Кому светит Большая Медведица

Дима отвёл Роберта в сторону и что-то недолго, но убедительно объяснял ему.

Я не могу, - возразил американец, - вес корзины рассчитан на определённое количество человек. И потом, кто будет нести ответственность за мальчика?

Это же не соревнования, а парад, - продолжал настаивать Дима, - вспомни себя: разве ты принял бы все те доводы, что приводишь мне, если бы ты был мальчишкой? Он парень самостоятельный, до дома сможет добраться, если вы высадите его недалеко от города. Он же будущий лётчик, Роберт!

Он ещё что-то добавил, и американец сдался. Олег вмиг стал серьёзным и покорным. Он сделает всё, что его попросят, лишь бы позволили полететь вместе с ними! Стеша немного завидовала ему, но сама ни за что бы не полетела. Это в характере Маняши, но ей даже не стоит рассказывать об этом, иначе сестрёнка изведёт вопросами. Желание принять участие в полёте было настолько выражено во взгляде Олега, что Стеша не испытывала грусти от предстоящего расставания. Он подержал её ладони в своих и улыбнулся:

Стеша, никому ничего не говори.

Она кивнула, поблагодарила экипаж и, не совсем удачно спустившись с корзины, попала в крепкие руки Димы. Олег перегнулся через борт и спросил его:

Как тебе удалось уговорить их взять меня?

Я ему сказал, что когда-то знаменитый французский авиатор Ведрин взял с собой в небо двенадцатилетнего Антуана де Сент-Экзюпери. Что из этого вышло, мы уже знаем.

Олег ответил с сомнением:

Вряд ли я когда-нибудь напишу «Маленького принца»…

А человечество не ждёт от тебя этого, - весело ответил Дима, - просто полюби небо, как Сент-Экзюпери, и будь героем своей страны, но только в мирное время. Это гораздо труднее.

Шар стал медленно набирать высоту. Совсем перед лицом Олега проплыли морды собак, нарисованные на одном из шаров, и вот они уже перевалили Екатерининский дворец. Под ногами отчётливо виднелись статуи на крыше, и рукой можно было дотянуться до позолоченных куполов дворцовой церкви. Мужчины улыбнулись, увидев, как Олег судорожно вцепился в обтянутый замшей борт корзины. Но он был настолько поглощён открывающейся сверху картиной, что не замечал их взглядов.

Позади остался Екатерининский парк, внизу суетливые, не очень чистые улочки бывшего Царского Села, где когда-то прогуливались Ахматова с Гумилёвым. И было безветрие и лучи солнца в абсолютной тишине, и жизнь внизу казалась цветком, оторванным от почвы. Свобода, полная свобода.

Дима и Стеша до боли в глазах всматривались в точку, которая всего лишь несколько минут назад была ещё шаром, и даже на этом расстоянии волнение Олега непостижимым образом передавалось им.

Я знаю, что сейчас испытывает наш герой, - сказал Дима, - у новичков одинаковые чувства.

Стеша с уважением посмотрела на него.

– Вы тоже летали на воздушном шаре? Олег говорил мне, что Вы лётчик-испытатель.

– Да, но я, в основном, испытываю вертолёты, - засмеялся Дима, - это не так уж сложно. Взлёт, набор максимально возможной высоты и скорости, посадка. Взлёт, полёт на одном двигателе, посадка. Взлёт, максимально продолжительный полёт – наблюдение за работой топливной системы, посадка. Отчёт, ещё отчёт. Новая модель, отработка конструкции винта… Это моя работа.

– И Вам не бывает страшно?

– У любого испытателя должно быть развито особое чувство – способность ощутить границу дозволенного, ту черту, за которой риск ведёт к катастрофе. Если не дано ощущать эти «микроны», испытатель из тебя не получится. А страшно бывает всем. Но, может, мы лучше зайдём в кафе и продолжим нашу беседу за чашкой кофе и порцией мороженого? Ты, наверное, проголодалась, - Дима взял её руку в свою и Стеша послушно последовала за ним. Во-первых, она действительно была голодна. Во-вторых, этот человек внушал ей доверие, хотя их знакомство состоялось не самым лучшим образом. Он уверенно шагал, не замечая её пытливого взгляда, направленного в его сторону, чувствовал в своей руке её ладонь и знал, что ему предстоят ещё несколько радостных минут в компании с дочерью. Одного он так и не сказал ей: что его рабочее время – жизнь в экстремальных условиях, и при том в такую погоду, при которой уже никто не летает.

Глава 17.

«На тесном, тёплом чердаке»

– Гуд бай, Америка, где я не буду никогда;

Услышу ли песню, которую запомню навсегда?

Горстка ребят, рассеявшаяся по захламленному чердаку, молча слушала струны гитары. Макс, худой бритоголовый мальчишка лет семнадцати, думал о далёкой Америке, где, как ему казалось, с наркотиками дела обстояли лучше, чем здесь. Его «коллега по кайфу» Айдар – парнишка с лицом цвета кофейной заварки – вообще ничего не думал: он только что укололся, и сейчас ему было просто хорошо. Марат устроился на перевёрнутом ящике возле Яшки-цыгана, пересчитывающего ворованные деньги, и думал о девушке, которую он видел на днях в Ледовом дворце.

Алла, прижавшись к Васильку-напёрсточнику, следила за комком лохмотьев, шевелящимся в углу, и размышляла о том, почему двенадцатилетний Вовочка, которому и принадлежали эти лохмотья, и который, в свою очередь, принадлежал обеспеченной семье, вынужден был попрошайничать у прохожих, чтобы иметь деньги не на сигареты и выпивку, а на еду и одежду для сбежавшего из детского дома пацанёнка лет десяти, жившего здесь же на чердаке вместе с голубями.

Динара и Ляля играли в карты, лениво перерабатывая в ротовой полости жвачку. Это были высокие, крепкие девчонки, в прошлом занимавшиеся тяжёлой атлетикой. С ними боялись связываться.

Лишь хриплый, но приятный голос Рината-гитариста, тихий, едва уловимый шелест бумажек в руках Яшки, да частое шмыганье носом спящего под старым пальто детдомовца нарушали тишину. Иногда снизу, из квартир, доносилась ругань жильцов.

А за окном медленно падал снег. Мелкие холодные снежинки словно напоминали о том, что они первые в этом году, но настоящая зима уже не за горами. А на чердаке было тепло и уютно. Голос Рината завораживал, успокаивая, и совсем не хотелось выходить на снежные и сырые улицы Петербурга.

Часом позже дремота одолела всех обитателей чердака. Уткнувшись в плечи друг друга или пристроившись на коленях соседа, они видели сны, являющиеся продолжением их мыслей; один Вовочка всё ещё неподвижно сидел, скрестив ноги по-турецки и обхватив голову руками, так что нельзя было понять, спит он или просто задумался.

Алла бесшумно выскользнула из-под руки Василька и огляделась. Ей не хотелось покидать это место, но дома её ждали мама и сестрёнка. Когда она стала пробираться к выходу, Айдар пробормотал во сне: «Мамочка!», пытаясь руками защититься от кого-то. Алла присела перед ним и провела рукой по его грязным взъерошенным волосам. Какими беззащитными казались ей спящие мальчишки! Брови распрямились и не стало того ожесточённого выражения лиц, с которыми они пришли сюда два часа назад. Сколько холодного цинизма и чёрствого равнодушия было в их словах, когда они, собравшись здесь, начали рассказывать, кто сколько украл, кого «отделал», и как кому удалось отвязаться от милиции. Сейчас Алла видела их другими, и ей не хотелось уходить от них. Но её ждали, ждали, и, помня об этом, девушка торопливо отодвинула люк. Но чем ближе она подходила к дому, тем тревожнее становилось у неё на душе. Пришёл ли домой отец? Спит ли он уже? Если да, то на этот раз у Аллы, мамы и Татьянки будет спокойный вечер.