Конец сезона
Шрифт:
– С водкой всё потянет. Но хотелось – как люди. Вы еще когда позвонили, что рядом. Вот я и нажарил. Теперь хоть опять костер разводи. – Сергеев протянул Володьке полную рюмку, себе капнул на дно. – Ладно, давай.
– Давай, – уже без энтузиазма согласился Володька. – Мы тоже пораньше хотели… Ну, за пополнение в семье. Молодец ты все-таки.
Серьезно.
Чокнулись. Выпили. Сквозь жжение водки Сергеев сипнул:
– Бери шашлык.
– С девчонками надо…
– Как хочешь. – Сергеев закусил. Снова закутался в куртку. Посмотрел на черную
Он испугался таких своих слов, захотелось услышать от Володьки недоуменный вопрос, какое-нибудь: “Да ты что?!” Но тот молчал.
Что-то делал в темноте, чем-то постукивал, позвякивал.
– Чего у тебя там? – насторожился Сергеев.
Володька отозвался не сразу, так, кажется, был увлечен и сосредоточен.
– Трубку набиваю, – наконец произнес тихо, сладковато.
– Хм! Не лень?
– Да ну! Кайф полный!.. Вот столько лет гадостью травился, недавно понял… Ты-то все там же – в “Беттоне” своем?
– Угу. Только он “Бенеттон” называется.
– Ясненько.
Володька вставил мундштук в зубы, щелкнул зажигалкой и, огоньком вниз, поднес к табаку. Несколько раз с силой всосал воздух. Затем протяжно выдохнул дым:
– О-о-о!
Запахло вкусно и приторно. Каждый раз улавливая где-нибудь этот запах, Сергеев пытался вспомнить, что он напоминает. Что-то давнее и хорошее. И сейчас вдруг вспомнил.
– У меня мама когда-то печенье такое делала, – сказал, – с карамельками. Клала кусочек карамельки на тесто и пекла в духовке.
Запах такой же был.
– Да, – равнодушно согласился Володька, – табак и называется
“Карамелечный, легкий”… Хочешь попробовать?
– Да нет, не надо… Еще накатим?
– Можно. А ты, кажется, прилично уже.
– А что делать? – Сергеев снова стал раздражаться. – С пяти вас ждем. С женой чуть не поругались…
– Из-за чего?
– Да мало ли… На нервах потому что. – Он плеснул в рюмки примерно поровну. – Бери. – И не удержался, добавил: – Договорились же в пять, от силы – в шесть. Я и рассчитывал…
– Чего-то занудой ты, Ник, становишься, – перебил Володька.
– Не занудой, а просто порядка какого-то хочется.
– Ну, это нереально!
– В смысле?
– Для этого в лесу надо жить, а не в Москве. Без людей, короче…
Ну, давай.
Чокнулись и выпили.
– Что за водка?
– Да “Путинка”.
– А мы “На березовых бруньках” привезли. Самый сейчас писк считается. Пробовал?
– Нет вроде.
– Попробуем. Отлично идет.
Володька попыхал трубкой:
– Затухла. – Снова стал совать в трубку огонек зажигалки.
– Да нба сигареты, не мучайся.
– Нет, я теперь эту гадость в руки не возьму! И тебе советую переходить. Уже и о здоровье нам надо думать, а эти сигареты…
Советую, Ник, серьезно…
– Интересно, – перебил Сергеев, – а Пушкин курил?
– Пушкин? Хм… Не знаю.
– Ну ты-то должен знать.
Володька напрягся:
– Почему я должен?
– Ну как… Работа
над образом… Вживление. Чтоб хорошо сыграть.–
И Сергеев умолк, не зная, что еще сказать, с любопытством ожидая реакции Володьки; на всякий случай поставил рюмку на столик.
Хотелось взрыва.
Володька осторожно выбил трубку. Поднялся.
– Пойдем к девчонкам… Неадекватный ты какой-то сегодня… Даже понять не могу.
С шампурами, вырытой из золы картошкой, бутылками и рюмками пришли в дом. Тихо, шепотом, чтоб детей не разбудить, поспорили, что делать с шашлыком – так есть или разогреть на сковородке. Решили – так.
– Да, кстати, Никита, – когда расселись и наполнили рюмки, обратилась к Сергееву, словно бы только сейчас его заметила, бездетная и безмужняя Наталья, – я твоей благоверной уже все сказала. Я лично – в восторге! Поздравляю. Вы прямо как положено – мальчик, потом девочка. Еще бы квартиру свою…
– Ну что ж, чьи-нибудь родители умрут – будет и своя квартира.
Жена возмутилась:
– Что ты говоришь-то?!
– Есть и другие варианты, – заметила сухо Наталья.
– Какие?
– Купить… кредит взять.
– Да уж… Давайте выпьем в конце концов. – Сергеев поднял рюмку: -
За встречу.
Володька согласился:
– Это самое правильное сейчас…
Выпили и закусили. Помолчали.
– Оказывается, – повернулась к Сергееву жена, – знаешь, чье это белье? Мне Наташа…
– Какое белье?
– Ну, женское там висит. Оказывается… Помнишь, гусляр у Андрюхи жил прошлым летом, Максим? Еще весь крыжовник съел…
Сергеев усмехнулся:
– Его белье?
– Да подожди! Что за привычка стала перебивать?.. В общем, теперь он сюда еще и девку притащил. И они тут живут полгода уже.
– И что?
Володька в это время ел шашлык и запивал пивом, Наталья напряженно, даже прищурившись, следила за диалогом Сергеева с женой.
– Как это – что?! Надо его выручать как-то. Знаешь ведь характер его. Ведь талантливый художник на самом деле и иконы какие писал!
–
Жена перевела взгляд на Наталью: – Мы когда сюда приехали в первый раз, я зашла в ту комнату, там мастерская была, а там икона на мольберте стоит… Он над ней работал как раз… И прямо – светилась!
– Да, да! – изобразила восхищение и грусть ностальгии Наталья.
–
Я помню…
– А сейчас забросил. Целыми сутками в Щукинском, и ни денег, ни времени. И эти еще подселились.
Сергеев налил водки себе, Володьке и Наталье, жене – вина. Выпили как-то машинально и так же, без удовольствия, закусили.
– Давайте подумаем, ведь надо помочь, – продолжала жена уже другим тоном; так она говорила, когда к ним приходили ее друзья-туристы и начинали мечтать о походах. – Надо Андрюху вытаскивать. Что это за жизнь вообще, когда чужие в доме живут? И дом-то, по сути, крошечный… Где он, например, спит вообще? Ребята!