Конец осиного гнезда. Это было под Ровно(изд.1970)
Шрифт:
Сережа усмехнулся:
– Как– какие? Для сигнальных костров. Когда-нибудь все равно надо будет носить.
В двенадцать часов Сережа Ветров передал мою радиограмму. Я сообщал в ней координаты поляны, размеры и грунт ее, ориентиры с воздуха, просил прислать самолет «ЛИ-2» в ночь с субботы на воскресенье, точнее – в воскресенье, в два часа ночи.
Как только стемнело, мы, попив чаю и пожевав сухарей, улеглись спать.
Сережа Ветров растолкал меня на рассвете и подал расшифрованную
Самолет придет два ноль-ноль воскресенье. Выкладывайте шесть костров два ряда коридором. Расстояние между кострами в длину пятьдесят метров. Направление посадки дайте две ракеты – белую и красную.
– Вот это здорово!– обрадовался я и так шлепнул Сережу по спине, что он чуть было не упал.– Давай буди ребят, надо обрадовать всех.
День занимался теплый, прозрачный. Трава, густо покрытая росой, отливала сединой. В небе уже звонко заливались жаворонки, где-то далеко за поляной четко постукивали перепела.
Ничто вокруг не напоминало о войне: чистое, глубокое лазурное небо, торжественно спокойный лес, благодатная тишина, нарушаемая гомоном пробудившихся птиц…
Раздевшись до пояса, мы старательно полоскались у болотца с застоявшейся темно-зеленой водой, отдававшей запахом прели.
После мытья Николай Логачев всем на зависть проделал несколько спортивных номеров. Он сделал стойку «жимом», прошелся на руках вокруг болотца, проделал четыре раза сряду сальто и затем нырнул в болотце еще раз.
Пока Таня умывалась, расчесывала и заплетала косу, белка сидела у нее на плече и,держа в передних лапках крепкую, еще не созревшую шишку, покусывала ее своими острыми зубками. Таня ласково поглядывала на нее.
Позавтракали мы остатками вчерашней каши и занялись сортировкой имущества.Мы решили оставить здесь часть боеприпасов и продуктов,кое-что из снаряжения и одежды,а остальное нести с собой к озеру.Я предупредил друзей, что на поляну мы вернемся только ночью в воскресенье, чтобы встретить самолет.
Итак, в начале десятого мы покинули свой аэродром и, сориентировавшись по карте и компасу,отправились навстречу Фоме Филимоновичу, к озеру, навстречу решающим событиям.
Идти было теперь значительно легче, да и путь был в два раза короче вчерашнего.
Мы не торопились, делали частые короткие привалы. На полпути пересекли лесную дорогу, о которой я уже упоминал, внимательно осмотрели ее. По-видимому, никто по ней не ходил и не ездил за последние недели.
В полдень мы добрались до озера.Оно лежало в низине и мало чем отличалось от болота. Берега покрывал густой и высокий камыш.
– Какая глухомань! пробормотал Сережа Ветров.
Мы начали обходить озеро и, когда добрели до чистого берега,услышали, как кто-то шумно бултыхнулся в воду.
И тут же раздался голос Фомы Филимоновича:
– Внучка, отворотись! Я вылезать буду!
Таня прыснула и скрылась в кустарнике. Мы увидели Фому Филимоновича, скакавшего на одной ноге. Он натягивал брюки, и вода сбегала с его бороды веселыми струйками. На отмели, в траве, недалеко от воды, трепыхались
и поблескивали красноперые окуньки с ладонь величиной и несколько щук.– Видали?– похвастался Фома Филимонович, кивая на рыбу.– Чем не рыбак?.. Таня, выходи!
Таня подбежала к деду,обняла его,уткнулась лицом в его грудь и заплакала.
– Не надо, Таня, не надо…– приговаривал Фома Филимонович,лаская девушку.– Семенка-то не любил слез…Помнишь, как говаривал он? Не надо, доча, не надо… Все мы люди,и все мы смертны.Война,Танюша! Не у одной тебя горе,оглянись-ка вокруг…
В сторонке, под деревьями, стояла уже знакомая нам одноконная телега, а возле нее– ребристая гнедая кобыла. Она лениво мотала головой и помахивала куцым хвостом, будто нехотя отбиваясь от надоедливых слепней.
Фома Филимонович заправил рубаху в брюки, подошел к телеге, достал из-под вороха сена чугунок и подал его Тане:
– Чисть рыбешку,милая, да закладывай уху. Она как раз ко времени поспеет. В мешке возьми лук и укроп.
Сережа Ветров сейчас же бросился на помощь Тане. Он быстро развел огонь, наполнил чугунок водой и пристроил его над костром. Потом вооружился ножом и стал вместе с Таней чистить рыбу.
– Ну как дела, Филимоныч?– спросил я.
– А так, помаленьку.
– Как чувствует себя Штейн?
– Зверь-зверем ходит.То к одному привяжется, то к другому.Такая уж у него волчья натура! Похитуна совсем затюкал. Как встретит пьяного, так в зубы. Похитуну хоть в гроб живьем ложись.Теперь он брыкаловку сосет только ночью, под одеялом, а днем ни-ни… Боится.
Логачев и Березкин рассмеялись. Я был рад, что Кольчугин снова бодр и весел. Подходили горячие дни, и каждому нужна была большая внутренняя собранность.
– Охота не сорвется? – опросил я.
– Ни в какую! И Похитун поедет. Сам мне вчера говорил. Гюберт солдат прихватит, а сколько– не ведаю. Приказал две подводы готовить, а раз две – значит, не одни поедем.
– Когда вас здесь можно ожидать?
– До захода солнца пожалуем. Раз едем с ночевкой, то нет смысла терять вечернюю зорьку. А Гюберт любит это дело, вкус понимает. А знатное местечко я подыскал?
Я окинул взглядом озеро и кивнул головой.
– Знатное местечко!– продолжал Фома Филимонович.– Уток здесь видимо-невидимо,тьма-тьмущая. Он меня сегодня загодя командировал.Приказал шалашик разбить, плоток сколотить.Но мне сдается, что незачем зря тратить время.– И старик подмигнул.– Нам будет не до уток. Да и боюсь, что не довезу я своих господ до озера. Как, Кондрат?
– Хорошо было бы, – сдержанно ответил я.
– Что ж… Хлопцы, айда обзор места делать! День-то у меня короток– короче медвежьего хвоста.Задерживаться не резон.– И старик зашагал прочь от озера.
Логачев, Березкин и я последовали за ним.
Пройдя шагов двести по колее, проложенной телегой Фомы Филимоновича, мы остановились у остатков моста через неширокий проток. Здесь торчали полусгнившие сваи и бревна. Часть их уже давно засосала тина.
– Тут мы все и совершим,– сказал Фома Филимонович.– Место на редкость подходящее для засады.