Коммунист во Христе

В своих действиях Дмитрий Данилович не сомневался. Хотелось только избежать занудных объяснений с демиургенами. Вроде бы и они все за саќмостоятельность, в звенья вот понуждают объединяться. Но тут же талдычат и о групповом методе. Чтобы скопом, всей техникой на одно поќле навалиться, как бурлаки за одну бечеву гужом и тянуть… Го-ряшин, знамо, не преминет лягнуть Корня, что пренебрегает методом. При методе и ему бы, сельхозрабу, спокойней. Можно и оправдаться в любом срыве графика и во всем про-чем: по методу работали, во всю стаќрались… Сына тоже не хотелось вмешивать. Все одно к одному, ни обоќйти, ни объехать указчиков. Но бояться "нарушительства" — значит не по совести с землей обойтись… С большака узрят, что в Большесельском "рассеивается тех-ника". Этого председатель, Николай Петрович, и убоится. "Первый" хитрый маневр при-думал. Пускает свою черную "волгу" с седоком без себя по дорогам района. И так пугает тягловой люд, ждущий, что вот, вот заявится. Сам ли до того додумался, или у кого пере-нял… Случайно ли такое? И так ли уж смешно, хотя и на анеќкдот смахивает. Но систему вслух осуждать опасно.

Таких своих мыслей Дмитрий Данилович ни Толюшке, ни тем более Саќше, не вы-скажет. Не из-за боязни, а чтобы не навредить своему делу. Молчком, вроде бы при пол-ном подчинении всему, и надо по-своему управляться. Оно за тебя осенью и проагитирует лучше всяких слов. Когда сходятся два крестьянина трудолюба — между ними разговор-совет. Один у другого что-то и выведывает, выпытывает. А с инстќрукцией мертвой — ка-кой суд-разговор. Несогласия она не примет, соќмнений не знает. Ее надо молча обходить, и не словом, а делом. Предќседателю еще можно сказать: "поле так потребовало". Он ус-мехнется, и Александре, агроному, потом скажет: "Корнь все свое, поле его потќребовало".

И вдруг Дмитрию Даниловичу как-то стало не по себе: "разговариваю вот с собст-венной персоной". Что же в голову-то лезет. Но как уйти от мысли, что мне, крестьянину, не дают по-крестьянски со своим полем обойтись. И я боюсь непозволения позволите-лей… Вскипело внутри, в краску бросило от стыда перед кем-то невидимым. Перед своќим отцом, дедом, прадедом… Черный злой дух, таившийся от веку на Татаровом бугре, все так и продолжает витать вокруг тебя соблазнителем. Как бесы в свиней, вселился он в стадо наших демиургенов — творителей светлой жизни. И они нас вместе с собой затянут в пропасть.

И ждешь вот, когда придет пора всем нашим божкам утонуть в людской беде, как утонули обесовленные свиньи в глуби озера.

3

Председатель не появлялся у Барских прудов. От конторы видно, что трактора на этих полях снуют. И Фомич, бригадир, не наведывался. Но Фомичу и не почто наведы-ваться. Александра тоже могла заглянуть за каким либо советом. Да и то постесняется от-рывать от дела. Поди уж знает, что они с Лестеньковым одни, без Саши Жохова. И Дмит-рий Даниќлович был в душе доволен, что их не донимают доглядами. Но тут же и усмешка: без догляда — ты это, или уж не ты, у себя, или уже где-то в другом месте и миру?.. Не-вольно, как хворый слова знахаря, и ждешь указаний. Контроль — это как бы защита тебя от лукавого. Начаќльство глянет — с души спало, делай, как делается. Другой раз сам-то вроде и понимаешь, что не совсем так надо бы, а после "гляда" сомќнения отпадают — все так. Бывает — на что-то и укажут. Иначе как — обязанность тебя наставлять. Ответы на это готовые, заученные: "Тут вы верно заметили, учтем". Доглядателю то и надо: повлиял. Оба — тракторист-безответчик, и демиурген-надсмотрщик чуть ли не обняться готовы. А если по правде — тот и другой от совести отделались. Ответа-то за дело ни у того, ни у другого и нет.

На третий день после обеда Дмитрий Данилович переехал на свое Данилово поле. Прошел круг с боронами, волнение улеглось. Не то было на душе минувшей осенью, ко-гда очищал Лягушечье озерцо и срывал Татаров бугор.

Трактор шел плавно по ровной пашне. Земля не волочилась за зубьяќми борон и не липла на гусеницы трактора. Легко выдирались сорняки, начавшие выпячиваться. Пахарю это как раз и подсказывало: и не опозќдал, и не поспешил.

Домой вернулся поздно, с задорными думами на завтра. Оставил мотоцикл у крыльца, заглянул к Анне. Приуныл. Анна, как вот и дедушка Данило, приняла на себя людские грехи и за всех искупает их. Через сострадальческие сердца и проходят человече-ские беды, а малочувственные оберегаются примирением с неладным. И зло ходит властеќлином по торным неверным дорогам, губя праведников.

Иван тоже только успел вернуться. Светлана собрала на стол, сели ужинать. Анна не встала. Сказала, что заходила Парасковья, так и поќпили с ней чайку.

Разговор с Иваном не сразу пошел. Ел он медленно, вроде нехотя. Отќходил, как он сказал, от постного пустословия. Трое уполномоченных, словно удавы висели на шее. И звонки без конца. Из конторы полдня не мог выбраться, пока все там сами не устали от себя. Председатель с Александрой на совещании. Скучно, как о чем-то без конца повто-ряющеќмся, рассказывал Иван отцу и Светлане о минувшем дне.

Светлана гасила недужный настрой пахарей своим вниманием к ним. И все те до-сады, о чем говорил Иван и тревожился Дмитрий Данилович, восќпринимались как бы уже за обычные житейские курьезы. Все настоящее в жизни — тут вот, в доме своем. Что вне его — изойдет, как хмурь с небес. Для Светланы каждый день жизни дома Кориных стано-вился открыќтием в нем чего-то особенного. Не в сам их дом входила из мира благая весть, а копилась она в их доме и для других, для мира. Дом — это как и сам человек, живой, с сердцем. В покое дома, душой его и разуќмом, отделяется в тебе истинное от скверны. Светлана это и ощущала постоянно. Приходя из школы, она как бы озарялась внутренним светом, зарожденным в доме теми, кто жил в нем до них вот. Теперь, она, Светлана, сиде-ла за столом в нем молодой хозяйкой.

В легкой шерстяной кофте, серой юбке, мягких туфлях, во всем вроде бы и вче-рашнем. Но для Ивана все это было в ней новым. Что-то вот незримо меняла она в себе, изменялось и все вокруг. Коса густых золотистых волос собрана в пучок, полными капля-ми свисали с мочек ушей янтарные серьги. Бархатная смуглость щек, чуть заметная полу-отќкрытость губ. И в голосе как бы шутливый укор, то ли себе, то ли еще кому. Все это в ней настраивает на умиротворение — зачем близко к сердцу принимать чужое, вчерашнее в сегодняшний свой день. Надо беречь то, что твое. Дмитрий Данилович и Анна Савельевна любоќвались молодыми. В доме поселилась новая красота. И был покой. При любой не-удаче за стенами его, всякая напряженность спадала.

В коринском роду исстари вжился порядок — пришел с поля ли, с друќгой какой ра-боты, выходи к столу как при дорогих гостях. Блюдешь чиќстоту, заботишься об уюте дома — и в твоей душе держится свет и тепќло. В мыслях ясность — и сердце при всех невзгодах смягчается и мудреет. Кто-то вот из Кориных вживил установленный природой уклад дома, и его держатся как заповеди Божьей. Устой в хозяйстве и семье складывает порядок и всей державы. Корины и жили заботами о державе: куда и как без нее… Но вот что-то постоянно накатывается на Русь и корежит жизнь люда. Будто из бездны адовой вырыва-ется ядовитый смрад и травит живое вокруг.

4

Иван не торопился расспрашивать отца о севе, ровно опасаясь услыќшать для себя что-то неожиданное. Дмитрий Данилович тоже медлил с высказом. И выждав время как бы между прочим обмолвился, что перееќхал за Шелекшу. Светлана, умница, тут же и пе-репќросила, словно бы о чем домашнем шла речь:

— На свое, на Данилове поле?..

Иван с тихой скрытой улыбкой во взгляде повернул голову в сторону отца. Дмит-рий Данилович понимал, что если сыну держаться должностных установок, то он должен быть недоволен: какое еще свое?.. При своќем график ломается и метод не соблюдается. Про себя же опять подумаќлось: "Вот жизнь настала, с сыном родным хитри". Дмитрий Данилова знал, что в других бригадах не больно ладится с севом. Сыну хотелось об этом поговорить, но сдерживался. Светлана сказала о своем поќле и повернула разговор и на-строение.

Иван, пожалуй, не хуже отца понимал, что Данилово поле, это первая ступень одо-ления того, чего все тупо держатся — выполнения надуманќных планов и соблюдения ко-мандных графиков. Данилово поле и рушило всякие установки. Свое поле и своя ответст-венность. Наконец — своя выгода, забота об урожае. Команды тут ни к чему. Отец пока что не больно на далекое загадывал. Быть и в колхозе при своем постоянном деле, как бы хо-зяином его. Иван же, пока еще смутно, предугадывал в затее отца зарождение новых от-ношений пахаря с землей. Поле нужќдается не в работнике на нем, а во владельце им, в за-ботнике. Этим владельцем и должна быть крестьянская семья. Путь к ней ныне через зве-но семейное, пусть это так называется. Надо по-своему использоќвать выдумки демиурге-нов. Дальше семейного звена у Ивана мысли пока не шли. Осознавал, что полных прав и такому звену не дадут, за них надо бороться. И оно тоже не долговечно. Словно дерево с хилыми коќрнями на болотной почве. Поторчит, пока не свалит "ветер новый". А веќтра та-кого жди… Не будем же вечно кормиться заграниќцей. Только бы вот без бури обошлось.