Командировка
Шрифт:
После обеда я пошел к Перфильеву, чтобы опять отпроситься. Но сегодня это был совсем не тот Перфильев, что вчера. Я застал его в лаборатории и только было при всех заикнулся о своей надобности, как он предостерегающе поднял палец, схватил меня за руку и вывел в коридор. Тут он начал мяться, как некрасивая девица на танцплощадке. Оказалось, вчера около пяти часов меня разыскивал Перегудов и, узнав, что Перфильев меня отпустил, устроил ему нагоняйчик.
– Такие эксцессы нам совсем ни к чему, - сказал, извиняясь, Перфильев.
– Хорошо, Руслан Викторович, что-нибудь придумаю, как уйти.
И
– А вам очень нужно?
– Позарез.
– Ступайте, Виктор Андреевич. Семь бед - один ответ. У вас какие-то неприятности с руководством?
– Незначительные, - ответил я.
– Так или иначе все утрясется.
В детский садик № 89 я приехал в половине пятого. В раздевалке средней группы две ранние мамаши уже хлопотали над своими сокровищами. Сверкали счастливые мордашки. В большой комнате дети ждали родителей. Гул, взвизги, беготня - кончаются пять дней разлуки. Все пронизано нетерпением. Самые шустрые колобки то и дело норовят выкатиться в коридор. Воспитательница девушка с ненатурально строгим лицом - удерживает позицию у дверей. Настроение, конечно, у всех праздничное.
В шумной ораве я выискал глазами Леночку. Она сидит на стульчике и читает книжку. Весь ее гордый вид свидетельствует о том, что она выше этой суеты.
На двери - ноль внимания.
Я объяснил воспитательнице, что пришел за Леночкой Кирилловой. Ее мама задерживается и попросила меня забрать ребенка. Воспитательница, не дослушав, крикнула: "Лена Кириллова! За тобой пришли!" Девочка аккуратно закрыла книжку, встала, оправила и отряхнула юбочку и только тогда направилась к нам. Увидев меня, не удивилась, важно кивнула, но все-таки заглянула мне за спину: нет ли мамы там.
– Дядя Витя, а где мама?
– Она меня за тобой послала, малыш. Одевайся.
Трудно далась мне эта ложь, но ничего, проскочило. Лена подошла к шкафчику, на котором была нарисована зеленая морковка, и начала готовиться к уходу.
Каждое движение ее было исполнено глубокого смысла и сознания ответственности. Первым делом она сняла свой детсадовский передничек и повесила его на плечики. Потом упаковала игрушки в прозрачный пакет и перевязала его ленточкой. Сняла и глубоко засунула в шкаф тапочки, а взамен обула ножки в плетеные сандалеты. Влезла в короткую юбочку с синими цветами по подолу и надолго задумалась, стоя ко мне спиной.
– Ты что, Леночек?
Повернулась ко мне - в руке гребешок. Я понял, взял у нее гребешок, сел на низенькую скамеечку и стал ее причесывать. Легкие светлые кудри проскальзывали сквозь зубчики, как песок. Головка пахла свежим мылом. Она стояла, твердо упершись сандалетами в пол. Маленькая грациозная женщина, чудо!
– Все, - сказал я.
– Полный порядок.
– А бант?
– спросила она удивленно.
Я завязал ей бант - широкую голубую ленту - пышным узлом. Руки у меня слегка дрожали, и сердце подкатывало под ребра. В любую минуту могла появиться Наташа.
– Может быть, ее мама зайдет попозже, - обратился я к воспитательнице.
– Мы не очень четко договорились. Вы скажите, что девочку забрал Виктор Андреевич, как она просила.
– Хорошо... Лена, до свидания!
– До свидания, Тамара Яковлевна.
На
улице девочка по-хозяйски взяла меня за палец своей мягкой лапкой:– Сейчас мы пойдем к маме, да?
– Как хочешь. А можем сходить в кино. Или еще куда-нибудь. Как хочешь.
"Самое правильное, - подумал я, - вернуть ее обратно, пока не поздно". Я вдруг почувствовал безотчетный непонятный страх, жгучее беспокойство. Рядом со мной вышагивала сама доверчивость, сама невинность. Кто я такой, чтобы она так безмятежно держала меня за палец? Наталья может окончательно рехнуться, не найдя дочь на месте. Что я делаю, болван?
– Ну, так как?
– спросил я.
– А мама не будет сердиться?
– Если и будет, то только на меня.
– Дядя Витя, тогда... тогда давай поедем в парк.
– Зачем?
– Там такие есть качели... и еще много всего. Там очень весело. Мы быстро-быстро там побудем, совсем немного.
Мы сели в такси и поехали.
Поехали. Лена смотрела в окно, показывала пальчиком, вскрикивала: "Ой какая собачка!", "Ой, дядя Витя, вон река!". Она оживилась, подпрыгивала на сиденье, теребила мой рукав. Из глаз - искры счастья.
Какая-то сила, которой не было названия, руководила мной, и я слепо ей подчинялся. Сначала я собирался забрать Леночку к себе домой и там ждать звонка Натальи. Она бы позвонила, я бы сказал: "Да, наша дочка у меня. Мы играем в шашки". Или что-нибудь в этом роде.
Теперь мы ехали в парк имени Горького кататься на качелях. И это было, наверное, правильно. Ребенок устал за неделю, ему нужно развлечься. И я тоже устал. И мне надо развеяться. Куда же нам ехать, как не в парк. Пусть Наталья побесится, пусть. Ей полезно...
Я испытывал злое удовольствие, представляя, как она мечется по детскому садику, как раздраженно набирает мой номер, а там - гудки, длинные гудки.
Очень освежает. Я их наслушался досыта, теперь твоя очередь. Кушай на здоровье! То-то слетит спесь твоего царственного равнодушия, то-то ты завертишься, дорогая, как грешница на сковородке. Очень рад за тебя. Очеловечься маленько. В любви важно нанести удар побольнее. Ведь так ты считаешь? Что ж, испытай на себе. Скажешь, ребенок - запрещенный прием?
А любовником пугать -не запрещенный? А бесценный платок, изделие инвалидной артели, в урну - не запрещенный? Все хорошо, что больно. Поспевай подставлять бока. Я тебе еще и не то устрою. Дай только время...
Видимо, не слишком добрая улыбка проступила на моем лице, потому что Леночка случайно взглянула, еще раз взглянула, отодвинулась:
– Дядя Витя, ты чего так смеешься?
– Как?
– Как волк. Ты разве злой?
О, ясновидящие детские очи!
– Нет, я очень добрый.
– Дядя Витя, а почему ты к нам давно не приходил?
– Уезжал в другой город.
Леночка устала смотреть в окно, вздохнула и сказала:
– Знаешь, мне тоже хочется уехать...
– Куда же это, малыш?
– Далеко. И не ходить в детский сад.
– Тебе не нравится в детском саду?
– Не очень нравится. Мальчишки дерутся. Мишка Кленин - такой прямо бандит. По нему давно тюрьма плачет... Дядя Витя, а как это "тюрьма плачет"?
У нее слезки текут, как у детей?