Комната спящих

– Взрываются бомбы. – Мейтленд говорил, как актер на сцене, используя все богатые возможности своего голоса. – Земля под ногами дрожит.

Бёрджесс стонал и метался из стороны в сторону, бил кулаками воздух и лягался, словно дрался с невидимым противником. Мейтленд встретился со мной глазами и знаком велел держать пациента. Бёрджесс ослаб от воздействия эфира и сильных переживаний, поэтому справиться с ним оказалось несложно.

– И нет конца, – продолжал Мейтленд. – Все вокруг сотрясается, сверху сыплются камни, комья земли. Вы чуете запах пороха, обгоревшей плоти. Рядом лежат убитые и умирающие.

– Хватит, – взмолился Бёрджесс. Вырвал руку и схватился за маску. – Хватит, умоляю.

– И ни спрятаться, ни укрыться, – настаивал Мейтленд.

Я ухватил руку Бёрджесса и прижал к его груди так же, как и вторую. Пациент попытался меня сбросить, но, видимо, схватка истощила последние его силы. Бёрджесс неожиданно обмяк и закрыл глаза. Мы подняли его с пола, отнесли на кушетку, подложили под голову подушки. Мейтленд снял маску и вытер Бёрджессу лицо.

– Чаще всего пациенты лежат так минуту-две, а когда очнутся, ведут себя очень спокойно и говорят связно, не демонстрируя никаких признаков нервного возбуждения или эфирного опьянения. Если процедура прошла успешно, мы сразу это поймем. – Тут Мейтленд сменил формальный тон на более непринужденный: – Джеймс, будьте так добры, сбегайте на кухню за чаем.

Когда я вернулся, Бёрджесс уже пришел в себя. Вид у него был усталый, но, как ни странно, пациент и вправду был спокоен и невозмутим.

– Как себя чувствуете? – спросил Мейтленд.

– Лучше. Такое ощущение, будто снова собой стал, – озадаченно произнес Бёрджесс. – Все как-то по-другому воспринимается.

– Помните, что случилось на фронте?

– Конечно, как же такое забудешь? Джек, дыра в голове, Гарри, ноги и руки на деревьях. Но теперь, – Бёрджесс протяжно вздохнул, – все это как будто далеко. Намного легче стало, прямо камень с души упал.

– Прекрасно, – ответил Мейтленд. – Замечательно. – Он улыбался, но не тепло, а горделиво, самоуверенно. – Отдохните часа два. А потом, если доктор Ричардсон решит, что все в порядке, можете ехать домой.

Когда я зашел в кабинет после обеда, Бёрджесс стоял у окна. Он уже повязал галстук, надел пиджак и теперь задумчиво смотрел на заволакивавшие небо белые облака. Заметив меня, поднял руку и поглядел на часы.

– Уже полвторого. Я с водителем приехал. Он на улице ждет.

– Ждем вас снова через два недели.

– Спасибо, – произнес Бёрджесс и, глядя на свое отражение в стекле, поправил галстук.

* * *

Вечером того же дня я столкнулся с Мейтлендом в вестибюле. Он нес в руке портфель. Судя по чернильным пятнам на пальцах, Мейтленд что-то долго писал. Мы обменялись несколькими замечаниями по поводу мистера Бёрджесса, затем я проводил его до машины. На вересковой пустоши было необычайно тихо. В сумерках низины погрузились во мрак, и даже море молчало. Мейтленд открыл левую дверцу машины и кинул портфель на пассажирское сиденье. Обернувшись ко мне, произнес:

– Джеймс, хочу вам кое-что предложить. Сразу отвечать не обязательно. Наверняка вы захотите сначала подумать. Весной вышло второе издание моего учебника, но в «Чёрчилл-Ливингстон» уже спрашивают, когда будет третье. Придется работать с огромным количеством литературы – труд нелегкий, отнимает много времени, одному справиться трудно. Вот я и подумал: не согласитесь ли помочь мне с новым изданием? Естественно, ваше имя будет указано, выступите в качестве соавтора.

Предложение было просто фантастическое.

– Ну конечно, я согласен.

– Учтите, вы взваливаете на себя огромное бремя.

– Понимаю, но, даже если возьму время на обдумывание, ответ будет тот же – да.

Мейтленд обогнул машину и произнес:

– Вот и отлично.

Прежде чем я успел поблагодарить его, Мейтленд уже сидел за рулем. Двигатель заурчал. Я наблюдал, как машина удаляется. По нашей традиции, Мейтленд просигналил перед тем, как дорога пошла под уклон, и «бентли» скрылся из вида.

Нужно было зайти в комнату сна, но вместо этого я поднялся к себе и отыскал в ящике стола учебник Мейтленда. Сев, положил книгу на колени и погладил суперобложку. Представил, как будет выглядеть следующее издание – простой черный шрифт на светло-голубом фоне. «Введение в физические методы лечения в психиатрии. Третье издание. Авторы – Хью Мейтленд и Джеймс Ричардсон». По спине пробежала приятная дрожь. Такими темпами через несколько лет можно рассчитывать на работу в престижных учреждениях, быстрый подъем по карьерной лестнице и многократное увеличение зарплаты. Жизнь изменится к лучшему.

В этот момент я осознал, насколько глубоки мои чувства к Джейн, ведь я сразу подумал о ней. Погрузившись в мечты, живо представлял, как мы будем жить в Лондоне, в каком-нибудь хорошем районе – например, в Хэмпстеде. Вот наша роскошная квартира с окнами во всю стену, через которые виднеются верхушки деревьев и панорама города. Мы вместе ходим в кино, танцуем в джаз-клубах и возвращаемся домой на последнем автобусе. При этом в моей фантазии все обычные социальные формальности были уже выполнены – предложение, помолвка, свадьба.

Я рассказал Джейн о предложении Мейтленда, и она была очень за меня рада.

– Замечательная новость, – сказала Джейн, сжав мою руку.

Я объяснил, какие перспективы сулит статус соавтора, и был разочарован, когда Джейн даже не подумала, что все это значит для нее. Очень некрасиво с моей стороны, ведь следовало бы восхититься, насколько неэгоистична моя возлюбленная.

В это же время в наших разговорах стала все чаще всплывать одна очень важная тема: объявить ли коллегам, что у нас серьезные отношения? Кроме Лиллиан, никто о нашем романе не знал, но, кажется, у пары медсестер были подозрения, что между нами что-то происходит. К счастью, девушки молчали. Мне уже надоело скрываться. Как только начнем встречаться открыто, все сразу станет проще. Но Джейн моего энтузиазма не разделяла. Боялась, что скажут другие сестры, и особенно сестра Дженкинс. Я не думал, что возникнут какие-то проблемы, но Джейн отказалась наотрез, а принуждать ее мне не хотелось. И только потом я с опозданием понял, что у Джейн могут быть другие причины быть осторожной, самые простые и очевидные. Моральный облик мужчины и женщины оценивают по разным стандартам, и не учитывать этого было бы по меньшей мере наивно. Если о наших отношениях станет известно, найдутся те, кто будет гадать, как и при каких обстоятельствах происходили наши свидания. «Шашни» на рабочем месте у многих вызовут неодобрение. А когда дело касается женщины, бедняжку мгновенно объявляют распущенной.

Между тем фантазии о совместной жизни в Лондоне становились все более настойчивыми. Я даже начал высчитывать, как скоро их можно будет осуществить. Работа над учебником займет год-два, потом надо дождаться публикации, а еще через полгода можно будет устроиться в солидное учреждение, где ведется научная работа.

Когда я обнимал Джейн и она прижималась к моей груди, так и тянуло поделиться планами с ней, рассказать о нашем возможном будущем. Я даже начал представлять, как мы обставим хэмпстедскую квартиру – лампы в стиле ар-нуво, пушистый коврик у камина, ситцевый диван. Но я молчал. Боялся спугнуть ее.

«Слишком рано, – твердил я себе. – Не торопись. Еще успеешь».

Трудно объяснить, почему я боялся отказа. Джейн открыто и искренне демонстрировала свои чувства. Крепко сжимала меня в объятиях и повторила «люблю тебя» снова и снова, пока дыхание не перехватывало от нарастающего желания.

Ничего, рано или поздно я наберусь смелости и откроюсь ей. Вернее, так я тогда думал. Но оказалось, Джейн не суждено было услышать ни о роскошной квартире, ни о панорамном виде, ни о ситцевом диване.