Конец российской монархии

Отзывчивое отношение Государственной думы, несомненно, в большей мере способствовало тому, что наша армия с конца 1909 г. или, вернее, с начала 1910 г. стала быстро становиться на ноги и вновь накапливать запас живых материальных сил.

ПАДЕНИЕ ВЛИЯНИЯ СТОЛЫПИНА И ЕГО УБИЙСТВО

К сожалению, уже в период деятельности третьей Думы при Дворе стали расти и крепнуть те темные закулисные силы, которые в конце концов окружили царствовавшего императора Николая II тесным кольцом и которые вследствие особенностей его характера и склонности к обожествлению идеи самодержавия отделили его окончательно от страны и народа.

Столыпин не нашел в себе достаточно сил, чтобы дать должный отпор этим влияниям и в конце концов был вынужден начать сдачу собственных позиций одна за другой. Уступки эти не приводили, однако, ни к чему хорошему. С одной стороны, они постепенно отдаляли от Столыпина все общественно настроенные круги и создавали пищу для активной агитации против него левых партий. С другой же стороны, требовательность в реакционных кругах все возрастала, и к концу деятельности Столыпина последний в глазах этих кругов, а может быть, и самого государя стал рисоваться человеком даже опасным и, во всяком случае, тормозящим возвращение России на какой-то особый путь «мистического самодержавия», «искони» предуказанный будто бы России.

И тот, кого в левых кругах уже давно считали опасным реакционером, начал постепенно признаваться столь же опасным, но в прямо противоположном смысле, в глазах действительных деятелей и проповедников реакции.

Трагична судьба крупного русского человека! При естественном ходе она должна была рано или поздно привести Столыпина к политическому небытию. Но почти накануне такового Столыпина настигла в Киеве предательская пуля убийцы, внезапно прекратившая и саму его жизнь…

В конце августа 1911 г. государь с императрицей и некоторыми министрами, включая, конечно, и председателя Совета министров Столыпина, посетил Киев.

Поездка началась очень удачно. Стояла чудная осень, и красавец Киев представился гостям во всем блеске своей несравненной красоты.

По расписанию празднеств и торжеств 1 сентября в городском театре в высочайшем присутствии давался спектакль, на котором присутствовал и Столыпин. Во время одного из антрактов, когда Столыпин стоял у театральной рампы, мирно беседуя с окружавшими его лицами, к нему быстро подошел почти вплотную какой-то молодой человек и, освободив из-под театральной афиши спрятанный браунинг, произвел из него два выстрела, ранив председателя Совета министров в руку и правый бок.

Выстрелы произвели панику, многие бросились к выходам; впечатление получилось тяжелое и ошеломляющее.

Убийца пытался скрыться, но был задержан публикой. Он назвался Дмитрием Богровым^[116], объявил себя убежденным анархистом. Тут же выяснилось, что вместе с тем он являлся тайным агентом охранки и что в театр вошел с билетом от охранки.

Это дало повод впоследствии к разного рода обвинениям по адресу организаторов охраны. Ранение Столыпина оказалось очень опасным. Была задета печень. Из театра он спешно был перевезен в частную лечебницу, в которой 5 сентября и скончался.

ВНУТРЕННЯЯ ЖИЗНЬ РОССИИ НАКАНУНЕ МИРОВОЙ ВОЙНЫ

Преемником Столыпина на посту председателя Совета министров стал тогдашний министр финансов В. Н. Коковцов^[117], передававший, в свою очередь, в начале 1914 г. этот ответственный пост И. Л. Горемыкину.

Последний был вторично призван императором Николаем II стать во главе правительства, несмотря на свой престарелый возраст. Выбор едва ли был случайным. В этот период времени власть, руководимая безответственными лицами, продолжала неуклонно катиться вправо. Причем одним из первых пожеланий ее было низведение Государственной думы до уровня Думы законосовещательной. Напротив того, Государственная дума нового, четвертого созыва, поддерживаемая общественной средой, стала постепенно, хотя и робко еще, выходить на путь новой борьбы за свои права и положение.

При таких условиях во главе правительства должен был находиться «свой» человек, в верности и преданности которого не могло быть сомнений.

Такую репутацию издавна приобрел И. Л. Горемыкин.

Оппозиционное настроение Государственной думы четвертого созыва стало сказываться уже при Коковцове и с особою отчетливостью выявилось при обсуждении в Таврическом дворце печального события, известного под названием «Ленский расстрел».

Инцидент этот в свое время наделал много шуму. Он заключался в том, что в далекой Сибири, в бассейне р. Лены, во время забастовки рабочих одного из золотопромышленных предприятий вследствие легкомыслия и отсутствия выдержки у местного жандармского офицера войсковая команда без крайней нужды или, во всяком случае, преждевременно открыла огонь, которым были расстреляны сотни безоружных рабочих. Правительство назначило сенаторскую ревизию, но отклонило посылку на место думской комиссии.

По этому делу в Государственной думе возникли горячие дебаты. Особенно нападали на правительство представители социал-демократической фракции, использовавшие, между прочим, крайне бестактную и вызывающую фразу тогдашнего министра внутренних дел Макарова^[118]. Излагая печальный факт расстрела, он сказал: «Так было, так есть и так будет!»

Упомянутое событие и думские речи, развернувшиеся вокруг него, имели, конечно, большое влияние на поднятие новой волны недовольных против царского правительства.

Вспоминая 9 января 1905 г., рабочие говорили: «Реки крови отделили царя от народа!..»

Опору центральной власти, все более и более терявшей доверие широких общественных и народных масс, составляли по-прежнему лишь дворянско-помещичьи и бюрократические круги. Но к этому времени они уже окончательно выжали из себя все то, что еще оставалось в них не «черносотенного».

При таких условиях принцип царского самодержавия стал постепенно терять характер известной государственной идеи и принимать оттенок узкоклассовый.

Вне гражданского населения власть сохранила еще твердую опору в армии. Офицерский состав ее, хотя в целом и демократический по своему происхождению, был связан общим воспитанием, крепким патриотизмом, отождествлявшимся по традиции с величием царской власти и прочною дисциплиною. Эти скрепы передавались, конечно, и в низы. Но там они давали уже заметные трещины, и революционная пропаганда, как мы уже видели, стала настойчиво проникать в казарму. Она находила себе там пищу не только в силу общего положения в стране, но и вследствие вредного и частого противоположения армии народу в период волнений последнего. Возникали взаимное недоверие и непонимание, подтачивавшие с военной точки зрения целостность государственного организма.

С той же военной точки зрения в России накануне войны не все обстояло благополучно и в экономической области. Финансы, как я имел случай отметить, ко времени русско-японской войны значительно окрепли. Тем не менее хотя золотой запас и рос с каждым годом, но им не могли быть надолго обеспечены платежи по тем заграничным заказам, кои должна была вызвать война. Между тем при возникновении военных осложнений на западных границах наша внешняя торговля неизбежно должна была резко упасть, а следовательно, нельзя было ожидать и нового притока в Россию золота или иностранной валюты. Положение могло осложниться еще тем, что у нас с союзниками не имелось никаких прочных финансовых соглашений, кои обеспечивали бы нам открытие соответственных заграничных кредитов.