Концертмейстер

Услышанное от Кати «мы когда-то были любовниками, а теперь друзья» столкнуло его с орбиты, кружение по которой позволяло ему на время отвлечься от того, что Лена сегодня не позвонила. Если она больше не захочет с ним быть, вряд ли они останутся друзьями. И зачем она вышла замуж за Михнова? Сейчас он с удивлением для себя осознал, что почти ничего не знает о ее прошлом. На такие разговоры у них никогда не хватало времени. А у него и прошлого-то особо никакого не было, кроме семейной драмы, которую он во всех подробностях выложил перед Еленой в первый их день.

К уважительному, с присвистом удивлению собравшихся, он, не отдавая себе отчета в том, что делает, подошел к столу, налил себе полный стакан светло-коричневого бренди и, ни с кем не чокаясь, мелкими глотками выпил. После чего взял дольку лимона и сжевал ее вместе с коркой. Бренди рвалось обратно, и он затаил дыхание сколько мог, а потом задышал судорожно и часто.

— Ты что творишь? — Катя решительно подошла к нему. — С ума, что ли, сошел? Кто так коньяк пьет! — Девушка с тревогой оглядывала его.

Арсений сначала ощутил внутри что-то похожее на взрыв, но потом тепло от этого не разрушительного взрыва потекло по нему, в руках и ногах появилась легкость, а в душе тяга к чему-то героическому или хотя бы зверски решительному….

— Так пьют отличные ребята, — похвалил Арсения Дэн. — Я-то думал, у вас в консе одни хлюпики обретаются. Оказывается, ошибался.

В бутылке оставалось еще достаточно коньяка. Дэн, так же как и Арсений, налил себе полный стакан и, по-пижонски запрокинув голову, влил в себя его содержимое. Все, кроме Кати и Арсения, показно зааплодировали вожаку.

— Как отцу пропажу такой дорогой бутылки объяснишь? — Дэн расстреливал Катю глазами.

— Не переживай. Он не заметит, — отреагировала дочь часто выезжающего за границы нашей родины отца.

Около полуночи будущие артисты ленинградских и других театров изъявили желание уходить. Арсений в это время закрылся в туалете, где его выворачивало до самых внутренностей.

Вышел он покачиваясь, стыдясь и намеревался уйти незаметно. Внутри все ныло и горело. Но Катя поджидала его в коридоре, молча взяла за руку и повела в комнату, где его ждала чашка горячего сладкого чая.

— Пей, дурачок.

— Боюсь, не полезет. — Арсений был едва жив.

— Полезет. Коньяк-то полез. — Катя усмехнулась и потрепала его по голове, отчего в висках у Арсения запульсировало бешено и больно.

— А от головной боли ничего нет? — жалобно простонал горе-выпивоха.

— Сейчас поищу. — с этими словами Катя удалилась.

Арсений, страдая, сел за стол, взял чашку за ручку и чуть не пролил все на себя. Надо же было так напиться! Какой стыд! — отпечатывалось в замутненном сознании. Надо будет домой войти очень тихо, чтобы отец не проснулся. Хотя он, скорее всего, не спит. Ждет меня. Что же делать? Ведь уже так поздно. Метро вот-вот закроют. Пешком? Скоро мосты начнут разводить. Хотя еще и не так скоро. Стоп! Надо позвонить ему и сказать, что он останется ночевать у товарища, поскольку не успевает ни на метро, ни на наземный транспорт. Черт! О чем это он? У Кати остаться собрался? Его что, уже пригласили на ночлег?

Катя вернулась с белой шуршащей таблеточной пластиной в руках.

— Вот. Взяла из материной аптечки. Она всегда это принимает, когда у нее мигрень.

— Спасибо. — Арсений запил таблетку горячим чаем. — Слушай, мне надо идти. Боюсь, домой не успею.

— А ты где живешь? — Катя явно расстроилась из-за его желания ретироваться.

— На Петроградской, на улице Куйбышева.

— Не торопись. — она бросила взгляд на часы, показывающие половину первого. — Видно, что ты не ленинградец. До Литейного моста отсюда быстрым шагом двадцать минут, не больше. А разводится он еще через час. Если повезет, то можно и дождаться трамвая… Скажи, а чего это ты решил по алкоголю ударить? Случилось что? Я чуть не упала, когда тебя входящим в «Рюмочную» увидала.

— Да нет. Ничего не случилось. Просто настроение какое-то было дурацкое.

С каждым глотком чая Арсений возрождался к жизни.

— Как ты себя чувствуешь? — девушка не садилась, словно ожидая, что гость попросит ее еще о чем-то.

— Лучше. Прости меня, что доставил столько хлопот. Ужасно стыдно.

— Да ничего страшного. С кем не бывает. — Катя положила ему руку на плечо и несильно потрепала.

— Ну, я пойду. — Арсений поднялся, справился с внезапным головокружением, втянул побольше воздуха.

— Ты себя в зеркало видел? Ходок. Одного я тебя не отпущу. Провожу до твоей Петроградской.

— В смысле проводишь?.. — Арсений растерялся. — А сама потом куда?..

— Не переживай. В гости не напрашиваюсь. У меня на проспекте Маркса бабушка живет. К ней завалюсь. Она меня давно звала. И я давно ей обещала зайти.

— Неудобно как-то. Так поздно. Ты, наверное, устала. — Арсений на самом деле обрадовался предложению Кати. Перспектива остаться сейчас наедине с ночным городом не радовала.

— Я с удовольствием подышу воздухом. Как-никак уже почти белые ночи. Чего дома-то сидеть?

Катя накинула на плечи кофту, надела туфли на каблуках, не торопясь, с чувством превосходства поправила перед зеркалом волосы. Арсений заглянул в ванную, где сполоснул лицо холодной водой. Можно идти! Поздно, конечно, сейчас. Звонить отцу или нет? Наверное, он заснул. Если что, наберу из автомата.

Ленинград только чуть примерил слабый ночной мрак, чтобы совсем скоро избавиться от него. Солнце заходило за горизонт не полностью, не давая забыть о себе. Впереди, над Выборгской стороной, небо казалось светлее, чем над ними, торопящимися по Литейному проспекту к Литейному мосту.

— Смотри, какое небо красивое! Там, впереди. — Катя взяла Арсения за руку. — Боже мой! У тебя руки как лед. Да и сам ты дрожишь.

— Ничего. Сейчас пройдет. — Арсений держался из последних сил.

Ровная и мертво-холодная питерская перспектива накинулась на него как хищник, он уменьшился в ней, стал сам себе жалок в своем несчастье. И только Катя, совершенно чужая ему девушка, сейчас являла собой то, за что он мог зацепиться, чтобы удержаться и не провалиться в безвозвратный хаос самого себя.

Почему ему так не везет? Чем он провинился? Семья раскололась. Его женщина замужем и, похоже, больше не хочет с ним быть. Поиграла и выкинула. Как злые дети щенка. Разбалансированный алкоголем мозг уже не противился этим вопросам, как раньше. Все впустую. Тех, кого он любит, жизнь отнимает и отнимает. Бабушка, мать, дед, Димка, Лена. Зачем он учится в консерватории? Не способен играть на сцене. Он смешон. Выдумал, что Лена ради него, сопляка, бросит мужа. От всех этих терзаний он шел все быстрее и быстрее. Так идут люди с неподъемными чемоданами, чтобы за счет скорости хоть как-то уменьшить невыносимую тяжесть.