Конец российской монархии
Шрифт:
Наша промышленность, несмотря на ее рост, все же оставалась слабой и с трудом поспевала за потребностями мирного времени, кои росли весьма быстро. Но еще хуже было то, что не была продумана мобилизация промышленных сил, то есть приспособление этой промышленности к нуждам военного времени; отсюда и должно было произойти то быстрое оскудение армии материальными средствами, которое составило одну из причин наших неудач 1915 г.
Наконец, и состояние отечественного транспорта было таково, что оно должно было составить одну из заведомо слабых сторон нашего военного положения. Сравнительно с площадью России железнодорожная сеть была очень бедна и недостаточно
Знакомы ли вам, читатель, если вы иностранец, такие города, которые отстояли бы от ближайшей железнодорожной станции на сотни километров? Нет? А у нас в восточной половине России такие медвежьи углы были не редкость! Да и в Европейской России городами, удаленными от рельсового пути на несколько десятков километров, никого нельзя было удивить.
Значение этих расстояний возрастало еще более из-за почти полного отсутствия шоссейных дорог и невероятного состояния наших грунтовых путей, еще совсем недавно служивших единственным сообщением некоторых городов с внешним миром.
Существует характерный рассказ хотя и вымышленный, но передающий очень верно картину состояния наших грунтовых путей.
Иностранный бытописатель русской жизни, движимый любопытством, решил однажды посетить какой-то район в стороне от железной дороги. Пришлось ехать по грунтовке и пересечь один из русских уездных городков, похожий на сотни других таких же городов. Дело было к ночи, время стояло ненастное. Усталый путешественник задремал и очнулся лишь при въезде в городок от резкого толчка остановившейся повозки.
— Что случилось? — спросил он, взглянув на часы.
— Маленькая заминочка, сейчас поедем дальше, — ответил ямщик, слезая с облучка и желая, видимо, что-то поправить.
Бытописатель поклевал носом и крепко заснул. Вторично он пришелся в себя от нового толчка. Уже рассветало, видно было, что повозка выезжает из Богом спасаемого городка.
«Однако и заснул же я», — подумал он про себя и тут же под свежим впечатлением записал в свою дорожную книжку: «Один из самых больших городов в России — это город П. Он так разбросан, что для проезда с одной окраины на другую мне потребовалось несколько часов».
На самом же деле городок, о котором шла речь, имел в диаметре не больше одного-двух километров, но для спокойного проезда через лужи и топкие провалы его главной улицы нужно было действительно много времени, некоторого счастья, чтобы не сломать себе шею, и той богатырской способности ко сну, которой, несомненно, обладал наш «тонкий» наблюдатель.
Кстати, не напоминает ли вам на сей раз, русский читатель, этот рассказ про многие и многие другие наблюдения некоторых иностранцев о жизни и событиях в городах и весях нашей необъятной Родины, мало поддающиеся чужим наблюдениям?!
В очерченных выше условиях «неотстоявшейся русской жизни», глубоко взбаламученной неудачной войной 1904–1905 гг. и последовавшими за ней революционными переживаниями, подошел роковой 1914 год.
События этого года поставили Россию перед неизбежностью принять вызов, брошенный ей правительствами центральных держав Европы. Там, в Берлине и Вене, хорошо должны были понимать, что каждый лишний год мира дает России приращение в силе и новый шанс в борьбе. Ждать поэтому не приходилось. Необходимо было немедленно же вызвать эту огромную, пробуждающуюся страну на разрыв или поставить ее на колени перед всем миром, надолго лишив этим принадлежащего ей по праву престижа.
ВОЙНА ОБЪЯВЛЕНА!
В
ночь на 19 июля 1914 г. от имени Германии был предъявлен России через германского посла в Петербурге графа Пурталеса[119]ультиматум.Сущность последнего заключалась в требовании немедленно приступить к демобилизации нашей армии, мобилизовавшейся ввиду явно угрожаемого положения, занятого в отношении России Австро-Венгрией. Требуя от России отмены ее военных мероприятий, германское правительство не сделало, однако, никаких параллельных шагов в Вене.
Уже одно это обстоятельство делало предложение германского правительства для нас неприемлемым.
Медленно проходят часы, остающиеся до истечения срока ультиматума…
Настроение в нашей столице спокойное. Мобилизация русской армии, начатая в ночь на 18 июля, продолжает идти нормальным ходом. Народ наш оказался законопослушным, и на призыв явилось до 96 процентов всех призванных — более, чем ожидалось по расчетам мирного времени.
Министерство иностранных дел, руководимое одним из наиболее прогрессивных министров С. Д. Сазоновым, было в полном сознании, что в пределах чести и достоинства России сделано все, чтобы избежать кровавого столкновения. Окончательное слово остается за Берлином.
Слово это не заставило себя долго ждать. Уже к вечеру того же дня, 19 июля, всему столичному населению стало известно, что граф Пурталес вновь посетил здание министерства иностранных дел у Певческого моста. Но увы! Вместо слов примирения он сделал Сазонову официальное заявление в том смысле, что император Вильгельм от имени Германской империи объявляет о состоянии войны с Россией.
Граф Пурталес в сознании ответственности своего шага проявил крайнее волнение. Оно выразилось, между прочим, в том, что впопыхах он передал своему собеседнику Сазонову в руки два листка, взятые им с собой, по-видимому, для личной ориентировки, с черновыми набросками в различной редакции того заявления, которое поручено было ему сделать. Впоследствии листки эти были потребованы германским посольством обратно, но наше министерство отказало в их выдаче.
Эти немые свидетели потери германским послом душевного равновесия, по-видимому, хранятся и поныне в одном из министерских архивов…
— Что вы думаете, генерал, — обратился ко мне Сазонов в один из ближайших дней, — по поводу начавшейся войны?
— Война, несомненно, будет упорной, — ответил я. — Не надо забывать, что одно сосредоточение всех наших сил к западным границам потребует несколько месяцев. Что до конечных результатов войны, то в этом отношении большую роль суждено будет сыграть внутренним настроениям нашей Родины. Мы не должны забывать урока минувшей японской войны и последовавшего за нею 1905 года, — добавил я, намекая на то, что одною из причин, по которым тогда пришлось поспешить с миром, явилось внутреннее состояние страны…
Размеры надвинувшейся войны потребовали от России одновременной мобилизации всех ее вооруженных сил.
Даже одна Австро-Венгрия без Германии являлась столь серьезным противником, что отделываться полумерами было невозможно. Обе же эти державы представляли из себя чрезвычайно грозную силу. Для борьбы с ними пришлось поднять миллионные массы русского народа…
Я бы не взялся утверждать, что в эти дни Россия была сплочена глубоким чувством патриотизма и энтузиазма. Люди, политически зрелые, понимали, конечно, что правительство, в лице которого германским императором Вильгельмом объявлена война русскому народу, должно быть поддержано.