Конан и Небесная Секира
Шрифт:
С такими мыслями он подошел к блюду, подцепил покрывало острием топора и сдернул его, ожидая увидеть груду воинской амуниции. Но на большом круглом подносе не оказалось ни одежды, ни крепкой кольчуги, ни меча, ни кинжала, ни лука с быстрыми стрелами. Там, скорчившись, сидела девушка - вернее, девчонка лет тринадцати с едва начавшей формироваться фигуркой. Была она нагой, если не считать легкого шарфика вокруг бедер, и глядела на Конана широко раскрытыми испуганными глазами. У колен ее лежал ситар, обычный на востоке инструмент с округлой декой и длинным вытянутым грифом; его-то Конан и принял раньше за древко копья. Видно девчонка была музыкантшей.
– Эй!
– Конан повернулся к подходившему Таглуру.
– Это что такое, сердар?
– Твоя
– Таглур прищурился.
– Мне нужны штаны и сапоги, - твердо заявил Конан.
– Мне нужен меч, нужна кольчуга, нужен плащ…
– Ночью эта красотка согреет тебя лучше плаща, - заметил сердар.
Конан бросил на юную девушку оценивающий взгляд. Лицо ее, как и физиономии Таглура и Саледа Алиама, он видел не впервые - эта лукавая рожица взирала на него сегодняшним ранним утром, возникнув на мгновение в серебристом зеркале Рана Риорды. Пухлые яркие губки, нежные щеки, черные блестящие глаза, едва наметившиеся груди, узковатые бедра… Киммериец пренебрежительно пожал плечами.
– Не вижу, какими прелестями тут можно согреться. Года четыре надо ждать… Нет, такая награда мне не нужна!
– Как хочешь, - Таглур щелкнул пальцами, подзывая охрану.
– Тогда я велю ее утопить.
– Почему?
Теперь плечами пожал сердар.
– Таков обычай. Если хозяин пренебрег рабыней, дорога ей либо в море, либо в землю. Живой, - уточнил Таглур.
Девушка, взвизгнув, повалилась Конану в ноги.
– Возьми меня, добрый господин! Не гони, не отдавай никому! Я боюсь смерти! Я стану тебе верной служанкой, заботливой и покорной! И я совсем мало ем! Горсточку риса за целый день… даже половину горсточки… Только не отдавай меня! Я буду играть тебе на ситаре! Я буду услаждать тебя ночами! Я буду мыть твои ноги, расчесывать волосы, врачевать раны, чистить одежду!
– Чистить пока нечего, - сказал Конан, приглядываясь к девушке повнимательней. Кожа у нее была цвета золота, а волосы черны, как ночное небо над просторами Западного океана. Когда-нибудь, мелькнуло у киммерийца в голове, она станет похожа на Белит… и ради Белит он должен помочь этой девчушке. Кроме того, Рана Риорда предсказал, что малышка сделается его спутницей, а раз так, то надо ли идти против судьбы?
Вздохнув, Конан обхватил ладонями хрупкие плечи девушки и поднял ее.
– Ладно, уттарийская принцесса… Как тебя зовут?
– Я не принцесса… - огромные черные глаза смотрели на киммерийца с мольбой я надеждой.
– Я Ния… Ния То Кама Суддакха Пра Бон… Цветок, Который Распускается в Полнолуние…
– Надеюсь, это полнолуние наступит не скоро, - пробормотал Конан и повернулся к Таглуру.
– Я беру ее. Нельзя топить цветы в море и зарывать в землю.
– Мудрое решение!
– губы сердара насмешливо скривились.
– Ты, почитатель Крома, не так глуп, как кажешься. За этот цветок на рынках Базры дадут пять золотых… и я еще добавлю шесть, положенных тебе как Льву Таглура… А еще ты получишь резвого жеребца, доспех, оружие и одежду. Рассчитаешься из первой добычи.
Киммериец кивнул и, еще раз оглядев свой приз, заметил:
– Я не стану продавать девчонку. Будет одежда, будет и что ей чистить.
– Ну, дело твое. Иди теперь в шатер из желтого шелка, к моему казначею, и там получишь все обещанное. Да не забудь оттиснуть палец под долговой записью!
– Хоть всю пятерню!
– сказал Конан.
Суда, нанятые для перевозки Львов Таглура в Вендию, должны были выйти в море на следующий день, и у Конана оставалось не так много времени, чтобы спустить шесть золотых в кабаках Базры. Но он справился с этой задачей. К тому же золотые оказались иранистанской чеканки, рыбья чешуя, впятеро меньше полновесных дисков Турана, и Конан пропил их без всякого сожаления. Обстоятельства его переменились
и это следовало отпраздновать. Еще вчера, нагой и голодный, он метался в стигийской мышеловке без всяких надежд обрести свободу, а сегодня, облаченный в шаровары, мягкие сапоги и кожаную подкольчужную безрукавку, опустошал винные запасы базрийских кабаков. Теперь у него были меч и щит, доспех и шлем, лук, колчан, быстрый жеребец, мешок с припасами и волшебная секира, сверкавшая за спиной. И еще - девчонка-рабыня.Конан вспомнил о ней лишь вечером, добравшись до своего шатра в стане Львов Таглура. Он рухнул на заботливо расстеленный плащ и довольно ухмыльнулся, когда Ния принялась стаскивать с него сапоги. Потом ее быстрые пальчики расстегнули пояс и устремились вниз, но тут Конан прихлопнул их широкой ладонью. Он был пьян, но не настолько, чтобы забавляться с малолеткой.
– Кажется, полнолуние еще не наступило, - пробормотал он, стискивая в одной руке оба кулачка Нии.
– Но господин мой… Почему ты пренебрегаешь своей рабыней?
Она приникла бархатной щечкой к его щеке, потом поцеловала в губы - с горячностью, не искупавшей, однако, недостаток опыта. Конан вспомнил жаркие поцелуи Белит, и сердце у него сжалось.
– Не спеши, принцесса, - глухо произнес он, - придет твоя пора. Лет через пять, я полагаю.
Послушно оторвавшись от него, Ния уселась рядом на пятках; ее глаза поблескивали в полумраке, тонкие гибкие руки обнимали колени.
– В Уттаре я считалась бы девушкой, созревшей для любовных утех, - с некоторым отзвуком обиды заявила она.
– Возможно. Но сейчас мы в Киммерии, а там девчонки твоих лет не думают об иных утехах, кроме прогулок с козами на пастбище.
Ния недоуменно моргнула.
– В Киммерии, господин мой? Я думала, мы в Иранистане.
– Там, где я нахожусь, там и моя Киммерия. Запомни это!
– рявкнул Конан, заворачиваясь в плащ.
– Правда, я не прихватил с собой козлиное стадо, зато у меня есть жеребец. Чем заниматься глупостями, пойди-ка, расчеши ему гриву и заплети в косы. Да чтоб косички были не толще твоего мизинца… - пробормотал он, засыпая.
Всхлипнув, Ния выскользнула из шатра.
Предполагают, что между страной Куш, что лежит за южной границей Стигии, и державой
Амазон, самым дальним из Черных Королевств, на долгие дни пути тянется дикое побережье, омываемое водами Западного океана. Живут там чернокожие карлики, издревле называемые кабротами; в лесах же, расположенных к востоку от них, обитает множество разных племен, не признающих светлого Митру и поедающих людей словно скот или дичь, взятую на охоте. Впрочем, в местах тех никто не бывал, и доподлинных известий из тех краев в хайборийские земли не приносил никакой путник.
Лишь одно можно утверждать наверняка: если отправиться из страны карликов на восток и пересечь лес, то попадешь в Кешан и Пунт, а затем на границу меж Тураном и Иранистаном, и дальше - в гирканские степи. Но дорога эта длинна, и, смотря по тому, есть ли путнику удача, займет месяцы, или годы или всю жизнь.
Аргосский "Свод Вестей о морях, океанах и их берегах, кои мореходу знать положено"
Глава 7. Странствия Рана Риорды
Рику был чернокожим рыбаком и кормился от щедрот морских, как и все его племя, чернокожие пигмеи-каброты. Невысокий, с иссиня-смуглой кожей и шапкой курчавых волос, Рику каждое утро выходил в океан на своей долбленой из ствола гинтама пироге, и каждый вечер возвращался в хижину из тростника, крытую пальмовыми листьями. Он приносил рыбу - золотистых фаа с длинными и острыми перьями на спине, мелких голубоватых зи'лал, жирных ку с выпученными огромными глазами, вкусных синтаров, чьи серебряные спинки пестрели разноцветными пятнышками. Рыбу он бил острогой с наконечником из акульего зуба; каброты, прозябавшие на узкой полосе земли между джунглями и соленой водой, не умели выделывать острия из твердого кремня.