Комендантская дочка. Книга 2
Шрифт:
– отец взглянул в её расстроенное лицо, - и сейчас ещё ничего не поздно, а впредь постараемся быть предусмотрительнее, так?
– Да, отец, - согласилась Эли.
И старалась.
Глава 3
– Аррай, - разнеслось с головы колонны.
Кибитки постепенно остановились, образуя круг. Возница спрыгнул на землю и повелительно крикнул девушкам.
«Приехали, что ли?»
Элия выбралась первой и огляделась. Совершенно чистое небо начинало темнеть, солнце уже коснулось горизонта. Авархи
– Всё прибрали, уроды, - с горечью сказал кто-то из девушек.
– Тихо ты! Подведёшь всех под наказание, - шикнули в ту сторону.
Группа переговаривающихся авархов распалась, и самый пожилой направился к девушкам, сбившимся в кучку.
– Писать и какать, - старательно проговорил он и схватил за руку Элию, которая стояла ближе всех.
Девушка вспыхнула. Её собираются отвести за ручку, чтобы облегчиться? Но аварх выразительно посмотрел на остальных и добавил:
– Все, все. Ставать строй.
Пока девушки пытались выстроиться, к ним подошли ещё двое надсмотрщиков. Пленниц отвели за кибитки и указали на землю:
– Здесь писать и какать.
Трое авархов окружили девушек. Одна не выдержала и крикнула:
– Да хоть бы отвернулись!
Но охранники даже не пошевельнулись.
– Тьфу, - высказалась девчонка из бывших прачек, молодая, не старше самой Элии. Шустро сдёрнула из-под подола трусы, засунула в карман и юркнула в середину столпившихся пленниц, - заслоните-ка меня, дамы! Вот и всё, кто следующий?
И девушки, растянув полотнища подолов, выстроились кружком, постепенно передвигаясь вдоль кибиток.
– Эй! Комендантская дочка!
– окликнула Элию та самая прачка, - иди уже, мы подержим юбки. Чай, в одном положении все тут.
И Элия пошла. И даже не забыла поблагодарить. И потом принимала участие в чистке овощей для супа и мытье посуды.
Жить надо дальше, а быть милой можно и с девушками, тем более в новых условиях неизвестно - кто станет той опорой, по которой она, Элия, сможет выбраться из этого болота.
Уже через несколько дней, немного освоившись с диким образом жизни, она с удивлением поняла, что изменился лишь антураж, а люди остались теми же.
Иллюзорное единство пленниц, выручившее в первые дни, постепенно распадалось на группки по интересам, вернее - по кибиткам. Те, кто ехал вместе, так и на стоянках старались держаться соседок.
Формальной лидерше, которой стала та прачка Майра, Элия ненавязчиво предложила идею установить дежурство по опорожнению горшков и готовке. Пленниц было довольно много, сгрудившись в кучу возле костра, они мешали друг дружке. Девчонка ловко разделила всех на группы: «завтрак» и «ужин». Обеды проходили всегда одинаково: один из авархов, подъехав к кибиткам, забрасывал внутрь мешок с сухпайками ровно по количеству девушек.
На остановках конвоиры перестали караулить полиек в походах «за кибитки», видимо, уже не боялись побега. Режим заметно смягчился, их даже стали везти как будто медленнее.
Вечерами, до появления созвездия Орлисса, девушкам разрешалось задержаться у костра после ужина. Сидеть молча было скучно, и на третий или четвёртый
день Майра, их предводительница, завела вполголоса песню. Элия слов не знала, но многие девушки тихонько стали подтягивать, украдкой поглядывая на авархов, явно прислушивающихся.Мама-матушка, родная сторонушка, Увезли меня в даль далёкую,
В даль далёкую, степь широкую,
К хану мерзкому, псу авархскому.
У него шелка да узорочье,
Подают еду всю на золоте,
Весь дворец каменьем украшенный Лишь не видно там света белого,
Света белого, вольной волюшки.
Знать, в судьбе моей так прописано Умереть вдали от родимых мест,
Не приняв прощенья любимых глаз.
Ты прости-прощай, моя матушка,
Не горюй, не плачь, не вини себя,
Ты прости-прощай, старый мерзкий муж,
Расцвела красой я не для тебя.
Элия вслушивалась и невольно сжималась, когда девушки пели про мерзкого хана. Некоторые не скрывали слёз, другие к концу песни вызывающе поглядывали на авархов. Однако никаких наказаний от охранников не последовало, никто даже не прикрикнул на певуний. Девушки сами как будто ждали какой-то жёсткой реакции, а когда её не последовало, то вдруг засобирались укладываться спать.
Этот вечер и провокационная песня неожиданно смягчили царившее между пленницами и авархами напряжение.
Возможно, случайно совпало так, что на следующее утро им раздали свежие лепёшки, чистую форму из богатых запасов убитого кастеляна и даже выделили воду для умывания. Вероятно, они и раньше проезжали мимо поселений, однако косвенное подтверждение тому, что едут по обжитой местности, получили только сейчас.
Следующим вечером девушки сменили репертуар, перейдя на традиционные напевы для посиделок. Больше к тем заунывным причитаниям не возвращались, но песенные страдания помогли смириться, ведь погибать назло хану совсем не хотелось.
В головах пленниц прочно засели мысли, что они теперь отрезаны от дома, словно клубничные усы - обратно не прирастут, а на новое место ещё не посажены. Неизвестные судьбы родных, оставшихся в крепости, вызывали гораздо меньшую тревогу, чем собственное неопределённое положение. Бывшие замужем ещё переживали за мужей, а остальные были почему-то уверены, что именно их семьи не тронули.
Некоторые стали поговаривать о том, что не больно-то они и нужны были империи, если она допустила такое нападение. Да и всем известно, что больше пекутся о западной границе. Транийцы только и мечтают, как те земли к рукам прибрать. Вот власти и стараются: и дороги там лучше, и торговля оживлённее, и театры строят. А на южную границу вечно меньше денег выделяли. Так и надо имперским чиновникам, небось, теперь зашевелятся!
Шаг за шагом, разговор за разговором - и уже казалось, что родина предала их.
Майра на вечерних посиделках резко осудила такие кривотолки:
– Лярчи надышались? Думайте, что говорите-то!
– А что? Не так разве? Мы теперь в империи никому не нужны, ни родным, ни замуж -после плена-то!
– запечалились девушки.
– Если и нужны, то домой и не попадёшь никак.
– Даже и попадёшь - всю жизнь напоминать будут.
Элия не выдержала:
– Если и напоминать не будут, то сами будете ныть, пока в гроб не ляжете!