Конец лета (др. перевод)

Он резко вскрикнул и подхватил ее на руки. К ним уже бежали две медсестры и какой-то человек в белой одежде. Менее чем за минуту они уложили ее на стол в небольшой, пахнущей антисептиком комнате, и она снова пришла в себя. Какое-то время она смущенно оглядывалась вокруг. Затем она заметила Марка, который испуганно стоял в углу.

— Извини, но тот человек…

— Хватит об этом. — Марк медленно приблизился, протянув ей одну руку. — Это был не старик и не температура в церкви. — Он стоял рядом с ней, очень высокий, очень мрачный и вдруг очень постаревший. — Давай-ка выясним, что это было, — что это значит на самом деле. D'accord? [82] — Она ничего не ответила, тогда доктор кивнул ему, и он вышел из комнаты.

82

Согласна? (фр.).

Он ходил взад и вперед по коридору, странным образом чувствуя себя здесь лишним и постоянно бросая взгляд на телефон. Должен ли он позвонить ей? А почему бы и нет? Что это изменит? Кто это увидит? Но он был не в состоянии позвонить именно сейчас. Он думал о Дине, все его мысли были о ней. Она была его женой в течение восемнадцати лет. Только что они потеряли своего единственного ребенка. А сейчас, возможно… Он не мог вынести подобной мысли. Он прошел еще раз мимо телефона, на этот раз даже не остановившись.

Казалось, прошла вечность, когда в коридоре появилась молодая женщина-доктор, чтобы разыскать его.

И тогда он понял. Он понял, что может сказать Дине правду. Или он может солгать ей — совсем немного солгать. Он призадумался: насколько он ей обязан, чтобы рассказать, рассказать, что он знает, — или вместо этого теперь Дина чем-то обязана ему.

Глава 22

Дина сидела выпрямившись на кровати, цвет лица у нее был белее свежевыкрашенной стены за ее головой.

— Ты ошибаешься. Это ложь!

Марк внимательно смотрел на нее, слабая улыбка играла у него на губах. Он был абсолютно спокоен.

— Ну уж нет. И через шесть месяцев, моя дорогая, я боюсь, тебе будет трудно доказать кому-либо обратное.

— Но этого не может быть.

— А почему нет? — Его глаза изучающе смотрели на нее.

— Ради Бога, я слишком стара, чтобы забеременеть.

— В тридцать семь? Не глупи. Ты можешь еще рожать в любое время в ближайшие пятнадцать лет.

— Но я слишком стара! — Она выкрикивала это ему в лицо, с трудом удерживаясь от слез. Почему они не сказали ей об этом первой, не дали ей времени прийти в себя после этого известия, перед тем как увидеть Марка? Но нет, таков уж был здесь, во Франции, порядок, когда больной всегда узнает последним что-либо о себе. И она легко представила сцену, которую изобразил бы Марк: уверенный в себе, очень важныймужчина, которого должно уведомить первым о состоянии мадам; он не хотел бы расстраивать свою жену, ведь они только что испытали столь многое, такую трагедию…

— Дорогая, не будь глупенькой, — говорил Марк. Он встал и подошел к краю кровати, где нежно положил руку ей на лоб и медленно погладил ее длинные черные волосы, мягкие, как шелк. — Ты совсем не старая. Можно, я сяду? — спросил он. Она кивнула, и он присел на край кровати.

Но… два месяца? Она посмотрела на него взглядом, полным отчаяния. Ей так хотелось, чтобы это был ребенок Бена. Она подумала об этом впервые перед тем, как заснуть. Ей внезапно пришла в голову эта мысль. Но Дина в нее не очень верила, хотя, уже засыпая, ее вдруг осенило — головокружение, тошнота, постоянная склонность ко сну. Единственный, о ком она могла думать, был Бен. Она не хотела, чтобы это был ребенок Марка. Она смотрела на него с чувством разочарования и горечи. Два месяца беременности означали, что ребенок был от Марка, а не от Бена.

Это, должно быть, случилось в ту последнюю ночь перед моим отъездом.

— Не вижу ничего смешного. — Ее глаза наполнились слезами. Она была не очень довольна. Теперь он понял даже больше, чем знала она. Теперь он понял, что у нее был не просто другой мужчина, но человек, которого она любила. Это не имеет значения. Она забудет его. Ей предстояло заняться в ближайшие месяцы кое-чем поважнее. Она была обязана родить Марку сына. — Я не понимаю.

— Дорогая, не будь наивной.

— Я не беременела многие годы. Почему именно сейчас?

— Иногда такие вещи именно так и случаются. В любом случае это не имеет значения. У нас появляется еще одна возможность — создать новую семью, заиметь ребенка.

— У нас уже был ребенок. — Она походила на надувшуюся маленькую девочку, когда сидела, поджав под себя ноги и вытирая слезы тыльной стороной ладони. — Я не хочу больше иметь детей. — Во всяком случае, от тебя.Теперь и она сама знала правду. Если бы она действительно любила его, она бы хотела иметь его ребенка. Но это было не так. Ей хотелось ребенка от Бена.

Марк не скрывал своей смущенной радости и был невероятно терпелив.

— Вполне нормально чувствовать себя так вначале. Это бывает со всеми женщинами. Но когда приходит… Помнишь, как с Пилар?

Дина сверкнула на него глазами.

— Да, я помню, как было с Пилар. И с другими. Я уже прошла через это, Марк. И больше не хочу. Ради чего? Ради большего горя, ради еще одних сердечных приступов? Ради того, чтобы ты отсутствовал еще восемнадцать лет? В моем возрасте, ты думаешь, я смогу воспитать ребенка одна? И воспитать полукровку, наполовину американца или целиком француза? Ты хочешь, чтобы я прошла через это снова, соревнуясь с тобой за право на большую преданность нашему ребенку? Черт подери. Я не сделаю этого!

— Напротив, ты это обязательно сделаешь. — Его тихий голос был таким же твердым, как сталь.

— Я не обязана делать это! — Она теперь уже кричала на него. — У нас не феодальные времена. Я смогу сделать аборт, если захочу.

— Нет, ты не сможешь.

— Какого дьявола, еще как смогу.

— Дина, я не буду обсуждать это с тобой. Ты переутомлена. — Она лежала в кровати, плача в подушку. Переутомление едва ли подходило в данный момент для передачи ее состояния. — Ты свыкнешься с этой мыслью. Ты будешь рада.

— Ты хочешь сказать, что у меня нет выбора, не так ли? — Она пристально посмотрела на него. — Что ты сделаешь со мной, если я избавлюсь от него? Разведешься?

— Не говори вздор.

— Тогда не дави на меня.

— Я не делаю этого, я просто счастлив. — Он с улыбкой взглянул на нее и протянул к ней руки; его глаза смотрели совсем по-другому. Но она не ответила на его призыв. Через мгновение он взял ее руки и поднес к губам, целуя поочередно. — Я люблю тебя, Дина. И я хочу ребенка. Нашего бэби. Твоего и моего.