Командующий Владимир Булгаков. По заслугам и честь

Весной 1970 года на Караул-горе, что возвышается над Белой Калитвой (ныне городом), был открыт единственный в стране памятник: «Воинам Игоревой рати – храбрым русичам 1185 год», посвященный 775-летию «Слова о полку Игореве». Под монолитом замурованы капсулы с землей, доставленной из Киева, Путивля, Новгород-Северского, других городов, откуда дружинники шли в Игореву рать.

Всякий раз, бывая в тех местах, Владимир Васильевич непременно приходит на Караул-гору, чтобы поклониться древним героям. Впрочем, он и сам, как эти былинные ратники, достоин славы и почитания земляков. Потому что Герой России генерал-полковник Владимир Булгаков не только доблестный воин, он еще и полководец, войска которого в сложный период современной России одержали ряд побед, значение которых еще предстоит оценить потомкам.

Шахтеры жили как одна семья.

– Может быть, сказывалась фронтовая спайка – война-то только закончилась, – рассуждает Владимир Васильевич. – А может, влияла специфика горняцкого труда – в забое ведь, как на фронте, риск на каждом шагу. Шахтеры доверяли собственные жизни друг другу, как солдат доверяет свою жизнь товарищу в бою. Да и люди тогда были дружней – сейчас этим не похвалишься. В праздники и выходные дни весь поселок высыпал на берег Донца, сдвигались столы, люди выкладывали на них, у кого что было, рядом ставили патефон или граммофон и гуляли до утра с песнями да плясками. Пили умеренно. У моего отца, например, была норма: не больше ста граммов за вечер. Того же, кто «перебирал» и начинал бузить, сразу успокаивали, на корню пресекали недостойное поведение в общественном месте. Тогда пьяных драк вообще не было, не то, что сейчас. Или чтобы милиция охраняла отдыхающих, – не помню такого! У нас на всю округу был единственный участковый инспектор, старшина милиции Десяткин, так для него главное было поймать пацанов, которые прятали по кустам оружие, оставшееся со времен войны.

Булгаков делает паузу, достает из кармана пачку «Парламента» и закуривает. Затем продолжает:

– Мы до сих пор в первое воскресенье августа, по возможности, встречаемся под Белой Калитвой в лесу, где у нас есть место. Правда, многих друзей детства уже нет в живых…

В поселке дети были разных возрастов, что не мешало им дружить. Играли в футбол, лапту, городки. Ватагой бегали на речку, где старшие учили младших плавать.

– Ну и старшие, конечно, были у нас за вождей, – густой генеральский бас Булгакова становится мягче, морщины на лице разглаживаются. – Учили нас, мелких, уму-разуму. Если кто из них замечал, что младший поднимал окурок, вполне мог дать ему подзатыльник…

Дружил Володя Булгаков со Славой Филатовым и Борей Казаковым – первый был заводилой во всех уличных делах, а второго медом не корми, дай только посидеть на берегу Донца с удочкой.

– В принципе, Борис и приучил меня к рыбалке, – вздыхает Владимир Васильевич. – У скельника [18] глубина была метров пять, не меньше, потому что леску на удочке мы отпускали на всю длину, – там стоял лещ. А раки прятались в норках, там мы их и отлавливали…

Зимой, когда Донец замерзал, Володя вместе с друзьями гонял по льду шайбу или мчался на лыжах с крутого берега вниз – «дух захватывает, сердце замирает». Но лучше всего, конечно, было летом. Звенящая степь. Воздух, настоянный на разнотравье. Горы, родники, лес – все это и сейчас волнует его душу.

18

Скельник – скалистый берег.

С раннего детства Володя приучался к труду.

– Отец сутками работал в забое, – говорит Владимир Васильевич, – и я, сколько себя помню, всегда помогал матери: копать огород – с матерью, сажать картошку – с матерью, поливать огурцы и помидоры – с матерью, заготавливать продукты на зиму – с матерью…

В семье Булгаковых было так заведено, что старший сын («мужичок», как его уважительно величал отец) отвечал за чистоту во дворе и порядок в огороде.

– Иногда, правда, подключалась сестра Валя, но она часто болела и подолгу лечилась в больнице или санатории, – вспоминает Владимир Васильевич. – Ну а Сергей, младший брат, – это такой, которого все любят и не дают работать: ходил, смотрел, иногда докладывал матери, чем мы там занимаемся в огороде…

Поручая «мужичку» несложные задания по дому или хозяйству, контролируя их исполнение, родители воспитывали у него трудолюбие и ответственность, которые так пригодились в дальнейшей жизни.

Поначалу Булгаковы снимали жилье в доме у самой кромки леса. Шум деревьев, крики неведомых птиц будоражили воображение Володи, манили его в лесную чащу, где он порой натыкался на какой-нибудь искореженный ствол автомата или покрытую ржавчиной гранату и, радостно крича, бежал с «трофеем» домой. За что, естественно, получал от отца нагоняй. Василий Николаевич держал детей в строгости, особенно не любил, когда его обманывали.

– Мог сказать пару ласковых, – с улыбкой замечает Владимир Васильевич, – но ты запоминал их надолго.

Не обходилось и без порки. Бывало, «мужичок» напроказничает или не выполнит работу по хозяйству, отец берет хворостину краснотала (длинную такую и гибкую, из нее казаки еще плетни делали) и «учит» сына уму-разуму.

Но главной в семье Булгаковых была все-таки Анна Пантелеевна. Она и внешне, и характером напоминала актрису Нонну Мордюкову

– Что бы мать ни говорила, – подчеркивает Владимир Васильевич, – отец всегда с ней соглашался. Мать любила власть, но отцу никогда не перечила, всегда подчеркивала, что он главный в семье: мол, все, что в доме есть, – от отца, он работает в забое, приносит в дом деньги, за счет которых семья и существует…

Через год Булгаковы переехали на другую улицу. Василий Николаевич закупил строительный материал и своими руками построил небольшой домик, а вернее, землянку с покатой крышей, застеленной рубероидом. В этой избушке с небольшой печкой, грубым полом и низким потолком и прошло раннее детство Володи. Зимой стены землянки промерзали, и дети часто болели. Но вскоре руководство шахты выделило семье фронтовика двухкомнатную квартиру в капитальном доме.

– А когда наши соседи дядя Толя и тетя Рая Модные уехали в город, то нам отдали и их две комнаты, – замечает Владимир Васильевич. – Отец работал много, числился на шахте в передовиках. И потом, семья у нас была не маленькая, все-таки трое детей…

Улица, где существовал свой мальчишеский кодекс, приучила Володю Булгакова проявлять смелость и держать удар. Уже тогда он мог принять самостоятельное решение, чем порой сильно огорчал родителей. Однажды, не поставив их в известность, на несколько дней уплыл с соседскими ребятами на лодке по Донцу, после чего отец крепко всыпал ему по первое число. В другой раз собрался с друзьями в поход на Кавказ – даже припрятали в кустах запасы съестного, а на карте обозначили маршрут движения. Благо, родители вовремя раскрыли планы юных путешественников.

Почему юного Володю Булгакова тянуло на Кавказ?

– До сих пор не могу понять! – недоумевает Владимир Васильевич. – С детства мечтал увидеть Кавказские горы…

А еще поселковая детвора любила военные игры. На берегу Донца мальчишки сооружали «немецкие укрепления» и брали их приступом. У них хватало примеров для подражания.

– В поселке было немало фронтовиков, которые часто собирались вместе, – поясняет Владимир Васильевич. – Сидят, покуривают, вспоминают минувшие бои. Ну а где собирались они, там, естественно, крутились и мы. Слушали с замиранием сердца их рассказы о войне…

Многие фронтовики, по словам Булгакова, воевали еще на Первой мировой, и на груди у них рядом с советскими орденами и медалями красовались Георгиевские кресты. Блеск боевых наград щекотал мальчишеское воображение, а рассказы ветеранов о фронтовых буднях воспламеняли воинственный дух, звавший детвору на поселковое «поле брани». Конечно, не все из того, о чем рассказывали их отцы, мальчишки понимали.

– Мне отец про войну вообще ничего не рассказывал, – помолчав, продолжает мой собеседник. – А когда фронтовики собирались на свои посиделки, вот тогда они давали волю словам. Разбирали бои подробно, по эпизодам. В те годы я еще не знал, что такое Миус-фронт – в разговорах звучали в основном такие выражения, как «война», «фронт», «наступление», «атака». Отец, например, рассказывал, что во время атаки укреплений противника немцы подпускали морских пехотинцев поближе и расстреливали их в упор. Наши бойцы откатывались назад и снова шли в атаку, теряя на поле боя однополчан. Вот это я помню. Тогда, правда, я еще не понимал, почему такое происходило. В фильмах мы видели иное: стоило матросам в бескозырках только подняться в атаку, как немцы сразу разбегались. Вот мы, по-мальчишески, и думали, что наши отцы просто не умели воевать. Это нас задевало…