Конец начала

Симицу сурово на него посмотрел. Белый извлёк купюру в десять долларов. Та исчезла в одно мгновение - это было почти двухмесячное жалование капрала. Несмотря на взятку, он ударил белого по лицу, как бил кого-нибудь из подчинённых, когда тот вытворял какую-нибудь глупость. От неожиданности и боли парень вскрикнул, однако наказание перенёс, как солдат. Удовлетворившись, Симицу холодно кивнул и вернулся к своим.

– Идём дальше, - приказал он.

Они пошли дальше по улице. Капрал снова обернулся через плечо. Белый парень смотрел им вслед, его широкие глаза ярко блестели на бледном лице.

Отель-стрит сочилась развратом и похотью. Впрочем, как всегда. Симицу очень хотелось бы оказаться здесь в увольнении, а не в патруле. Из открытых дверей неслась музыка. Частично японская, частично приторная западная. Симицу слышал, что американцы считали японскую музыку своеобразной. Он же считал западную музыку странной.

Взмыленные военные полицейские пытались установить какое-то подобие порядка. Пьяные солдаты и матросы этому яростно сопротивлялись. То там, то тут военные полицейские уже разбили пару голов. Но толку от этого всё равно было мало.

– Американцы зря нападают на наши корабли, - произнес ефрейтор Фурусава.
– Если бы они бомбили Отель-стрит, то быстро разогнали бы всю нашу армию.

Всё отделение, включая Симицу, снова рассмеялось, но смех быстро стих, потому как в словах ефрейтора было слишком много правды.

– Эй! Вы!
– один из военных полицейских указал на Симицу.
– А, ну, идите сюда и разберитесь с ним.

Он встряхнул пьяного вусмерть матроса, который стоял и глупо хихикал.

– Прошу простить, сержант-сан, но мы в патруле и нам ещё очень много нужно пройти. Прошу простить, - ответил ему Симицу.

Так как он и его люди сами находились при исполнении, сержанту ничего не оставалось, кроме как кивнуть. Симицу не позволял себе улыбаться, пока не оказался к полицейскому спиной. Отказать кому-то, кто старше по званию, особенно отказать ненавистному военному полицейскому - само по себе прекрасно.

– Вперёд!
– приказал капрал, и они продолжили патрулирование.

IV

Оскар ван дер Кёрк и Чарли Каапу сидели в салуне Ваикики и пили то, что бармен назвал пивом "Примо". Гавайцы никогда не умели варить хоть что-нибудь даже отдалённо похожее на незабываемое немецкое пиво. Эта дрянь на вкус была похожа на воду из бассейна, после того, как в нём искупалась футбольная команда Гавайского университета.

Чарли пришла на ум другая мысль.

– Чем болел тот, конь, который ссал в эти бутылки?
– спросил он у человека за стойкой.

– Смешно, - ответил бармен.
– До усрачки просто. Попробуй, блядь, найти тут ячмень. Для пива из риса вполне неплохо.

– Это пиво сварено из риса?
– удивился Оскар.

– Типа того. Держу небольшой запас на случай, если японские офицеры зайдут.

Вместо "японские офицеры" бармен очень сильно хотел сказать "япошки". Но он этого не сказал, не в окружении тех, кому он не доверял. Оскар-то знал, что они с Чарли - не стукачи, но бармен, ведь, не знал. Поправив черный галстук-бабочку, тот продолжил:

– Но в нём есть настоящий хмель. Поэтому вполне можно считать это пойло пивом.

– Не самое хорошее, - произнес Чарли, а затем, вдруг, добавил: - Дай мне ещё одну.

– Мне тоже, - сказал Оскар, опустошая свой стакан.

– Это "Примо" больше похоже на пиво, чем та штука "околехао" похожа на джин.

– Ты, прав, братан.

Чарли Каапу состроил гримасу.

– Вам, парни, лучше и не знать, из какого говна её гонят, - сказал бармен, выставляя пиво.
– Сорок.

Оскар выложил на стойку монету в половину доллара.

– Будь здоров, - сказал он Чарли.

– Сам будь, - ответил ему полугаваец.

Оба выпили. Затем оба выдохнули.

Это "Примо" не такое хорошее, как хотелось бы, и не такое плохое, как могло бы быть. Чарли вновь вздохнул.

– Надо бы заняться чем-нибудь другим, - сказал он.

– Типа, чем?
– спросил Оскар.
– Просто жить - и так тяжело.

– Именно. Именно поэтому и нужно заняться чем-нибудь другим.

Один стэнфордский профессор философии, у которого Оскар учился, назвал бы такой вывод "non sequitur", то есть "нелогичным умозаключением".

Оскар почему-то догадывался, что Чарли не очень хорошо разбирался в философии.

– И что задумал?
– спросил он.

– Надо вернуться на северный берег, - ответил тот.
– Давненько уже мы там не были.

Оскар уставился на приятеля.

– Совсем рехнулся?
– воскликнул он.
– В последний раз нас там чуть не грохнули.

От этого воспоминания у него скрутило желудок, а мочевой пузырь сжался от первобытного ужаса.

– Ага, я помню.

Его хапа - приятель по-гавайски, выглядел слегка смущённым. Возможно, и он вспомнил о том ужасе. Однако он продолжал:

– Это ещё одна причина, почему я хочу вернуться. Типа, если падаешь с лошади, то сразу же забираешься обратно, сечёшь?

– Наверное.

Оскар слабо разбирался в лошадях. К тому моменту, когда он родился, строительный бизнес отца уже был полностью моторизован. У него был конкурент, считавший грузовики лишь временным увлечением и до самого конца пользовался конной тягой. Очень быстро он разорился.

– Ну, конечно.

Если Чарли Каапу и испытывал сомнения, то очень ловко их скрывал.

– К тому же, сёрфить тут уже уныло. Я хочу настоящей встряски.

– В смысле, треснуться харей о доску, если сорвёшься, - вставил Оскар.

Чарли показал ему средний палец. Оба рассмеялись. Оскар ещё глотнул якобы пива.

– Мы, ведь, не просто сёрферы, мы ещё и рыбаки.

Чарли поморщился.

– Пустая трата времени, - пробормотал он. Он всегда так говорил, когда ему что-то не нравилось. Он тоже отпил из стакана жалкое подобие пива.

– Сегодня по нам никто не стреляет.

– Надейся, - ответил на это Оскар.
– Бог его знает, чем там нынче японцы занимаются.

Он тоже не стал в присутствии бармена говорить "япошки".

– Ой, да ладно. Разве ты сам не хочешь выбраться отсюда, хоть ненадолго? Или уже успел жениться на той девчонке?
– последняя фраза была сказана им с пренебрежением.

Он попал в точку. Уши Оскара покраснели.

– Сам же знаешь, что нет.

Они со Сьюзи уже довольно давно живут вместе, но он на ней не женат. Он ткнул в Чарли пальцем.