Конец эпохи "Благоденствия"
Шрифт:
При этих словах все присутствовавшие в зале – Гельфарс, Приск и Кора тоже подошли к стене, которую внимательно рассматривал маг.
– Э.., - замялся внезапно смутившийся гном. – В общем, да. Но видите ли, метр Симон, этот барельеф был высечен при сыне моего предка Гульфарса-сильного, чтобы увековечить дружбу между нашим родом и Долиной магов, а некоторая неточность его содержания была вызвана тем, что…
– Была вызвана тем, что твой прадед хотел придать произошедшему, будем откровенны конфузу, ореол победы, - с язвительной интонацией закончил за гнома маг, улыбаясь так, как будто поймал на крючок крупную рыбу и теперь решает, как ее лучше запечь.
– Вот это, очевидно, Гульфарс?
– продолжил метр Симон, указывая на высеченного на барельефе гнома, который в поднятых вверх руках держал
На этот вопрос Гельфарс ответить сразу не смог. Он только открывал и закрывал рот, порываясь начать говорить, но каждый раз не произносил ни звука, видимо, понимая, что очередное придуманное им на ходу объяснение будет звучать крайне неубедительно.
– Но секиру Гульфарсу вы и правда подарили, - нашел, наконец, наиболее приемлемый ответ на каверзный вопрос собеседника гном. – И именно за то, что он единственный смог отбить осколок от стены в Долину. И за это моему предку дали имя «Сильный», а его потомки, и я в том числе, с тех пор неизменно возглавляем наш род.
– Это так, - ответил все с той же ироничной улыбкой маг. – Только секиру твоему славному предку подарил, подарил в знак дружбы и прощения его ошибки, а не покорно вручил я, а не господин. И случилось это через десять лет после того, как господин отпустил сдавшееся ему в плен ваше воинство. И еще, - тут метр Симон протянул руку и взял висевший на груди гнома медальон, в центре которого был размещен осколок скалы размером с ноготь. – Если мне не изменяют память и зрение, то именно этот осколок Гульфарс-сильный смог отбить от стены? Как-то он не очень похож на ту глыбу, которую он держит в руках на барельефе? Не находишь?
Тут гном совсем смешался и удрученно склонил голову, поглаживая свою бороду.
– Впрочем, ладно, - вновь с интонациями доброго дедушки продолжил маг. – Господин к вам в гости пока, вроде бы, не собирается и этот столь почетный для него барельеф не увидит. А я не собираюсь передавать ему, как вы увековечили его в своем пиршественном зале. Давайте обедать, а потом мы с тобой обсудим, какую дополнительную скидку ваш род готов предоставить нам на большой заказ на оружие, который я собираюсь разместить.
С этими словами метр Симон отошел от стены и занял место за столом по правую руку от кресла-трона, принадлежавшего Гельфарсу.
– Эй, подавайте! – радостно прокричал гном, занимая свое место, и явно довольный, что неприятный для него разговор подошел к концу.
Тем, что подали на стол, можно было накормить не четырех человек, которые за ним разместились, а добрые полсотни голодных гостей. Двадцать перемен блюд, супы, пироги и, конечно, приготовленная всеми возможными и невозможными способами крольчатина, а еще вина, как эльфийские, так и самые лучшие из Долины магов, различные взвары и даже засахаренные фрукты, которые только недавно появились на континенте и которые эльфы почти не пускали пока в продажу.
– Ну, от сладкого я, пожалуй, воздержусь, - произнес метр Симон, который, как оказалось, отличался отменным аппетитом и, если и съел меньше гнома, у которого прошедший нервный разговор вызвал чувство сильного голода, то не намного. – Крольчатина, как всегда, была восхитительна. И для таких пожилых, как я, очень полезна. Пусть нашему повару пришлют рецепт с шафраном, - сказал маг, вставая из-за стола. – Пойдем, Гельфарс, обсудим наши дела, а молодежь пусть пока насладится фруктами.
– Ну что, принцесса, видели? – обратился к Коре Приск, когда маг и гном вышли из зала. – В этом весь метр Симон. Торговец до мозга костей. Сейчас он вытрясет из почтенного Гельфарса все, что только захочет. И за это господин его ценит, как никого другого, хотя иногда над этой его страстью к получению выгоды всегда и на всем и подшучивает. А уж как он жестко дела в Долине ведет… Даже для госпожи Эльмиры получить у него что-нибудь бывает не так просто.
– А что будет, если ваш господин узнает о барельефе? – задала Кора вопрос, который ее не переставал интересовать
на протяжении всего обеда. Из ответа на него она надеялась сделать какой-то прогноз, что ее и Анатора может ждать в ближайшем будущем. Получат ли они столь необходимую им помощь?– Думаю, что ничего не сделал бы, если бы и узнал. Кстати, не исключаю, что он и так знает, - ответил задумчиво Приск. – Господина не волнует, что о нем думают или говорят во внешнем мире, вне нашей Долины. Наверное, посмеялся бы чванливости гномов. Его боятся, знаю, считают злым магом, но он не жесток и не мстителен. Он, как бы это объяснить лучше, отстраненно холоден и справедлив.
Если первая часть ответа вселила в Кору определенные надежды на успешный исход их путешествия к таинственному «господину», то его завершение вновь заставило ее внутренне сжаться. Холоден и справедлив. И что это может означать в их случае? Что, с его точки зрения, будет справедливостью?
Размышления прервал Гельфарс, который отдуваясь, как будто пробежал пару лиг, вошел в залу и, окинув ее недоумевающим взглядом, сообщил, что метр Симон ждет в соседнем помещении Анатора. Недоумение гнома было понятно – перед собой он видел только Кору и Приска и, конечно, даже вообразить не мог, что в тени ближайшей к нему колонны прямо на полу расположился кто-то еще невидимый.
Но, судя по всему, деловой разговор с магом все еще не выходил у гнома из головы, занимая все его мысли, поэтому, еще раз оглядев зал и увидев, что ни Кора, ни Приск не выказывают какого-либо удивления, пожал плечами и, упав в ближайшее к нему кресло, налил себе бокал вина и залпом его выпил.
– Нет, ну это же надо! – услышала Кора бормотание Гельфарса, который сидел, склонив к столу голову и обхватив ее руками. – Какой человек! Мастер! Непревзойденный в искусстве торговли! Мне у него еще учиться и учиться, и все равно так не смогу! Выторговал у меня, да еще и без особых споров, скидку в треть от цены! И все этот барельеф. Но он же его за последние триста с лишним лет видел раз сорок! И никогда ничего не говорил. Ну да, и заказы были меньше. Теперь понимаю. Он ждал, когда ему потребуется по-настоящему много наших товаров. Ждал, держа этот козырь в рукаве. Какая выдержка! И вот теперь он его достал и предъявил. И что я мог сделать? Только согласиться на все его условия. Надо бы к нему в помощники для обучения кого-то из моих сыновей пристроить. Они, конечно, не маги, но авось не откажет, - на этом грусть от потерянной прибыли была забыта, и на губах гнома начала проскальзывать легкая улыбка, говорившая о том, что он уже предался мечтам о будущих доходах, которые его род получит, когда один из его сыновей пройдет обучение у «непревзойденного метра Симона».
Тут Кора перестала прислушиваться к гному и отдалась чувству волнения за Анатора, который сейчас был на допросе, а чем эта беседа еще могла быть, как не допросом, и попыткам угадать, сможет ли пообещавшая помощь Эльмира убедить верховного мага не проявлять на этот раз свою отстраненность, о которой говорил Приск.
Еще примерно через полчаса в залу почтительно заглянул юный гном и объявил, что «господин маг ждет для разговора принцессу Кору и Приска».
Кора быстро вскочила с кресла, и вдруг.. все вокруг нее закружилось, свет магических ламп начал превращаться в какую-то череду разноцветных всполохов, а силуэты стоявшего в нескольких шагах Приска и сидящего по-прежнему за столом гнома сначала расплылись, а потом и вовсе пропали. Кора пошатнулась и безвольно опустилась на каменные плиты пола…
Глава 28. Королевство Вестония. Родственники.
Вдовствующая королева Вестонии Габриэла сидела в неудобном «парадном» кресле и с тоской смотрела на своего деверя – даже в ее покоях не пожелавшего снять боевые доспехи принца Норберта, младшего брата ее погибшего десять лет назад в бессмысленной приграничной стычке с Дундлаком мужа.
В отличие от нее, Норберт смотрел на Габриэлу и, явно, получал от этого удовольствие.
– Моя любимая и уважаемая невестка, - продолжал беседу гость. – Мне по-прежнему жаль, что десять лет назад после смерти моего дорого брата ты отказалась выйти за меня замуж. И не могу не сказать, что ты все так же прекрасна, как и десять, и двадцать лет назад, когда я тебя впервые увидел.