Командировка Дерена 2
Шрифт:
Если бы машины одержали верх…
Дом Великого Дяди был бы уничтожен.
Сведён под корень.
Эти варианты истник видел так же ясно, как Дерен видел сейчас варианты гибели своей и Сайко.
И Великий Дядя струсил. Он решил, что машины победят людей.
Нет, он, конечно, алкал и бессмертия, но прежде всего — спасал свою шкуру и жизни людей своего рода.
Служить машинам для него было всё-таки лучше, чем лежать в земле.
Что есть унижение, так ли оно велико, если впереди только смерть?
Что есть стремление идти до конца, если
Ради чего бороться, если ты не видишь исхода битвы?
Великий Дядя слишком привык полагаться на точное знание будущего. Но в хаттскую в галактике разом столкнулось столько воль и потоков, что он растерялся. Струсил. Ослеп.
Дерен улыбнулся, осознав трусливую беспомощность слишком сильных. Умирать он не боялся. И ощущал в этом опору для себя и для маленькой девочки, прижавшейся к его спине.
Страх смерти был в нём гораздо слабее страха опозориться перед самим собой.
Он пришёл в долину не для забавы. У него есть цель, и она будет достигнута. И в этом его сила. В цели — которая больше страхов текущего мира.
А значит, за его спиной есть пока неведомая опора. И мир защитит его.
Сайко плотнее прижалась к Дерену, и он ощутил прилив сил. «Воинство» Яреснея тоже не продержится долго. А с таянцами он управится и ножом.
— Вы зовёте нас проклятыми! — каркал старик, не понимая, что слова его кормят Бездну в нём же самом. — А всё наше проклятие — стремление выжить. Вы придумали какое-то «человечество» с его добром и справедливостью. Нет никакого добра, Вальтер Ларго! Есть только стремление выжить!
Дерен не отвлекался на слова. Браслет пишет, если потом понадобится для отчёта. А ему всё это неважно. Главное не то, что мы говорим, а что делаем.
Пилот видел, что белоглазые устали от постоянного давления. Но видел и то, как четверо фальшивых таянцев пробираются к нему всё ближе, давят общей массой сознаний, пытаясь противопоставить это движение движению «маятника».
Да и Яресней, хоть и нёс бред, не стоял без дела. Он работал с чужими ритмами, пробуя защиту Дерена то так, то этак, чтобы продавить или проломить.
Старик владел искусством маятника не так уж и плохо. Будь он лет на сто помоложе…
Рассчитывал Яресней и на слова. Пытался выбить Дерена из эмоционального равновесия. Cбить настрой. Надеялся, что пилот всё-таки слышит его, и отдельные слова цепляют сознание.
Но Дерену было не до слов. Таянцы сумели-таки подобраться к нему на расстояние удара.
Не все. Но Бородач с тесаком продавил ментальную преграду и взмахнул оружием.
Движения его были медленными в расчёте на домагнитку, и удара ногой он не ожидал, а зря.
Однако это движение сбило концентрацию Дерена.
Толпа качнулась вся, беспорядочно, но опасно. И над ней что-то сверкнуло вдруг лёгким росчерком в потемневшем небе.
Дерен думал, что кто-то не удержался и пальнул вверх, позабыв, что пленники нужны живыми, и только раздавшийся следом удар грома напомнил ему о грозовых тучах
в небе.Гром был тяжёлый, раскатистый. И с гор что-то откликнулось ему таким же громовым, но звериным рёвом.
Рёв отразился от камней, заметался отзвуками по долине, не давая понять, откуда же он донёсся.
Белоглазые почему-то смешались и полетели на землю не хуже, чем от ментального удара. А те, что стояли ближе к камням — женщины, дети, подростки — с криками кинулись врассыпную.
На ногах остались таянцы да Яресней. Но и они уставились на Дерена расширенными от ужаса глазами, словно у пилота вдруг выросло ещё две головы.
Тот не понимал, что происходит. Пользуясь передышкой, он сбавил обороты маятника и глотал холодный воздух, стараясь восстановить силы.
— Вальтер — обернись! — зашептала Сайко. — Сзади! Там!..
Дерен оборачиваться и терять таянцев с Яреснеем из виду не собирался.
Он выбросил вперёд руку с браслетом, отдавая команду снять голограмму того, что за спиной, и показать ему.
Голограмма вспухла над браслетом, но пилот уже и сам понял, КТО там. Потому что на этот раз рычание раздалось прямо из-за спины.
Над Дереном и Сайко нависал здоровенный вайшуг, раза в полтора больше утреннего знакомца.
Шерсть его торчала дыбом, игольчатая, блестящая. Огромные клыки в распахнутой пасти были в ладонь таянца, не меньше.
— Ничего не бойся, — повторил Дерен Сайко.
И потянулся мысленно, касаясь сознанием неожиданно тёплого сознания зверя.
«Я — человек», — сказало он вайшугу.
И ответ пришёл тут же: «Я голоден».
«Я — не твоя еда».
«Ты тот, из Бездны?» — Дерен ощутил холодок узнавания.
«Да, это я».
«Отойди».
Дерен с болью сожаления посмотрел на одурманенных звериным «гипнозом» врагов. Все, кто не успел убежать, лежали или сидели сейчас на земле. Живые, но потерянные и словно бы пьяные.
Они заранее отдали зверю ту замечательную жизнь, о которой только что орал Яресней.
— Твоё желание выжить — слишком короткое, — выдавил Дерен, найдя глазами старика. — Оно лежит ниже воли, но пожирает волю, когда вместе с ним к небу поднимается страх. Так, кажется, сказано в самом древнем кодексе первых колонистов?
Вайшуг зарычал. Низкий вибрирующий звук потёк над долиной, и одурманенные заулыбались. Вайшуги съедают добычу, не причиняя ей боли.
Рычание давило на сознание, подчиняло, отнимало желание бороться. Замерли даже таянцы и Яресней. Старик разом осип, не сумев ответить на обидные слова.
Не оборачиваясь, Дерен, крепко обнял и прижал к себе Сайко, и лишь потом шагнул в сторону, увлекая её за собой.
Они с вайшугом узнали друг друга. Это был тот самый зверь, которому пилот показал весь ужас пустоты между звёзд в свой первый визит в долину проклятых.
Вайшуг хорошо запомнил холодного и невкусного человека. Лишь девушка с белыми волосами, Изабелла Кробис, была слабым местом в его сознании. Теперь человек остался один, и в нём больше не ощущалось ничего уязвимого. Только холод.