Комбат Ардатов
Шрифт:
— До вечера я разрешаю вам — всем вам — пробыть здесь. Но как только стемнеет, прошу, приказываю, — поправился Ардатов, — приказываю отходить в тыл. — Кубик зарычал на него, но он не обратил на это внимания. — Не могу, не считаю ни нужным, ни возможным зачислить вас в свою группу. Ясно, Глеб Васильевич? Найдите лопату, заройтесь поглубже и — до вечера…
«Постарайтесь дожить — все вы трое — вы, Надя, Кубик, постарайтесь дожить до вечера. Это не шуточка, разведбат и батальон танков! Не игрушки!» — подумал он, но не сказал.
По мере того, как он говорил, подбородок Нади поднимался все
Свободной рукой Старобельский провел по пуговицам косоворотки, как бы проверяя — все ли они на месте, все ли застегнуты, и лишь чуть-чуть озабоченней сказал:
— Позвольте спросить вас, Константин Константинович, почему вы не находите ни возможным, ни нужным принять нас в свои ряды? Я утруждаю вас, но…
— Потому что не вы и не Надя должны воевать! — вырвалось у Ардатова.
— Совершенно верно, Константин Константинович. Это — занятие армии, так сказать, специалистов, — неожиданно согласился Старобельский. — Мы же…
— В чем же дело? — Ардатов собрался пойти к минам, ему казалось, что Белоконь медлит. — Все ведь ясно, а коль ясно, то…
— Да, ясно. Но ясно и то, что армия, к превеликому нашему сожалению, не может пока остановить нашествия немцев, — возразил Старобельский и поднял тонкий, как карандаш, палец. — Смею вас заверить, Константин Константинович, я и в мыслях не имею бросить тень на вас лично или на всех, здесь присутствующих. Глубоко убежден, что каждый из вас, и вы тоже, не щадили себя. Но однако же, как это и ни прискорбно, немцы почти на Волге.
— Восемнадцать человек. Восемнадцать без продуктов, — доложил подошедший Тырнов. — Говорят, последнее съели вчера.
Старобельский вежливо прервался, ожидая продолжения разговора Ардатова и Тырнова, но так как этого продолжения не последовало, закончил:
— И постольку, поскольку армия не выполнила этой своей святой обязанности, во всяком случае — по сей день — не сумела уберечь ни землю, ни народ от тевтонского нашествия, объявлена война всенародная. Я и Надя — мы тоже народ. Потрудитесь, Константин Константинович, принять это во внимание…
— Как, как вы сказали? — возмутился Тырнов. — Как? Не сумела, не выполнила своей задачи? Вы, отец, говорить говорите, но не заговаривайтесь!
— Мы вам поверили, а вы… А вы… А… — вмешался было из-за спины Ардатова Чесноков, но Надя перебила его:
— Вот вам и «а». Вот вам и «а»! И будет еще б, в, г, д, е, и, ж, з!.. — и Ардатов даже подумал, что она сейчас покажет Чеснокову язык.
— Надежда! — Старобельский укоризненно остановил Надю. — Неприлично! Изволь, пожалуйста…
— Хорошо! — быстро согласилась Надя. — Но зачем они нас пугают? Угрожают зачем?..
— И, к, л, м, н, о, п, ре… — подхватил за Надей, не обидевшись, Чесноков, но Ардатов повел в его сторону головой, и он умолк, как выключился.
Ардатов хмурился и молчал. Что ж, по-своему Старобельский был прав. Но ведь прав был и Тырнов — армия делала все, что было в ее силах, чтобы остановить немцев — красноармейцы и командиры своим телом, костьми, кровью старались удержать немцев и у границы летом, и зимой в Подмосковье, и этой весной на
Дону, и сейчас в сожженных беспощадным солнцем приволжских степях. И если им пока не удавалось остановить немцев, так вина в этом была не их, не Щеголева, не Чеснокова, не его, Ардатова.«Но деду от этого не легче, — подумал Ардатов. — И что ты ему ответишь, здесь, у Волги?»
— Нас, — Старобельский положил теперь обе руки на плечи Нади, и она, опять вздернув подбородок, прижалась затылком к его груди, — нас, — Старобельский посмотрел сурово всем в глаза, — не устраивает, как все получается. Посему, после того, как немцы взяли Старобельск и… А до этого… А до этого…
Старобельский проглотил комок и начал прокашливаться, и обе руки задрожали на Надиных плечах…
— А до этого…
— А до этого они убили мою маму! И Кирилла! Они убили их бомбой! Прямо в дом! — крикнула Надя и закусила губы, но слезы все равно потекли у нее по щекам. Она еще сильнее прижалась к груди деда. — Мы были на окопах, и если бы мы не были на окопах, то… то… А вы еще не позволяете нам!.. Не принимаете к себе! Как будто мы… Как вам не стыдно!..
Она заплакала и спрятала лицо в ладонях.
— Так вот, посему мы решили, как это пишут в газетах, взяться за оружие, — закончил Старобельский. — Примите вы нас или нет, решать, конечно, вам, Константин Константинович, но своего права защищать нашу землю и себя — отнимать у нас никто не волен.
— Хорошо! — согласился Ардатов. — Хорошо! Не плачь, Надя. Не плачь, девочка. Здесь не до слез.
«Разведбат и батальон танков», — еще раз вспомнил он.
Все равно этот день они должны были быть вместе. Все равно, хотел этого или не хотел Ардатов, но бой неизбежно захватил бы их всех, и если Старобельскому и Наде надо было получить еще какое-то устное подтверждение права воевать, было нелепо его отнимать у них.
— Зачисляю вас. Ваше место — слева от меня. Ясно? Все приказы — обязательны. Идите и оборудуйте ячейки. Выполняйте. Лейтенант Тырнов — проследить и помочь.
— Так что же вы? — Надя медлила, и Ардатов должен был спросить это. — Вам все ясно? Слева от меня. Повторяю, все приказы выполнять беспрекословно.
Так как Надя была шагах в трех от него, Ардатов слышал все, что она говорила и почти все, что ей отвечал или что ее спрашивал Щеголев. Конечно же, было видно, что оба они с первых же секунд потянулись друг к другу, даже исключительность обстановки оказалась слабее их стремления быть рядом, и Ардатов пожалел, что их встреча произошла в этой проклятой траншее, и понадеялся, что им повезет, что они до ночи останутся живы и целы. Что будет дальше с ними, Ардатов не загадывал, важно было, чтобы и они дотянули до темноты, до этого рубежа.
— Я сама о себе позаботилась. Винтовочка попалась новая, не винтовочка, а мечта! Сейчас мы ее почистим, смажем, попробуем, — говорила Надя. — Главное, чтобы у нее не сбили мушку. — Она с беспокойством осмотрела эту мушку. — Нет, кажется, все на месте — черточки совпадают. Это очень, очень хорошо!
Надя вывинтила шомпол и потребовала:
— Мне надо ветошь, щелочь и масло. И паклю.
Щеголев принес ей двухгорловую масленку и небольшую тряпочку.
— Прошу. К сожалению, пакли нет.