Кому светит Большая Медведица

Содержимое первой бутылки было адресовано

«Сергею Меньшикову, капитану «Академика Александра Несмеянова»

Сергей Николаевич, Серёжа – как Вас теперь называть? Вы были моей первой любовью – как жаль, что она оставила в моей памяти горькие воспоминания! Капитан дальнего плавания, мне казалось, был честным, искренним, отважным мужчиной. Когда в день нашего знакомства Вы с улыбкой рассказывали о змеях-плоскохвостах, я с восхищением слушала эти рассказы, удивляясь Вашей безграничной смелости. Да, гораздо легче и приятнее быть смелым со смертельно опасной рептилией, чем написать правду наивной девочке, влюблённой в Вас.

Вы поступили, как трус, когда позволили отцу узнать о моей любви. Вы испугались нежного чувства шестнадцатилетней школьницы, и как трус, прибегнули к помощи её родителей. Что же осталось мне? Вы лишили меня образа настоящего мужчины, и мне стыдно будет признаться кому-нибудь, когда-нибудь, какого человека я любила. Мне стыдно, что я любила труса, скрывающегося под маской героя. Так стыдно, что никто никогда об этом не узнает. Больше ни одна мысль не будет о Вас. Прощайте,

Мария Девушкина»

Второе письмо было

«Иннокентию Светлому, в настоящее время студенту мореходного училища города Мурманска, а в будущем – капитану дальнего плавания.

Кеша! Это письмо не войдёт в нашу с тобой переписку. И дальше мы будем сообщать друг другу о разных жизненных мелочах, а истинное отношение к тебе пусть хранит Средиземное море. Это самое красивое море, которое я знаю. Я могла бы описать тебе его красоты в нескольких томах, но лучше всего будет, если ты сам приедешь сюда. Я знаю, когда-нибудь ты согласишься со мной и побываешь здесь, уже не моряком, а капитаном. И это море пленит тебя так же, как и меня. Я хочу, чтобы ты избороздил его вдоль и поперёк, чтобы твой корабль уничтожил все следы пребывания Меньшикова и его судна. Недавно я перечитывала Конецкого, и знакомая мне прежде фраза вдруг обрела новый смысл: «Море даёт ощущение свободы пленённому духу». Здесь я освободилась. Я расстаюсь с иллюзиями о любви отважного мужчины, и тем больше ценю дружбу отважного мальчишки. Пусть она никогда не кончается. Счастливого тебе плавания, Кешка!

Маняша»

Глава 49.

«Игра»

Центральный римский вокзал Термини гудел и стучал колёсами поездов со всей Европы, услужливо распахивая перед пассажирами двери вагонов, и тут же забывал о тех, кто уехал, потому что оставшихся было гораздо больше.

Среди пульсирующего калейдоскопа лиц Ярослав пытался разглядеть Стешу, и облегчённо вздохнул, когда, наконец, увидел, что она пробирается сквозь толпу, так же беспокойно ища глазами Ярослава и его товарищей.

– Вы выбрали не совсем удачное место, - посетовала она, но Ярослав радостно перебил её:

– Неважно, главное, что нам удалось встретиться до отъезда. Пойдём отсюда, здесь слишком тесно и душно. Подумать только, а в Петербурге сейчас зима!

Он предупредил товарищей и, взяв Стешу за руку, увлёк её за собой. Миновав все железные и стеклянные заграждения, они вышли к путям. Здесь крики и грохот движущихся составов были назойливее людского многоголосья, так что невозможен был никакой разговор. Прикинув в уме, сколько времени они имеют в запасе, Ярослав увёл Стешу дальше, туда, где одинокое железнодорожное полотно ровно бежало по высокому откосу. Вероятно, этот путь был предназначен для внутренних рейсов.

– Кажется, здесь нам дадут поговорить, - повернулся Ярослав к Стеше, - как же меня раздражает толпа!

– Несмотря на то, что рукоплещет тебе? – поддела она его.

– С чего ты взяла? – смутился Ярослав. Ему невольно вспомнился разговор с Димой.
– Любого кумира делает толпа, с этим нельзя не согласиться. Другое дело, какое к этому выработать отношение. Сейчас нам нужен разговор тет-а-тет, и люди с их преклонением перед моим танцевальным мастерством здесь ни при чём.

– Но ведь речь пойдёт именно о танцах, - возразила Стеша.

– Речь пойдёт о тебе, - Ярослав поймал и крепко сжал руку девушки, - ты помнишь наш разговор? Ведь ты уже приняла решение? – испытующе посмотрел он на неё.

Она молчала, напряжённо вглядываясь вдаль. Ярослав продолжал нетерпеливо поглядывать на неё и, наконец, не выдержал затянувшейся паузы:

– Стеша, я всего лишь прошу тебя пять раз в неделю приходить в мою студию. Я хочу видеться с тобой чаще, чем просто по воскресеньям.

– За это время я узнала тебя лучше, - она решилась посмотреть на него, - раньше я даже не представляла, что ты настолько импульсивен – ты напоминаешь мне олимпийский факел в руках бегуна. Мне нравится это ощущение стремительности и всепоглощённости в тебе. Мне кажется, в тот момент, когда мы с тобой познакомились, я была именно такой. Куда всё это пропало?

– Наверное, твоей самой экстремальной игрой детства были жмурки, - осторожно пошутил Ярослав.

– Я научу тебя игре моего детства, хочешь? – без улыбки ответила Стеша. Она забралась по откосу на железнодорожное полотно и помахала оттуда Ярославу, приглашая присоединиться. – Это чрезвычайно увлекательно, - начала рассказывать она, когда, взявшись за руки, они шли по рельсам, и юноша беспокойно поглядывал то вперёд, то на неё, - вся прелесть игры заключается в том, что мы друг для друга одновременно и бремя, и опора.

Она неожиданно разжала пальцы и Ярослав, сделав несколько неуверенных шагов, потерял равновесие и опустился на шпалы.

– Вот видишь! – назидательно произнесла Стеша, снова беря его за руку. – Но хуже всего, когда партнёр бросает тебя, чтобы удержаться самому. Наши ребята, - и девчонки, бывало, тоже, - лишённые таким образом поддержки, катились вниз по острым камням насыпи и обдирались в кровь.

– А если вдруг поезд?

– А это уже следующий уровень, подобно компьютерной игре, - объяснила Стеша, чувствуя, как воспоминания об игре детства разжигают азарт, дремавший последние месяцы, - появление поезда придавало этой забаве особую остроту. Одно из её условий заключалось в том, чтобы, заслышав гудок, как можно дольше оставаться на рельсах.

– Ни за что бы не поверил, что тебя привлекает риск подобного рода, если бы не шёл сейчас рядом, - пробормотал Ярослав.

– Ты сам не замечаешь, как втягиваешься в эту игру; только повзрослев, мы перестали играть в неё.

– Кто-то повторил судьбу небезызвестной героини? – ехидно поинтересовался Ярослав, догадываясь, что особая прелесть игры заключается как раз в том, чтобы играть в неё, достигнув сознательного возраста.

– Нет, просто появились другие интересы. А раньше мы даже научились понимать язык поезда. Короткий гудок – предостережение, подлиннее – окрик, непрерывный – предупреждение об опасности, а целая серия гудков – настоящая угроза, лав.

да ещё приправленная бранью. В ответ мы смеялись и продолжали шагать по рельсам, делая вид, что ничего не боимся, хотя на самом деле нам было очень страшно, - призналась Стеша, и Ярослав почувствовал, как дрогнули в его руке её пальцы.

– И кто же обычно держался дольше всех, на кого вы потом взирали с почтением и страхом? – насмешливо спросил он. – Кто были эти «герои»?

– Этой парой были я и Пашка, мой брат, - вызывающе ответила Стеша, задетая иронией юноши, - нет ничего удивительного в том, что он стал каскадёром! – она вдруг остановилась и с силой сжала руку Ярослава. – Слышишь гудок?.. Как думаешь, ты достойный партнёр?