Кома. 2024

В это время в гостиную вошел Нырков. Он крепкой хваткой держал Мару за локоть. Каким-то чудом подруга вырвалась и бросилась к мужу, но один из избивающих Павла моповцев грубо отшвырнул ее. Мара упала на диван. Потом она вновь ринулась к избивавшим мужа людям и принялась колотить одного кулаками. И тут все услышали тихий, но властный голос Ныркова:

– Достаточно. Эту сумасшедшую успокойте и в наручники ее. Этого, - Нырков указал пальцем на Павла, - поднимите и браслеты наденьте, чтобы не рыпался.

Я судорожно сглотнула, наблюдая за происходящим. Моповцы принялись исполнять приказание. Павла поставили на ноги. Его лицо превратилось в кровавое месиво, а тело в один сплошной кровоподтек. Мой друг едва стоял на ногах. Двое истязавших его моповцев, нацепив наручники на запястья Павла, поддерживали его за локти. Мару поставили рядом с мужем.

Я с ненавистью посмотрела на Ныркова и опять не узнавала его. Это был совершенно другой человек. Не мягкий, все понимающий ссыльный гений. Не тот знающий себе цену высокомерный Высший, который привез меня в Столицу. И даже не тот хозяин большой компании, которому было поручено сопровождать меня в ПВТ.

Сейчас перед всеми стоял вожак стаи волков. Властный, циничный палач и безнравственный предатель, который в эти минуты ставит точку в трудном деле, которое ему уже изрядно надоело. Ему слишком долго пришлось жить вне своей волчьей стаи, выслеживая Гольских и подполье Неверска. Новое обличье Ныркова ужасало. Но оно не стало для меня и Гольских неожиданностью.

Этим подонком еще совсем недавно я восхищалась и считала своим другом. Да, мои подозрения не были беспочвенными. Как ни прискорбно это констатировать, интуиция меня не обманула и на сей раз.

У меня защемило под ложечкой, и я поняла, что это конец и Гольским и мне. Но я не понимала, почему Нырков не отдает новых приказаний. Складывалось впечатление, что он чего-то с нетерпением ждет. В гостиной стало как-то тихо и только Нырков переводил взгляд с Гольского на меня, а потом на Мару. Своим же взглядом, наполненным ненависти и презрения моя подруга была готова испепелить Ныркова. И честно говоря, в этот момент я начала бояться за ее рассудок.

Наконец мы услышали тяжелый топот сапог в прихожей.

– Проходи, не задерживайся, - прозвучал словно издалека свирепый приказ. Затем последовал звук удара о что-то мягкое и в гостиную влетел Игорь. Он распростерся на окровавленном ковре у ног родителей. Гольские предприняли попытку броситься к сыну. Но сильные руки моповцев удержали их на месте.

– Игорь!
– закричала Лада.

– Молчи, детка, молчи, - пробормотала я и сильнее прижала девочку к себе.

Один из эсесовцев начал пинать ногами тело мальчика, на котором уже не было живого места. Игорь тихо стонал. Мара опять попыталась вырваться их рук своего палача и надрывно заорала:

– Прекратите! Не бейте его! Он ни в чем не виноват! Оставьте ребенка в покое!

– Молчать!
– сурово приказал Нырков.
– Ягудин, прекрати, достаточно.

Запыхавшийся Ягудин выпрямился и отошел к своим сослуживцам. Мальчик не шевелился и напоминал тряпичную куклу, выброшенную жестокой хозяйкой за ненадобностью. А Нырков, приблизившись к Павлу, прищурился и ехидно произнес:

– Ну, здравствуй, Павел. Или мне следует обращаться к тебе господин Демин?

Павел с болью наблюдал, как Игорь зашевелился и попытался подняться, а затем встать на ноги. Но опять упал на ковер и затих. Гольский облизнул разбитые губы, из которых текла кровь. Он с презрением и отвращением смотрел Ныркову прямо в глаза. Тот же своего взгляда не отводил.

– Мне больше нравится, если ты, сволочь, будешь называть меня просто Демин. Господ кроме тебя здесь нет.

– Как угодно, Демин, как угодно, - оскалился Нырков.

– Ты за все ответишь,подлец. Рано или поздно, - твердо произнес Павел, не опуская глаз.

Нырков демонстративно проигнорировал последние слова Гольского-Демина. Он развернулся в мою сторону и почти ласково поинтересовался:

– Теперь вы видите, госпожа Свенсон, куда вы засунули свою голову? А ведь у вас, многоуважаемая Евгения Ильинична, был выбор. И вы ошиблись. Очень ошиблись. Жаль...

Я ничего не ответила. Это был риторический вопрос и знать ответ на него Нырков не хотел.

– Ладно, пора заканчивать этот балаган. Господа Гольские, вы арестованы за антигосударственную и подрывную деятельность. Вы будете переведены в категорию Списанных граждан. Это значит, что после проведения следствия и выявления ваших сообщников, которых мы еще не знаем и которые еще не арестованы, вы будете казнены. Суд над вами будет показательным и ваша казнь будет транслироваться по TV. Послушник Игорь Гольский за побег из ДДС и антигосударственную деятельность направляется без суда в ЛК.

– Не-е-е-т!
– Неестественно громко закричала Мара и обмякла.

– А Лада Гольская направляется в ДДС без права дальнейшей учебы с присвоением ей пожизненного статуса Послушницы. Без права выкупа, естественно. Всем все ясно?

Нырков торжествующе оглядел присутствующих и безжалостно добавил:

– Если всем все ясно, уводите Гольских. А ты, девочка, переоденься во что-нибудь по проще. Это дорогое платье для детей Высших тебе больше не пригодится.

Я моментально оценила ситуацию. Я прикрыла Ладу собой и прерывающимся голосом выкрикнула:

– Ты не посмеешь забрать девочку! Она ни в чем не виновата! Если ты хочешь денег, я готова отдать все что у меня есть и вывезти ее из страны. Я удочерю ее. Я гражданка Швейцарии и вы не посмеете отказать мне в ее удочерении! Дай им попрощаться!

Нырков ухмыльнулся.

– Боже, какая же ты наивная, Женя. И, заметь, это я тебе говорю уже не в первый раз...

Господин Нырков сделал глазами знак моповцу и тот, широко шагнув ко мне, вырвал Ладу из моих рук и потащил к ходу. Девочка громко забилась в истерике и попыталась вырваться из цепких рук мужчины.

Павел взревел:

– Отпусти ребенка, сволочь!

Не колеблясь ни секунды, я рванула за Ладой, но Нырков остановил меня ударом кулака в лицо. Я упала и потеряла сознание.

16.

Когда я пришла в себя, то поняла, что лежу на диване. Гостиная уже была пуста. Я с трудом села. Голова гудела. К своему крайнему удивлению я увидела Ныркова, сидящего в кресле. Он развалился, откинувшись на спинку кресла. Его руки расслабленно лежали на мягких подлокотниках.