Комментарии к «Евгению Онегину» Александра Пушкина

Смотри как нимфа со всею своею свитой Быстро скачет через парк, Чтобы попасть в рощу И резвиться, и играть в барли-брейк…

*

Элгон собирает на «широком лугу… шумно играющих девочек и мальчиков», Сполдинг называет это «шумным сборищем» «молодых людей», мисс Рэдин объясняет неучастие Татьяны в играх тем, что «это было шумно, но так скучно», а у мисс Дейч девочки не только гонялись друг за другом, но и «бродили по лесу», пока «Татьяна оставалась дома, отнюдь не удрученная своим одиночеством». И все это выдается за «Евгения Онегина».

XXVIII

Она любила на балкон Предупреждать зари восходъ, Когда на блдномъ небосклон   ⁴  Звздъ исчезаетъ хороводъ, И тихо край земли свтлетъ, И встникъ утра, втеръ ветъ, И всходитъ постепенно день.   ⁸  Зимой, когда ночная тнь Полміромъ дол обладаетъ, И дол въ праздной тишин, При отуманенной лун, ¹²  Востокъ лнивый почиваетъ, Въ привычный часъ пробуждена, Вставала при свчахъ она.

²Предупреждать.Я искал устарелые глагол, чтобы оттенить русское слово (перевод французского «pr'evenir» или «devancer»), тоже устарелое.

Эта строфа — прекрасная мелодическая миниатюра, счастливейший подъем пушкинского мастерства стиля. Не переходя классические границы бесцветных подробностей литературы восемнадцатого века, он смог придать глубину и одушевленность всей картине.

«Предупреждать зари восход», как любила делать Татьяна, было романтическим действом. См., например, стих в «Утренней прогулке в лесу Виль-д'Аврэ» (1814) Пьера Лебрена:

J''eprouve de la joie `a devancer l'aurore… <Я испытываю радость приближения утренней зари… >.

⁶И вестник утра, ветер веет.Прекрасная аллитерация на «в» и «т». В следующей строке я примирился с простой инверсией, чтобы передать выразительное замедление, создаваемое скольжением на второй стопе.

И всходит постепенно день.

И, конечно, я чувствовал себя обязанным передать, каким чудесным образом строка 8 завершает восьмистишие, чтобы присоединиться к шестистишию.

Если я и достиг точности в этой строфе, то благодаря решительному и торжественному отказу от рифмы. Сохранение рифм было одной из причин того, что привело мою предшественницу (мисс Дейч, 1936) к созданию стихов, якобы представляющих перевод этого отрывка XXVIII, 1–8):

Татьяну можно было застать мечтающей На балконе одну, Когда звезды уже перестали мерцать, Когда первый луч зари едва показался; Когда прохладный вестник утра, Ветер, появится и мягко предупредит, Что скоро день придет И пробудит птиц на буке и лиственнице.

Погрешности пропусков легко заметить; но здесь присутствует погрешность наращения, типичная именно для этого перевода «ЕО», когда всякого рода образы и подробности щедро прибавляются Пушкину. Что, например, делают здесь эти птицы и деревья: «И пробудит птиц на буке и лиственнице»? Почему это, а не, к примеру: «И возьмется белить и крахмалить» или иная бессмыслица? Особенно мило то, что бук и лиственница не произрастают в западной части центральной России и Пушкин не мог бы вообразить их растущими в усадьбе Лариных.

XXIX

Ей рано нравились романы; Они ей замняли всё; Она влюбилася въ обманы   ⁴  И Ричардсона и Руссо. Отецъ ея былъ добрый малый, Въ прошедшемъ вк запоздалый; Но въ книгахъ не видалъ вреда;   ⁸  Онъ, не читая никогда, Ихъ почиталъ пустой игрушкой, И не заботился о томъ, Какой у дочки тайный томъ ¹²  Дремалъ до утра подъ подушкой, Жена жъ его была сама Отъ Ричардсона безъ ума.

^1–4романы… И Ричардсона и Руссо; 5–12 Отец ее... См. мои коммент. к более подробному описанию в главе Третьей, IX–X «тайной» библиотеки, которой наслаждается Татьяна, читая эти книги по-французски или во французских переводах в 1819–20 гг., как раз после того, как уехала французская гувернантка (конечно же жившая, вопреки черновикам, в доме Лариных), и незадолго до смерти Дмитрия Ларина. Это — «сентиментальные» романы Руссо, мадам Коттен, мадам Крюднер, Гёте, Ричардсона и мадам де Сталь; а в главе Третьей, XII (см. коммент.) Пушкин в противовес им приводит список более «романтических» произведений (в который, с современной точки зрения, первый список незаметно переходит) Байрона, Метьюрина и его французского последователя Нодье, — произведений, которые «нынче» (т. е. в 1824 г., когда Пушкин писал главу Третью) тревожат сон «отроковицы». Этот второй, модный перечень книг, по существу, принадлежит Онегину 1819–20 г, как следует задним числом из упоминаний в главе Седьмой, XXII, когда Татьяна, погрузившись в чтение книг Онегина, начинает понимать его.

Литературное развитие идет от лорда Бомстона к лорду Байрону.

³Она влюблялася в обманы.Я уверен, что Пушкин под «обманами» имел в виду «иллюзии», «вымыслы». Ср. сатиру Жильбера «Восемнадцатый век» (1775) против Вольтера:

Sous le voile enchanteur d'aimables fictions… <Под пленительной вуалью сладких вымыслов… >.

Я заметил также, что Алексей Вульф в своем знаменитом дневнике (1 нояб. 1828 г.) [40] использует слово «обман», чтобы выразить французское «illusion».

40

Пушкин и его современники. VI, 21–22 (1915), с. 23.

^8–9Он, не читая никогда, / Их почитал.Это — каламбурная аллитерация, и если вы замечаете ее, — обе строки для вас испорчены.

XXX

Она любила Ричардсона, Не потому, чтобы прочла, Не потому, чтобъ Грандисона   ⁴  Она Ловласу предпочла; Но встарину, Княжна Алина, Ея Московская кузина, Твердила часто ей объ нихъ.   ⁸  Въ то время былъ еще женихъ Ея супругъ; но по невол; Она вздыхала по другомъ, Который сердцемъ и умомъ ¹²  Ей нравился гораздо бол; Сей Грандисонъ былъ славный франтъ, Игрокъ и гвардіи сержантъ.

³ Грандисона.Проф. Чижевский из Гарварда в своих комментариях к «Евгению Онегину» (Кембридж, Масс, 1953) делает следующее невероятное заключение (с. 230): «Грандисон, герой „Клариссы Гарлоу“ [не тот роман!] известен матери только как прозвище московского сержанта [неправильный перевод]… Превращение старой Лариной из чувствительной девицы в строгую метрессу [двусмысленно] было обычно как для мужчин [очень двусмысленно], так и для женщин в России».