Командующий Владимир Булгаков. По заслугам и честь

И вот тогда появились охотники-ополченцы, которые нам подсказывали, по каким тропам могут пройти бандиты, и мы эти тропы перекрывали. Эти проводники выводили нас в нужном направлении. Помогали нам и воины-«афганцы». Помню, поставил им задачу охранять артиллерию, которая стояла в районе реки. Так они сначала даже обиделись. Подходит ко мне их старшина и говорит: «Товарищ генерал, вы что, нам не доверяете?» Я его убеждаю: «Слушай, ты же воевал в Афгане, у тебя есть орден, и ты должен понимать, что артиллерия здесь – самое мощное средство поражение. Если боевики уничтожат этот дивизион, а они попытаются это сделать, – мы что, с автоматами на автоматы пойдем? Поэтому ваша задача: сохранить этот дивизион». Они согласились с моими доводами, взяли дивизион под охрану.

В августе 1999 года в Дагестане стояла невыносимая жара. Некоторые подносчики боеприпасов от интенсивной работы теряли сознание. «Афганцы», которым генерал Булгаков поставил задачу охранять дивизион, подменяли солдат срочной службы, сами подносили снаряды к орудиям, а кто из них был артиллеристом, становились к панорамам и вели огонь.

Питьевая вода в те дни была на вес золота: ее делили по глоткам. Жители селений Ботлихского района приносили солдатам хлеб, холодную минералку, арбузы, виноград, яблоки. «Спасибо, что пришли к нам, – говорили мужчины, а женщины низко кланялись. – Мы всегда об этом будем помнить».

Случай на рекогносцировке

25 августа федеральные войска освободили от бандитов высокогорный аул Зибирхали, причем взяли его без потерь. На этом направлении действовал 91-й отдельный парашютно-десантный батальон из Ульяновска и 33-й отряд бригады спецназа ГРУ из Свердловской области. Общее руководство операцией осуществлял генерал-лейтенант Владимир Булгаков.

Вспоминая события тех дней, Владимир Васильевич рассказывает:

– Перед взятием Зибирхали нужно было провести рекогносцировку, чтобы до конца выявить систему обороны боевиков и более точно определить задачи подразделениям, которые будут там действовать. Для этого у меня была группа офицеров и солдат. Накануне выполнения задачи я попросил начальника войск связи округа генерала Александра Михайловича Исайкина, чтобы он дал мне хорошего оператора, потому что прапорщик, который был начальником станции «Барьер», по семейным обстоятельствам срочно убыл в Ростов. Ну и мне выделили старшего лейтенанта – крепкого такого гвардейца, настоящего гренадера: кулаки с мою голову, а башмаки как лыжи. Но ему, видать, не очень хотелось идти в горы в составе нашей группы, и он Исайкину говорит: «Товарищ генерал, вы знаете, эту радиостанцию, видимо, брать не придется, поэтому я там буду не нужен». «Почему?» – спросил Александр Михайлович. «Гарнитура повреждена, – ответил старший лейтенант, – а запасной нет». «Это у тебя нет, – парировал Исайкин, – а у меня есть», – и протянул ему запасную гарнитуру.

Старший лейтенант взял гарнитуру, постоял-постоял и опять за свое: «Нет, придется меня все равно заменить». «Почему?» – удивился Исайкин. Офицер поднял носок ботинка, у которого была оторвана подошва, и пожаловался: «Смотрите, как я пойду в горы? Заменить ботинок нечем – моего размера тут и близко нет. Мне форменную обувь шьют на заказ».

Но Александр Михайлович был человек с юмором. Он взял телефонный кабель, подвязал им башмак старшего лейтенанта, и говорит: «Видишь, как хорошо? И нога скользить не будет. Так что, вперед!» Ну и тому ничего не оставалось, как идти в горы с нашей группой.

Мы взяли с собой местного проводника, который вывел нас на лесную тропу, которая шла по ущелью. По ней мы прошли к высоте, отработали все вопросы. Налазились так, что ноги гудели. А тут еще пришлось тащить с собой аккумуляторы от «Урала» – как дополнительный источник питания к радиостанции. Они тяжелые, их попеременно несли по два человека. В общем, измотались мы тогда изрядно.

Дело шло к вечеру. Но жара не спадала. Вода кончилась, и страшно хотелось пить. Проводник обнадежил: «Километра через два родничок, там и попьем». А идти надо было в гору. И вот тут мой «гренадер» начал сдавать позиции. Упал навзничь и говорит: «Все, дальше я двигаться не могу».

Тащить его на себе нереально: сами вымотались, еле ноги передвигали. А слова на него не действовали. Пришлось припугнуть. Говорю ему душевно: «Нести мы тебя не сможем, сами еле-еле двигаемся. А оставить тебя живым я не могу – слишком много знаешь. Вот и подумай, что мне делать в этой ситуации?» Он вскакивает и кричит: «Пойду, пойду!..»

И мы двинулись вперед. Дошли до родника, напились горной водички и пошли дальше – с бугра спускаться было легче. Мой «гренадер» уже не отставал, не пыхтел, не говорил, что трудно идти.

А закончил свой рассказ Булгаков такими словами:

– По завершении боевых действий в Дагестане этот старший лейтенант был награжден медалью «За отвагу» – в принципе, он неплохо себя показал. Ну а что касается того случая на рекогносцировке, то у любого человека случаются слабости, особенно, когда впервые попадаешь в какой-нибудь переплет…

Взятие Зибирхали

Операцию по взятию горного аула Зибирхали можно смело вписывать в учебник по военному искусству, настолько профессионально действовали федеральные войска. Причем в штурмовых отрядах никто не погиб. Даже раненых не было. Удивительно и другое: детали той операции до сих пор почти никому не известны, включая самих участников. Как же все происходило?

– Лесная дорога, которую нам показал проводник, – вспоминает Владимир Васильевич, – как раз выходила на высоту, что нависала над Зибирхали. Рано утром на малом ходу, прикрываясь скатами, чтобы нас с Зибирхали не видели, мы с проводником загнали туда две БМД-2. Об этом знал ограниченный круг людей. Ну, во-первых, чтобы боевики случайно не прознали и не устроили нам там засаду, а во-вторых, чтобы это произвело эффект неожиданности. Поэтому боевую технику мы тихо и скрытно провели на высоту, замаскировали ее там и стали ждать начала штурма.

Эти БМД у меня были основным огневым средством. Артиллерия достать позиции противника не могла: била по опорному пункту, но скаты крутые, вроде бы по площади цель накрывается, а в окопы снаряды не попадают. На авиацию тоже надежды было мало: наносила удар, что-то попадало, что-то не попадало, короче, штурмовики больше на психику воздействовали. Поэтому вся ставка делалась на неожиданность и на БМД-2, на которых стояли «тридцатки» – автоматические пушки. Мы зарядили их в основном осколочными снарядами. Были, конечно, вкраплены и трассирующие, чтобы пристреляться.

Командира батальона десантников я сразу предупредил: «Как только по моей команде выйдите вперед – сразу дымите, изображайте атаку, а под огонь бандитов не лезьте». Почему? Потому что снизу подобраться к опорному пункту было невозможно – скаты очень крутые, а по тропинкам козьим, что шли серпантином, не полезешь, там все пристреляно и зря людей положишь. Поэтому весь расчет делался на эти боевые машины. Пару раз нас «обнюхивала» авиация, пришлось через авианаводчика подавать летчикам сигналы, чтобы они по нам не ударили. После того, как по позициям боевиков поработала артиллерия, десантники, прикрываясь дымами, пошли на штурм. Я находился на высоте, и мне все было отлично видно.

Бандиты повыскакивали из укрытий, заняли позиции и начали стрелять, вскрыв, таким образом, свои огневые точки. Они-то не знали, что мы наверху! А мне сверху было все хорошо видно.

Уточняю у Владимира Васильевича:

– Какие у басаевцев были укрытия?

– Блиндажи, – ответил Булгаков. – И, надо сказать, в инженерном отношении они были оборудованы надежно.

– Почему боевики не боялись, что войска обойдут их сзади?

– А оттуда просто невозможно было обойти, – пояснил Владимир Васильевич, – это нужно было через такие хребты перелазить. Со стороны Ботлиха мы подойти не могли, там дороги идут через Рахату и Ансалту, где еще бои шли. А мы зашли им во фланг через Годобери.