Комбинация

— Никто. — соврал Алексей. Ибо в школе у него было черчение. И кое-что он оттуда вспомнил. Да и потом на заводах много видел чертежей. — Это моя попытка в трех проекциях изобразить механизм.

— Занятно… занятно…

— Ты с такой не сталкивался?

— Никогда. И, признаться, то, что я вижу довольно удобно, хоть и не привычно. Как и разделение тобой общего чертежа механизма и его отдельных частей.

— Ну, хоть что-то от меня полезного… — все также крайне хмуро буркнул Алексей.

— Не говори так. Ты крайне полезен для царя. Просто… ты иногда говоришь такие вещи, к которым он не готов.

— И опасается бунта дворян… бла-бла-бла… я знаю. У него четыре полка хорошей пехоты. Плюс лейб-кирасиры. Он как гнилое яблоко раздавит любой дворянский бунт, если, конечно, его грамотно спровоцировать и не доводить до перитонита.

— До чего?

— До воспаления. А потом и прорыва гнойных масс в самый неподходящий момент.

— Ясно, — усмехнулся Яков. — А почему ты хочешь делать основу монетной машины из чугуна. Чем тебе дерево не нравится?

— Вибрации. Чеканка будет идти интенсивно. Быстрые движения массивных деталей. Если делать из дерева, то нужно сильно снижать нагрузку, просто чтобы станок не развалился. Плюс точность. Из-за вибраций всю машинку будет немало лихорадить. Чтобы это погасить я и хочу поставить ее на крепкое, устойчивое каменное основание. Сделав литую основу из чугуна и остальное — наборное, но тоже из чугуна, пусть и соединенное болтами. Чтобы все было жестко, прочно, массивно, выдерживая вибрации и импульсные нагрузки. Просто чтобы не развалиться. Про качество чеканки отдельная тема. Была бы моя воля я бы вообще всю раму отлил из чугуна. Целиком. С мощными, крепкими стойками.

— Это маловероятно. Слишком сложная форма.

— Поэтому я и хочу разделить ее на несколько частей. Отлить. И собрать на болтах, предварительно отполировав поверхности, чтобы подходили лучше…

Так, время от времени, отвлекаясь на философские и житейские темы, они просидели до вечера. Брюс остался в Воробьевском дворце. А наутро с чертежами выехал к Льву Кирилловичу. С тем, чтобы там отлить станины и крупные детали станков. Алексею же оставалось лишь подготовить площадку и водяными колесами… Ну или не водяными. Да хоть конный привод…

Глава 8

1700 год, август, 29. Москва

Яков Брюс, как уехал к Льву Кирилловичу, так больше и не заезжал. Поэтому Алексей выдохнул и продолжил заниматься своими делами.

Понятно, что царевич переживал за провал. Поэтому Яков уезжал с копией чертежей. Сам же он их немного доработал и подрядил московские кузницы их изготавливать. Дескать — вперед. Куйте. Каждый свою деталь с довольно жесткими параметрами допусков.

Ему не отказали.

Хотели. Очень хотели. Но не решились.

Дело-то крайне непростое.

За провал дадут по голове. Сильно и больно.

А в случае отказа… тут даже и не понятно, что будет. О том, что у царевича есть досье на каждую мастерскую в Москве, знали все ремесленники столицы. И он мог просто предъявить отцу несколько бумажек, указывая где, когда и на сколько те его обманули. А уж дальше все зависело от настроения царя. И если он окажется не в духе за такое могли и четвертовать… или еще как примучить.

Царевич, правда, ни разу так не делал. Но шепотки ходили — потребуется? Сделает. Сам же останется в стороне с милой улыбкой наблюдать за казнями. О том, как он разделался с Милославскими, в столице до сих пор обсуждали. Со страхом и уважением…

В принципе на такие суровые меры идти было, наверное, и обязательно. Но… Алексей обещал уложиться в полгода и сделать чеканную машину? Обещал.

Инженера ему дали? Дали.

То, что выделенный специалист сбежал или самоустранился вряд ли будет должным оправданием перед отцом. Да и, если честно, царевич не сильно верил, что у Якова и Льва что-то получится с отливкой деталей под раму станков. Точнее с отливкой может и выйдет, а вот с подгонкой — очень не факт. Вот и подстраховывался.

Понятное дело, на монетной машинке свет клином не сошелся. Продумал. Раздал задания. И жил дальше, благо, что и других дел хватало…

Наверное, добрую неделю его не было дома. Мотался по делам. То конный полк, что разворачивали под его патронажем осматривал и… общался с Меншиковым. То проводил время на селитряной мануфактуре, где возникли определенные сложности. То проверял свой маленький печной бизнес, который «пек» походные печи как горячие пирожки. Быстро, много и дешево…

И вот — вернулся в Воробьево.

Прошел первым делом по мастерским и лабораториям. Они все были загружены по гланды. Понятно, Алексей их нагружал иначе, нежели Петр своих людей. Не параллельными проектами, а последовательными. Закончил одно дело? А у тебя там в плане мероприятий еще с десятка два. Или больше. Вперед. Не расслабляться. Сделал дело, копай дальше смело… солнце еще высоко…

Везде он вел себя одинаково:

Глядел журналы опытов.

Смотрел на практические результаты и состояние оборудования.

Считал сотрудников, проверяя сбежавших и выбывших.

Делал себе пометки в блокнот.

Шел дальше…

И вот, наконец, мастерская, что занималась попытками сделать механический ткацкий станок. Его устройство он не знал, имея только понимание — он возможен и точка. Поэтому сюда притащили самый обыкновенный ручной станок. И взявшиеся за работу ребята пытались сделать так, чтобы он работал сам, приводимый в движение вращением входного вала. Шло пока не важно, но шло. Во всяком случае, удалось придумать, как пробрасывать челнок без участия человеческих рук. И теперь они работали над подтяжкой и прибоем нитки после прогона челнока…

Здесь то царевича за изучением журнала дворецкий и застал.

— У тебя там гости.

— Гости?

— Просители всякие. Кто такие не знаю. Некоторые уже дня четыре тебя ждут.

— Ты серьезно? У меня? — удивился царевич. — Сколько их.

— Больше десятка.

— И кто такие? Да разные… но не случживые…

Царевич прошел мимо сидящих в коридоре. Они все встали. Поклонились. И начали что-то было говорить. Но он поднял руку:

— Тихо! — громко рявкнул он, насколько это позволяли его излишне юные глотка с легкими. — По одному заходим ко мне в кабинет, — указал он на дверь. — И рассказываем суть дела.