Командировка

Инвалид все еще подбирал с асфальта свои вещи.

Два высокорослых прыщавых юнца торчали неподалеку, наблюдали и перегибались от хохота. У одного волосы до латунного блеска выкрашены хной. Я велел Леночке стоять на месте, подошел к однорукому и распихал сигареты и бумажник ему по карманам.

– Эх старина, - сказал я.
– Что же ты так?

Мужчина обиженно моргал красными веками. Проходя мимо юнцов, я, будто невзначай, задел одного локтем.

– Поосторожней, папаша!

– Что?!

Юнцы приняли вызывающие позы.

– Канай, канай, не задерживайся!

– Сопли подберите! Некрасиво с соплями, - сказал я с удовольствием, но тихо, чтобы Леночка не услышала. Если бы не ее присутствие, я бы с ними еще потолковал. У меня было такое желание. Ребята вроде рванулись за мной, но краем глаза я видел, что вроде они и рвутся и как-то один другого удерживают.

Понятное дело, их всего двое, кодла еще не сгруппировалась.

– Тот дядя твой знакомый?
– поинтересовалась Леночка.

– Это знаменитый фокусник, - ответил я.

От "Октябрьской" благополучно доехали до "Беляева", по этой проклятой ветке, где и днем и вечером, и в будни и в праздник яблоку негде упасть. Я загородил девочку в углу от случайных толчков, она продолжала снизу что-то бормотать себе под нос. Чирикала, как птичка на ветке. И в автобусе она что-то комуто рассказывала, уткнувшись носом в стекло. Иногда резко поворачивалась ко мне, и я ей одобрительно кивал: слышу, слышу, мол, очень любопытно.

К дому мы подошли уже в темноте. Фонари зажглись, окна вытянули свою точечную сказочную мозаику. Около подъезда никто нас не ждал, хотя я был почти уверен, что Наташа будет встречать.

– Мы к тебе идем? Не домой?
– удивилась Леночка.

– Зайдем... Выпьем чайку с шоколадными конфетами.

– А мама?.. Ой, она так рассердится.

– Пока чаю напьемся - успокоится.

В квартире усадил Леночку на диван в маленькой комнате, принес ей груду безделушек и детских книжек. Она все воспринимала как должное. Навалила книги себе на колени и начала энергично перелистывать одну за другой.

Наташа сразу сняла трубку.

– Привет, дорогая. Ты не сердись. Леночка у меня. Мы сейчас будем пить чай. Давай, приходи быстрее...

– Знаешь, как это все называется?

Леночка вошла с открытой книжкой - детское издание сказок Толстого. На картинке - из омута вылезает водяной с топором. Симпатичное длинноносое чудище.

– Ужас!
– сказала Леночка.
– Посмотри, дядя Витя.

– Да, такому лучше не попадаться на зубок.

– Ты знаешь, как это называется?
– повторила Наталья в трубке.

– Иди, иди в ту комнату, - подтолкнул я Леночку.
– Сейчас я к тебе приду...

– Ты слушаешь?!
– взвизгнула Наталья.

– Чего? А-а, да, я тебя слышу хорошо. Обычно шуршит что-то в аппарате, а сейчас хорошая слышимость.

– Это самая настоящая подлость!

– Я все-таки решил Леночку усыновить, - сказал я.

– Оказывается, я тебя плохо знала, - задушевно произнесла Наталья.
– Ты же бандит, у тебя нет совести. Ты хоть понимаешь, что ты натворил?

– Чего? Нет, не понимаю.

После короткого молчания глухой, тягучий Наталыш голос - такого я прежде не слышал:- - Или ты сейчас же отпустишь девочку, или за ней придет милиция. Ты понял, негодяй?!

– Я не умею разговйривать в таком тоне!
– гордо заявил я и аккуратно повесил трубку. Понимал, что мне недолго осталось куражиться, но ведь и жить оставалось, по всей видимости, не более двадцати - тридцати лет. Острое чувство, какое испытывает человек, долго падавший куда-то вниз и наконец узревший дно, - такое незабываемое чувство испытывал и я сейчас. Кончики пальцев покалывало, точно их подключили к батарейке.

На кухне я долил чайник и поставил на плиту.

Потом сел на диван рядышком с Леночкой, обнял ее за плечи, и мы стали вместе разглядывать иллюстрации. Иногда девочка спрашивала: кто это? что это?
– и я подробно объяснял. Нам очень понравились "Приключения капитана Врунгеля". Там много смешных рисунков. Леночку особенно развеселил Врунгель, скачущий на лошади, а мне приглянулся негр-чистильщик, надраивающий кому-то башку сапожной щеткой.

Но когда я сдавленно хмыкнул, Леночка взглянула на меня с укоризной. Ей было жалко человека, которому надраивают голову сапожной щеткой, и она не могла понять, что тут может быть смешного... Тикали часы на стене, тикали с незапамятных времен; уютно светил торшер на страницы, Леночка устало отбрасывала прядь волос, соскальзывающую ей на лобик, в туалетном бачке свирепо взрыкивала вода; сосед сверху уже врубил свои бесконечные диски; на кухне шипел чайник. Множество привычных звуков создавали иллюзию внятной тишины. Потом - звонок в дверь.

– Это мама, мама!
– крикнула Леночка и спрыгнула с дивана.

– Спрячься!
– сказал я ей.
– Пусть она тебя поищет.

Леночка обрадовалась и полезла под диван, юркнула туда как ящерица.

Да, это была Наталья. Бледная, встрепанная, некрасивая. Само возмездие.

– Где дочь?
– бросила через порог.

– Входи.

– Давай сюда девочку!

– Входи, Наташа, не кривляйся.

Помешкав, она все-таки вошла, демонстративно стараясь меня не коснуться.

– Ищи! Она спряталась... Мы играем в прятки.

Наталья смерила меня взглядом, в котором было не только ледяное равнодушие, но и отдаленная жалость. Так, вероятно, смотрит мясник на куренка перед тем, как открутить ему голову.

– Доченька, где ты? Выходи. Мне некогда. Выходи, слышишь, а то отшлепаю. Лена!

– Она спряталась, - сказал я.
– Мы же в прятки играем.

Наталья быстро прошла на кухню, потом в гостиную, потом в ту комнату, где под диваном притихла девочка. Заглянула и в ванную, и в туалет. Я ходил за ней по пятам и уныло повторял: холодно, холодно.

Пощечину она влепила мне в коридоре, около вешалки с одеждой.

– Кого любишь, того бьешь. Это уж известно, - сказал я.

Наташа опустилась на кухне на стул и уставилась на меня в упор. Ее лицо было таким, как будто она выскочила из парилки. Под глазами глубокие тени, почти впадины.

– Я тебя ненавижу!

– Чего не бывает в семейной жизни, - сказал я.
– Надо уметь прощать...

– Лена!
– крикнула она.
– Если ты сию минуту не выйдешь, я тебя так выпорю...