Конец начала
Шрифт:
А доверие в Вахиаве закончилось вместе с американским правлением на Гавайях. Если американцы вернутся, если звёздно-полосатый флаг будет вновь развеваться над школой, почтовым отделением и казармами Скофилда, вернется вместе с ними это доверие? И сможет ли оно вернуться, будучи разрушенным?
И если не вернется, станут ли эти острова по-настоящему свободными?
Флетч Армитидж уже устал рыть. Он устал бы рыть, даже если бы не страдал от голода. Выглядел он как скелет с кривыми угловатыми руками. Япошкам было плевать. Если он ослабеет настолько, что не сможет копать, они явно не отнесут его в лазарет, чтобы отдохнуть. Они просто пнут его по голове, как люди пинают
Почему, нет? По их собственным убеждениям, они обращались с пленными справедливо. Им их досталось несколько десятков тысяч. Если япошки загонят военнопленных до смерти, им не придётся переживать насчёт их кормежки и вероятности побега. Скелеты с мозолистыми руками неспособны на какие-то радикальные поступки. Все их силы направлены на банальное выживание, а вся энергия уходила на работу. Если пленные не будут работать, младшие командиры японской армии быстро заставят их об этом пожалеть.
Они работали над сооружением огневой позиции. Располагалась она в удачном месте: на южной стороне виднелся невысокий холм, поэтому с севера - самого вероятного направления атаки - заметить её будет трудно. А на самом холме будет сидеть наводчик и корректировать огонь орудия. Его заметить тоже будет непросто, особенно, когда позиция будет надёжно спрятана, а соединить проводной связью две точки будет легче лёгкого. Флетч по профессиональному высоко оценил старания япошек.
Однако свой труд на них он не ценил ни капли. Принуждение Флетча к работам - это нарушение Женевской конвенции. Япошки даже гордились, что её не подписали. Любой, кто начинал жаловаться на нарушения, оказывался в аду, или даже хуже, чем в аду.
Судя по всему, телефонный провод, который тянули с холма и орудие, которое япошки собирались тут поставить, были захвачены у американцев. Они очень активно использовали всё, до чего могли дотянуться.
Разумеется, они укрепляли весь Оаху. Соединённые Штаты тоже вкладывали в оборону множество людских и материальных ресурсов, нагнали к Гавайям тучу кораблей. После чего, американцы решили, что ни у кого не хватит духу на них напасть. "И, вот, к чему это привело", - думал Флетч, откидывая очередной ком грунта.
Япошки подобными иллюзиями не страдали. Они прекрасно знали, что США хотят вернуть Гавайи обратно. Если американцы решатся высадиться на островах, им придётся биться за каждую пядь этой земли, пробиваться через заграждения, выстроенные их собственными соотечественниками. С каждым взмахом лопаты Флетч помогал укрепиться своим врагам.
Ощущать себя предателем ему не хотелось. Но и что с этим делать, он не знал. Если он перестанет делать то, что говорят япошки, те его убьют. И смерть его будет небыстрой, вроде удара ногой по голове. Они заставят его страдать так, что он и представить не сможет.
– Исоги!* - выкрикнул стоявший рядом японский сержант. Как и все те, кто услышал команду, какое-то время Флетч и в самом деле работал чуть быстрее. Не нужно было оглядываться, чтобы выяснять, что длинноногий гад обращался именно к нему, он просто работал интенсивнее. Оглядываться означало, что ты чувствуешь за собой вину. Это, в свою очередь, позволяло найти япошкам повод тебя побить, если бы им вообще нужны были какие-то оправдания.
Через десять минут Флетч оглянулся. Япошка стоял спиной к пленным, широко расставив ноги, и мочился. Флетч сразу же замедлился. И не он единственный.
Одним из членов его отряда смертников был высокий парень с песчаного цвета волосами из Миссисипи по имени Клайд Ньюкомб.
– Господь всемогущий, - одними губами произнес он, вытирая со лба пот грязным рукавом.
– Теперь я понимаю, каково быть ниггером на хлопковых плантациях.
Флетч откинул очередной ком земли.
– Я бы всё сейчас отдал, чтобы стать ниггером на хлопковых плантациях, - сказал он.
– Если только они будут на материке.
– Глядя на эту работу, я бы тоже не отказался, - сказал Ньюкомб.
– И ни цента бы за это не попросил. Только я не об этом. Пока я не бросил винтовку и не сдался, со мной никто не обращался, как с ниггером. Для япошек мы просто грязь, причём, самая низкопробная.
– Значит, у вас на юге ниггеров считают грязью?
Флетчу не было до этого никакого дела, но разговоры помогали тянуть время, а это уже хорошо.
– Ты меня провоцируешь, - без злобы произнес Ньюкомб.
– Но, если без шуток, ниггеры должны знать, кто главный. Если этого не делать, они быстро начинают думать, что ничем не отличаются от белых.
– Типа, как гавайские япошки начали думать, что они хоули?
– поинтересовался Флетч.
Белые на Гавайях не линчевали местных японцев, как поступали с неграми в Миссисипи. Они пользовались иными, не такими жестокими способами, указать им на своё место. Но даже если так, сейчас они все расплачивались за свои дела. Если бы с японцами обращались лучше, с оккупантами сотрудничало бы меньше народу.
Клайд Ньюкомб весело посмотрел на Флетча.
– Ну, да, только ниггеры, на самом деле, ниже нас.
Флетч не стал развивать эту тему. Какой смысл? Ньюкомб, очевидно, многого не понимал, даже не осознавал, что что-то не понимает. "И мы должны были победить в этой войне? Святый боже!". Неужели и среди япошек есть такие же олухи, как Ньюкомб? Наверное, есть. Если горячие головы с одной стороны не перебьют точно таких же с другой, нас всех ждут крупные неприятности.
Очередная горсть земли оказалась на лопате, за ней ещё одна, и ещё. Скоро сержант снова начнёт требовать от пленных торопиться. И они поторопятся... какое-то время, пока он снова не отвернётся. Даже если Ньюкомб никогда не вынимал собственной головы из задницы, таково было правило хлопковых плантаций, правда, тех, что существовали во времена рабства ещё до Гражданской войны. Никто не работал активней, чем должен был.
Надсмотрщики понимали это точно так же, как и рабы. Они устраивали показательную порку тех, кто двигался совсем уж медленно, или выбирали первого попавшегося. А ещё они были более жестокими, чем надсмотрщики на американском юге. Чернокожие рабы являлись весьма дорогостоящей собственностью; в те времена за слишком жестокое обращение с ними, надсмотрщик мог и сам пострадать. Япошкам не было до военнопленных никакого дела. Чем больше их дохло, тем счастливее они выглядели.
На закате солнца просвистел свисток. Рабочие бригады выстроились за скудными порциями риса и зелени, которых совершенно не хватало, чтобы поддерживать силы, если только вы не бездельничали. Затем они отправились спать. Из-за усталости голая земля казалась прекрасным матрасом. Флетч прикрыл глаза и провалился в сон.
Ему снилась Джейн. Давненько уже она ему не снилась. Но то был не такой сон, где она голая лежала на кровати, как в первые дни после расставания. Флетч уже и забыл, когда она, или какая-нибудь шлюха с Отель-стрит, снилась ему в таком виде.
Этот сон был наполнен чувствами и оставил после себя лишь более сильное чувство утраты. Джейн снилась ему голой... на кухне. Она готовила самый лучший завтрак из всех. Полдюжины яиц средней прожарки на масле - всё, как он любил. Дюжина прожаренных кусочков бекона с каплями расплавленного сала на них. Стопка оладий толщиной с ладонь, обильно смазанные маслом, жёлтые, словно тигры, политые настоящим вермонтским кленовым сиропом. Тост из пшеничного хлеба намазанный домашним клубничным вареньем. Кофе столько, сколько он сможет выпить. Сливки. Сахар.