Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Над омраченным Петроградом Дышал ноябрь осенним хладом. Плеская шумною волной В края своей ограды стройной, Нева металась, как больной В своей постеле беспокойной. Уж было поздно и темно; Сердито бился дождь в окно, И ветер дул, печально воя. В то время из гостей домой Пришел Евгений молодой… Мы будем нашего героя Звать этим именем. Оно Звучит приятно; с ним давно Мое перо к тому же дружно.

«Медный всадник» связан с «ЕО» и несколькими превосходными строфами, в которых та же система рифм, что в «ЕО», — они составляют «Родословную моего героя» (1832); Пушкин не сразу решил, какого из двух Евгениев одарить этой родословной, и в конце концов она досталась совсем другому герою (Ивану Езерскому). См. Эпилог, следующий за коммент. к Десятой главе.

¹¹Лед на Неве начинает ломаться и река вскрывается между серединой марта и серединой апреля (конец марта и конец апреля по новому стилю). Обычно через две-три недели льда не остается совсем, хотя случается, что отдельные льдины замечают даже во вторую неделю мая. В строфе XXXIX снег на улицах превращается в грязь. Для некоторых читателей «иссеченные льды» — это плывущие льдины, остатки ледяного покрова, который разломан напором воды, трением и таянием, тогда как в действительности речь идет о прекрасных глыбах аквамаринового цвета, вырубленных из замершей реки, — они красуются на поблескивающем снегу, ожидая, когда приедут доставить их, куда требуется. По совету Тургенева, Виардо передает это место так: «le soleil se joue sur les blocs bleu^atres de la glace qu'on en a tir'ee» <«солнце играет на голубоватых глыбах, высеченных из льда»>.

Ср. Вступление к «Медному всаднику» (написано в октябре 1833 г.), строки 75–83:

Люблю, военная столица, Твоей твердыни дым и гром [81] , Когда полнощная царица Дарует сына в царский дом, Или победу над врагом Россия снова торжествует, Или, взломав свой синий лед, Нева к морям его несет И, чуя вешни дни, ликует.

Читатель помнит, что по той же Дворцовой набережной Онегин прогуливался с Пушкиным в мае 1820 г.

81

С Дворцовой набережной напротив крепости дым виден за миг до выстрела.

¹⁴ — XL, ¹ Перенос из строфы в строфу, один из очень немногих примеров такого рода в романе. Великолепный образец художественной логики, заключенной в том, что такой перенос есть в главе Третьей (XXXVIII, 14 — XXXIX, 1: «И задыхаясь, на скамью / Упала»), где Татьяна бежит в парк, но там ее отыщет и выскажет ей свои назидательные сентенции Онегин. И вот теперь роли переменились: уже Онегин, у которого перехватывает дыхание, спешит туда, где ему объяснят, что есть любовь.

XL

Стремитъ Онгинъ? Вы заран Ужъ угадали; точно такъ: Примчался къ ней, къ своей Татьян   ⁴  Мой неисправленный чудакъ. Идетъ, на мертвеца похожій. Нтъ ни одной души въ прихожей. Онъ въ залу; дальше: никого.   ⁸  Дверь отворилъ онъ. Что жъ его Съ такою силой поражаетъ? Княгиня передъ нимъ, одна, Сидитъ, не убрана, блдна, ¹²  Письмо какое-то читаетъ И тихо слезы льетъ ркой, Опершись на руку щекой.

^5–8Вся сцена напоминает происходящее во сне. Словно в сказке, перед героем безмолвно распахиваются двери. Он оказывается в волшебном замке. И, точно ему это грезится, перед ним Татьяна, перечитывающая одно из его трех писем.

¹² какое-то.Обычная функция этого оборота родственна неопределенному артиклю, а не указанию на некое свойство, но тут слово определяет суть строки, приобретая дополнительный смысл.

XLI

О, кто бъ нмыхъ ея страданій Въ сей быстрый мигъ не прочиталъ! Кто прежней Тани, бдной Тани   ⁴  Теперь въ Княгин бъ не узналъ! Въ тоск безумныхъ сожалній Къ ея ногамъ упалъ Евгеній; Она вздрогнула, и молчитъ;   ⁸  И на Онгина глядитъ Безъ удивленія, безъ гнва... Его больной, угасшій взоръ, Молящій видъ, нмой укоръ, ¹²  Ей внятно все. Простая два, Съ мечтами, сердцемъ прежнихъ дней, Теперь опять воскресла въ ней.

¹⁰Ср. описание внешности Сен-Пре, прощающегося с героиней, в «Юлии» Руссо (от Юлии к г-же д'Орб), ч. III, письмо XIII: «бледный, осунувшийся, небрежно одетый» прощается с больной Юлией. Ср. также сетования Динара в «Валерии» мадам де Крюднер, письмо XLII: «…вы видите эти потухшие глаза, эту зловещую бледность, эту впавшую грудь».

XLII

Она его не подымаетъ, И, не сводя съ него очей, Отъ жадныхъ устъ не отымаетъ   ⁴  Безчувственной руки своей.... О чемъ теперь ея мечтанье?... Проходитъ долгое молчанье, И тихо наконецъ она:   ⁸  «Довольно; встаньте. Я должна Вамъ объясниться откровенно. Онгинъ, помните ль тотъ часъ, Когда въ саду, въ алле насъ ¹²  Судьба свела, и такъ смиренно Урокъ вашъ выслушала я? Сего дня очередь моя.

В одном из любимых романов Татьяны — «Вертер», во французском переводе Севеленжа (1804), — мотив признания и прощания приобретает более страстный оттенок: «[Вертер] покрывал ее дрожащие губы огненными поцелуями. [Шарлотта] нежно их отклоняла… „Вертер“, — вскричала она наконец, и в голосе ее суровость смешивалась с высшим благородством. [Вертер] позволил ей выскользнуть из его объятий», после чего она лишилась чувств. Она бросилась прочь из комнаты. Он вскочил на ноги и крикнул ей вслед через дверь: «Прощай!» <пер. Н. Касаткиной>.

¹Она его не подымает.«Elle ne le rel`eve pas» (см. ком-мент, к главе Третьей, XXXIII, 1).

^2–6очей... Бесчувственной… О чем... мечтанье… молчанье. Чарующее повторение «ч» в этих строках.

XLIII

«Онгинъ, я тогда моложе, Я лучше, кажется, была, И я любила васъ; и что же?   ⁴  Что въ сердц вашемъ я нашла? Какой отвтъ? одну суровость. Не правда ль? Вамъ была не новость Смиренной двочки любовь?   ⁸  И нынче — Боже! — стынетъ кровь, Какъ только вспомню взглядъ холодной И эту проповдь... Но васъ Я не виню: въ тотъ страшный часъ ¹²  Вы поступили благородно, Вы были правы предомной: Я благодарна всей душой....

²Я лучше… была.По существу и грамматически «лучше» — сравнительная степень от «хорош», «хороша». Однако прилагательное «хорош», «хороша» имеет и второе значение (галльское заимствование) — «красивый» (ср. «il, elle est bien de sa personne», т. е. «хорош, хороша собой»). Таким образом, дойдя до второй строки этой строфы, переводчик должен выбрать между двумя значениями: «Я была как человек лучше, чем теперь» или «Я была более хороша собой». Я выбрал второе, как и Тургенев — Виардо («…plus jolie, peut-^etre»).