. — Не надо было говорить? А ты же не предупреждал…

— Да я и не думал, что ей вступит позвонить! — с досадой воскликнул Сокол. — Главное, сегодня я сижу, с дядей разговариваю — вдруг она входит. Ванечка, туда-сюда, и снова давай своё: «Может, передумаешь, ляжешь к нам в стационар, пока не поздно?» Еле отбрехался.

— Ну ты придумал, с кем юлить! — усмехнулась Даша. — У императрицы глаз-алмаз!

— Вот, видать, что-то она заметила, раз звонить начала, — закивала Серафима.

— А про лис? — встревоженно спросил Иван. — Про лис ты ей сказала?

— А она не спрашивала, — пролепетала Маша. — Спросила, что ты делаешь. Я сказала: травки пьёт и какие-то упражнения по часам…

— Кстати, у вас время, Иван Кириллович, — строго сказала Айко. И Иван безропотно пошёл за дом на площадку, там у нас место для гимнастики оборудовано. А Айко сказала мне: — Не хотелось бы мне попасть под ревность императрицы.

— Да уж, и мне бы не хотелось, — согласился я. — А мы тут с тобой в одной лодке, да ещё матушка. Что-то придумывать будем.

Айко кивнула и поманила рукой уже Серго:

— Князь Багратион, у вас тоже процедуры.

— Уже бегу! — с готовностью поспешил в сторону травной избы тот.

Похоже, у Багратиона дела шли даже веселее. Впрочем, у него костных повреждений не было — хрящики да мягкие ткани. Пока нам ничего не говорили, это я по воодушевлению Серго сужу.

Как бы так всё в лучшем виде представить, чтобы монаршую досаду на себя не навлечь? Надо бы с матушкой переговорить.

Но шашлыков мы, конечно, пожарили. И вина за Хагена выпили. А как же?

ИЗДЕРЖКИ ВАССАЛИТЕТА

В четверг я закончил уроки и черкал в ведомостях, составляя план на следующую неделю. Лучше заранее всё сделать, чтоб завтра пораньше домой. А тут Хаген в учительскую заходит. Серьезный такой, как это у него бывает. Накатывает, знаете ли, повышенная немецкость. По-любому, сейчас чего-нибудь выдаст.

А я дай, думаю, подколю его. Сразу вид сделал, как будто поглощён своей писаниной по самые уши. Сижу, строчу, головы не поднимая.

Хаген стоит молчит.

Я сижу пишу.

Да ядрёна колупайка, кто раньше не выдержит?

И тут Хагена пробило. Он вытянулся, поправил воротник мундира, громко откашлялся и начал:

— Илья Алексеевич…

Да наконец-то! Я уж думал, у меня рука отвалится так строчить!

— Ну, зажигай! — подбодрил его я.

Он слегка запнулся.

— Чего зажигать?

Я аж вздохнул и щёку кулаком подпёр:

— Вот всё я тебя, Хаген, не пойму. Уже справный казак получаешься. И всё равно прорывается в тебе некоторая немецкая деревянность.

— Деревянность? — Он вздохнул. — Это всё от нервов!

— О! Нормально отмазался! — усмехнулся я. — Чего там у тебя?

— Хочу к родным съездить. — И главное, морда такая, вроде как к деспоту обращается. — Я не видел родителей несколько лет и не знаю, имели ли они какие-то известия обо мне.

Тут мне аж кисло стало. Вот он, Хаген — человек, от которого в бою зависит целостность моей шкуры — мнётся, прося милости навестить родителей. Аж оскомина от этих мыслей. Прибил бы. Родители — это святое. А он?

— Так езжай! Какие проблемы? Попроси у Ивана направление на военный курьер — и вперёд! За выходные обернёшься. А хочешь на дольше — так попроси у него небольшой отпуск. В начале учебного года это, конечно, странновато, но по семейным обстоятельствам и не такое бывает.

На физиономии Хагена промелькнули какие-то сомнения, в которых я не взялся бы разбираться, он решительно дёрнул головой:

— Я думаю, для первого визита после столь долгого промежутка достаточно будет и выходных. И… я хотел бы отправиться в твоём сопровождении.

— А-а-а, за герцогской спиной спрятаться и титулами всех заровнять? — постарался развернуть разговор в шутливый тон я.

— Да. Всё именно так и обстоит.

— Ха-а-аген! Ну-у ядрёна колупайка! Я ожидал воплей о том, что я «неправильно всё понял», а ты? Не разговор, а разочарование сплошное.

— Прошу простить.

— Вот только не усугубляй. Когда собираемся?

— Думаю, на следующих выходных.

— На «Пуле» бы хорошо, чтоб без пересадок. Только что там с суетой вокруг военных перевозок?

— Я уточнил. «Пулю» поставили в регулярный рейс на середину недели. В среду она идёт туда, в четверг возвращается.

— Что, всё так же в Индию? — уточнил я.

— Афанасий старается уходить от этой темы, но, похоже, так.

— Что ж там такое происходит-то, интересно? Ну и что по загрузу?

— Остальные дни свободны для других полётов. Я предварительно узнал, интересующие меня дни свободны, Афанасий обещал придержать их до твоего решения.

— Вот же жук! По-любому, и с Соколом уже всё решил, и с нашими жёнами договорился? А разговор со мной, значит, напоследок оставил, так?

— Я посчитал необходимым представить тебе полностью готовый план, — скроил чопорную мину Хаген.

Вот же морда немецкая!

— Выговор тебе, вассал. С занесением в грудную клетку. Ладно. Потом мелочи дома обговорим.

* * *

Всё сложилось даже в более приятном виде, чем я предполагал. Иван, конечно, сказал, что для отпуска как-то рано, но на пятницу нас отпустил совсем. Так что в следующий четверг, сразу после занятий, мы направились в воздушный порт — от училища-то совсем недалеко — загрузились в «Пулю» и помчали. Шесть тысяч километров, неслабое расстояние предстояло преодолеть! Но сверхскоростной курьер обещал проделать этот путь за пятнадцать часов. С вычетом того, что будем на запад лететь, вслед за днём, капитан обещал, что к половине второго ночи будем уже на границе документы предъявлять, а к четырём утра — на пункте досмотра пассажиров в Линце.

Как же я рад был, сто раз себя похвалил за то, что надоумил тогда Афоню на покупку курьера военной модели. Иначе телепались бы мы на «Дельфине» трое суток с хвостом, и это только в одну сторону. А если старый Афонин гражданский грузовик взять, то сразу время надо вдвое умножить. Сутки, эва!

А тут — ночь поспал и на месте!

«Пуля», конечно особый скорый дирижабль, но пассажирские купе у него какие-никакие есть. И даже удобства достаточно приличные. По крайней мере, для нас, не особо полных, вполне удобные. Значит, спокойно можем долететь.