Концепции современного востоковедения
Шрифт:
Востоковедение и литературоведение
Предмет литературоведения лишь на первый взгляд достаточно очевиден – предполагается, что это собственно литература. Однако само содержание понятия «литература» уже отнюдь не столь очевидно. В сущности, термин «литература» при всей его обыденности нуждается в пояснениях, ведь еще Аристотель в начале своей «Поэтики» утверждал, что не существует общего термина, который бы объединял разные тексты в прозе и стихах.
В общем виде литература – это речевой акт или текстуальное явление, которое противопоставлено информативному сообщению, вопросу или обещанию. Следовательно, литература есть лишь то, что таковой считается в данной культуре и в данное время. Соответственно, обращаясь к материалу с позиций времени и позиций пространства, мы волей-неволей навязываем ему наши критерии литературности, производя отбор, принципы которого часто оказываются чужды самому материалу.
Современный смысл слова «литература» возник в Европе лишь немногим более двухсот лет назад. Собственно говоря, именно тогда же сформировались современные представления о том, что такое история, цивилизация, государство и культура. Отношение к литературному произведению
102
Culler J. Literary Theory. A Very Short Introduction. Oxford University Press, 1997; Каллер Дж. Теория литературы: краткое введение. М., 2006.
Термин «литературоведение» в русском языке представляет собой кальку с немецкого (Literaturwissenschaft). В немецкий язык термин вошел с конца XIX в., в русском же появился лишь в конце 20-х гг. ХХ в. До этого в близком (но не тождественном!) значении использовался термин «литературная критика» или шире – «филология» 103 . Филология XIX в. стремилась исследовать культуру в целом, литература же была наиболее доступным свидетельством духа нации и времени, который лучше прочих чувствовали и сами же формировали гениальные писатели. К концу XIX в. сложились более дифференцированные связи:
103
Серебряный С. Д. Роман в индийской культуре Нового времени. М., 2003.
– между языком и литературой, что стимулировало изучение систем стихосложения, генезиса и эволюции поэтических форм, жанров, изобразительных средств и приемов;
– между религиозно-философскими системами и литературой, что активизировало поиск разнообразных контекстуальных и интертекстуальных связей 104 ;
– между внелитературным творчеством, прежде всего фольклором, и литературой.
Литературоведение, что очевидно, не обладает универсальной методологией и подходом, применимыми ко всем литературным явлениям. Литературоведение, скорее, совокупность различных форм знания о литературе, сосуществующих, по меткому выражению Антуана Компаньона, в неком «поле полемик» 105 . В этом поле научные парадигмы и презентирующие их школы не сменяют друг друга, а именно сосуществуют, взаимопроникая и образуя сложные синтетические формы знания. Большинство исследователей сходятся на том, что литературоведение – это научная дисциплина, включающая теорию литературы, историю литературы и литературную критику. Кроме того, в литературоведение входят и вспомогательные дисциплины: текстология/критика текста, палеография, дипломатика, атрибуция, библиография, историография и т. д. Литературоведческие школы, представляющие ту или иную парадигму в литературоведении, опираются на более или менее консенсусные теорию текста и методологию работы с литературными феноменами.
104
Хотя такого термина конечно еще не существовало, он будет создан Ю. Кристевой лишь в 1968 г. Интертекстуальность предлагается понимать как внутренние связи текста, обращенного не вовне (к явлениям жизни), а внутрь культуры (к самому себе и другим текстам).
105
Compagnon A. Le D'emon de la Th'eorie. Litt'erature et Sens Commun. Editions du Seuil, 1998; Компаньон А. Демон теории. Литература и здравый смысл. М., 2001.
Традиционно любое литературоведческое исследование тяготеет к одной из двух моделей теории литературы. Одна из них исходит из того, что в произведении имеется некий смысл, который в той или иной степени понятен читателю/слушателю. Задача видится в том, чтобы раскрыть, какими средствами художественного выражения он был создан. Эта модель соотносится с поэтикой (в широком понимании). Другая модель литературоведческого исследования – можно назвать ее герменевтикой (истолкование, интерпретация) – исходит из того, что смысл произведения не есть раз и навсегда заданная данность, поскольку художественное произведение всегда выходит за рамки своего замысла, точнее, авторской интенции, которая включает как осознанное, так и непредумышленное, и в каждую эпоху означает что-то новое. Особенно это относится к «великим произведениям», которые, как предполагается, неисчерпаемы (потому и «великие»), т. е. каждое поколение считает их достойными прочтения, понимает их по-своему, а каждый читатель интерпретирует их через собственный опыт.
Поэтологическая парадигма была актуализирована в 50–60-е гг. ХХ в. структуралистскими трудами Парижской семиотической школы Р. Барта, А.-Ж. Греймаса, К. Бремона, Ж. Женета, Ц. Тодорова, К. Леви-Стросса и др. Фактически структурализм перенес в исследования литературы те идеи, которые были выработаны в отношении языка в структурной лингвистике. Литература рассматривалась как знаковая система, аналогичная по своей внутренней структуре языку. Следовательно, если литература структурирована как язык, то лингвистические методы анализа приложимы к исследованию литературы. Для отечественного литературоведения особое значение имели труды русских формалистов и представителей Московско-Тартуской школы. Особую популярность структурному методу в СССР придавала четкость и универсальность математизированной терминологии, что, якобы, освобождало литературоведение от субъективности и идеологической ангажированности.
В первые десятилетия ХХ в. под влиянием идей Эдмунда Гуссерля герменевтический подход обогатился феноменологической методологией. Именно в литературоведческой феноменологии возникает
явление разнопарадигмальных подходов.В начале XIX в. формируется социологическая парадигма в литературоведческих исследованиях О. Сен-Бёва, Ф. Шлейермахера, В. Дильтея, которая явилась реакцией на кризис как классической (аристотелевской) поэтики, так и романтической герменевтики. В конце ХХ – начале XXI в. социологическая парадигма актуализовалась в связи с кризисом постструктуралистской теории, ставящей под сомнение саму возможность адекватной интерпретации смысла произведения. Одним из следствий актуализации социологической парадигмы стал так называемый «антропологический поворот» 106 , который подразумевал смещение акцента с самоценной текстуальности на прагматику коммуникации. Главным становится именно человек как действующее лицо социума, но воспринимаемый не непосредственно (как в физической антропологии), а через его социальную активность, прежде всего через тексты. Современную культуру все чаще определяют как некий «текстовой ансамбль» переплетения знаковых систем, сложившийся на протяжении веков и закрепленный в социальных практиках. Язык – самая дифференцированная и структурированная из этих систем. Литература же – самый дифференцированный и структурированный модус использования языка. Этим и определяется роль литературоведения в культурной антропологии 107 . Конечно, существует опасность того, что литературоведение перестанет существовать как самостоятельная дисциплина, став вспомогательной дисциплиной для антропологии, социологии, истории и т. п., но и для… востоковедения.
106
Обширную и содержательную дискуссию по вопросам «антропологического поворота» см. на страницах журнала «Новое литературное обозрение» за 2011– 2012 гг. Особенно № 106, 107, 110, 113.
107
Grabes H. The Aesthetic Dimension: Bliss and/or Scandal // The Anthropologial Turn in Literary Studies. Yearbook of Research in English and American Literature. Vol. 12. T"ubingen, 1996; Грабес Х. Эстетическое измерение: Триумф и/или Скандал // Новое литературное обозрение. 2012. № 113. С. 16–26.
Справедливости ради следует сказать, что само литературоведение, все более игнорируя эстетическое, настаивало на автономности своего предмета и на незаинтересованной позиции наблюдателя 108 . Восприняв слишком буквально метафору «культура как текст», литературоведение культивировало представление о литературе как «тексте культуры», что расширило само понимание текстуальности почти до бесконечности: от герметичных текстов с их четкими границами до так называемых нестрогих текстов 109 .
108
Там же.
109
Бахманн-Медик Д. Режимы текстуальности в литературоведении и культурологи: вызовы, границы, перспективы. От антропологического поворота к cultural turns // Новое литературное обозрение. 2011. № 107. С. 32–48.
Практически все литературоведческие школы могут быть сведены к четырем парадигмам – поэтологической, герменевтической, феноменологической и социологической 110 :
1) поэтологическая парадигма рассматривает литературное произведение как замкнутый объект, конструктивное целое, отдельное и отделенное от автора и читателя. Методологические подходы сконцентрированы на выявлении структуры целого и средствах художественной выразительности;
2) герменевтическая парадигма рассматривает литературное произведение как некое зашифрованное послание, смысл которого, по мнению представителей разных школ, либо заложен изначально, либо порождается автором и читателем. Отсюда установка на толкование, интерпретацию, выявление и дешифровку скрытого и тайного;
110
Турышева О. Н. Теория и методология зарубежного литературоведения: учеб. пособие. М., 2012.
3) феноменологическая парадигма понимает литературное произведение как феномен сознания (автора или читателя) либо как феномен диалога сознаний (автора и читателя, читателя и текста). Методологическая установка связана с исследованием работы сознания в процессе создания или восприятия произведения;
4) социологическая парадигма видит в художественном произведении, с одной стороны, результат, обусловленный совокупностью социальных, культурных, экономических, исторических и т. п. факторов, а, с другой стороны, фактор, который сам участвует в формировании общественного сознания. Методология данной парадигмы сосредоточена на выявлении детерминант, которые определяют особенности литературного процесса, индивидуального творчества и восприятия произведения.
Литературоведение как бы постоянно колеблется между максимальной открытостью литературы в сторону социокультурных «рядов» и герметичной спецификацией.
Сегодня редкий исследователь ограничивается рамками чистой поэтики или герменевтики, той или иной теоретической школы. Чаще используется комплексная модель, реализующая разные подходы и методики разных школ.
Исследователи все активнее фиксируют симптомы завершения постмодерна, прежде всего происходит реабилитация таких понятий, как «истина», «субъект», «красота», «рациональность», через концепты «новой серьезности», «новой искренности», «новой религиозности», «нового сентиментализма», т. е. происходит возвращение к так называемым «вечным темам и вечным ценностям», когда человек, его судьба и духовный мир вновь занимают центральное место в искусстве. Говорят даже о создании «новой парадигмы, которая предлагает новые объяснения мироустройству, создает новую мифологию миропорядка» 111 . Очевидно, что на смену интерпретации приходит репрезентация, которая понимается как процесс производства значений и их обмена между носителями определенной культуры или субкультуры. Задача видится в исследовании местных/локальных культур и их практик, но не в целях адаптации-модернизации, а для формулирования на их основе универсальных вопросов культуры.
111
Лейдерман Н., Липовецкий М. Современная русская литература: В 3 кн. М., 2001. Кн. 3 (1986–1990).