Конец сказки

– Войдите! – крикнул Боник.

– Тебя, дружок, только за смертью и посылать, – выговаривал он через минуту Жорику, который виновато мялся в дверях. – Ну, и где мой ужин, приятель?

Жора рассыпался в извинениях:

– Вы уж простите, Вацлав Збигневович, за задержку. Не хотел Тамару одну оставлять, с этими недоумками. Помог ей, немного, на кухне. А то, знаете, они такие взвинченные приехали, хотя пока и трезвые, что… черт знает, чего от них ждать.

Боник кивнул. Это было понятно.

– Прикажете сюда подавать?

– Каменку раскочегарил?

– Как велели, Вацлав Збигневович.

– Тогда там мне столик и накрой. Понятно?

* * *

Особняк в Ястребином, помимо всех прочих неоспоримых достоинств и благ, появившихся в результате технического прогресса и практически неограниченных (по общепринятым меркам) денежных средств, позволяющих этими достижениями пользоваться, мог похвастать отменной финской баней, обустроенной в цокольном этаже. К услугам посетителей была собственно каменка, оборудованная великолепными лавками из бука и чудесный, сверкающий мрамором бассейн, наполненный чистейшей артезианской водой, пропущенной через пару изготовленных в Китае фильтров. Несколько уютных комнат для отдыха, снабженных добротными лежаками, были хорошо знакомы полусотне ялтинских проституток, которых Витряков на выбор таскал сюда, когда они с Бонифацким ехали, например, охотиться.

Распорядившись насчет ужина и сауны, Бонифацкий положил на язык таблетку аспирина, запил из бутылки минералкой и неторопливо отправился в направлении спальни, куда Белый должен был доставить разбушевавшуюся Юлию. В коридоре он заметил плечистую фигуру телохранителя. Больше там никого не было. Белый стоял на посту, прислонившись плечом к стене, меланхолично ковыряя в зубах огрызком спички. При виде шефа от отстранился от стены, приняв вертикальное положение.

– Как дела, Славик? – спросил Бонифацкий.

– Уже терпимо, – отвечал телохранитель.

– Бушевала? – поинтересовался Боник.

– Не то слово. Полрожи мне исцарапала, – Белый показал на щеку, располосованную, как чистый лед коньком. Кое-где из раны сочилась кровь, щека опухла и была пунцовой.

– Ого! – сказал Боник, – надеюсь, дружок, ты пострадал не потому, что, например, под шумок решил слазить к ней в трусы?

– Так на ней трусов не было, – надулся телохранитель.

– Ну, так, тем более. – Боник смерил его недоверчивым взглядом, Белый не отвел глаза.

– Я, Вацлав Збигневович, не мальчик. Руки при себе держать умею. В курсе дела, куда лазить, а куда – себе дороже.

– Хорошо, коли так, – Боник потянул носом, уловив легкий запах спиртного, который шел от телохранителя.

– Хлебнуть успел? – осведомился Бонифацкий.

– Уже и пивка дернуть нельзя? В качестве обезболивающего средства.

– Гильотина, – твое обезболивающее средство.

– Чего-чего?

– Ладно. – Вообще-то Бонифацкий готов был держать пари, что идиоту налила стаканчик-другой сама Юлия, перед тем как они из-за чего-то поцапались. Например, из-за слишком длинных лап телохранителя, или, напротив, до-обидного коротких. Но, он не был настроен заниматься выяснением подробностей. Ему и без того хватило неприятностей на сегодня, на завтра, и, пожалуй, на всю неделю вперед. Если ваша женщина не дура погулять, а вы ревнивы, но еще не подготовили себя к тому, чтобы выпустить ей кишки, как Отелло Дездемоне, не следует падать ей, как снег на голову, раньше срока возвращаясь с работы или из командировки, вот и все. – Ладно, – повторил Бонифацкий. – Здорово, говоришь, шумела?

– Мрак…

– Давно утихомирилась?

– Минут двадцать как – ни гу-гу.

– Значит, успокоилась? Вот и славно, вот и хорошо, что успокоилась. Давай сюда ключи, Славик, и иди-ка ты, дружок, погуляй.

Как только Белый, передав ему связку, исчез за углом, Боник прильнул ухом к двери. В спальне царила абсолютная тишина.

«Заснула, что ли?» – подумал Бонифацкий, переступая с ноги на ногу. Тупая боль из мошонки распространилась в низ живота, но Боник все еще рассчитывал поправить положение, не без помощи Юлии. Он постоял минуты три, тщательно прислушиваясь, но из комнаты не доносилось ни звука. Тогда он осторожно стукнул пару раз по двери костяшками указательного и среднего пальцев. Это не принесло никаких результатов. Та же тишина, нарушаемая лишь грубыми голосами головорезов за столом, доносящимися снизу, с первого этажа.

– Детка? – ласково позвал Бонифацкий. – Юленька? Это я. Открой.

Если она и услышала его, то не подала виду.

– Ну же, хорошая, не дуйся. Мы одни… Пойдем, я приказал накрыть столик – в сауне.

Она снова проигнорировала призыв. «Неужели все-таки надралась как сапожник, и спит?», – мелькнуло у Бонифацкого, и он почувствовал легкое пока раздражение, нарастающее вместе с болью в паху. Что-то, а выпить она была не дура, а, перепив, проваливалась в сон, беспробудный, как летаргия.

– Детка? – повторил Бонифацкий. – Сладенькая? Хватит дуться, пусти меня. Открой, слышишь?

«Только не говорите мне, что она спьяну повесилась… Или вскрыла себе вены лезвием „Шик“ от бритвенного станка. Наглоталась таблеток, что тоже весьма вероятно». – Юля, время от времени, глотала кодеин или его производные, [70] Витряков об этом знал, но ему было плевать, поскольку он сам давно уже был в системе. Когда у вас раз в три дня носом хлещет кровь, а печень буквально дышит на ладан, потребители таблеток представляются чуть ли не юными пионерами, у которых, выражаясь словами известной попсовой песенки, все лучшее конечно впереди.

70

Метилморфин, лекарственный препарат, применяемый как болеутоляющее, успокаивающее средство. По характеру действия близок к морфину

– Юля? – как можно более ласково позвал Бонифацкий, одновременно вставляя ключ в замочную скважину и, при этом, посматривая по сторонам – не идет ли кто. Вряд ли боевики Витрякова стали бы разгуливать в этой части дома, они пили и ели на первом этаже, тем не менее, не стоило терять голову. Механизм щелкнул, стальной язычок покинул пазы. Вацлав Збигневович налег на ручку, аккуратно толкнул дверь от себя. Но, не тут-то было. Судя по всему, она оказалась заперта изнутри на щеколду.

– Вот те раз, – пробормотал Боник раздосадовано. – Эй, детка, ну что за дела?! Сладенькая, не дури, открой своему папику. У него кое-что есть для моей сладенькой конфеточки. Ну, пожалуйста. Я же не хотел ссориться, тем более, в такой день. Уже и баньку натопили. Для нас.

– Пошел на х…! – неожиданно раздалось из-за двери. Боник едва не подпрыгнул от неожиданности.

– Ну, знаешь, это переходит все границы, – начал Бонифацкий, покраснев, словно ему залепили пощечину.

– Пошел на х… урод! – Затем что-то, вероятно, пустая бутылка, врезалась в дверь с ее стороны и лопнула, прозвенев на прощание осколками.

– Чтоб ты сдох, недоносок, – с истерическим смешком добавила Юлия. – Чтоб у тебя член отпал, мурло! Чтоб тебя, мудака, пацаны Огнемета зарезали!

Вздрогнув, Бонифацкий отступил на шаг и почесал за ухом. Судя по заплетающемуся голосу, Юлия не теряла времени даром, подкрепившись из каких-то своих запасов, которые предусмотрительно заготовила в комнате. Теперь она почти не вязала лыка, а в таком состоянии от нее вообще разумно было держаться подальше. Насколько ее успел изучить Бонифацкий, следующей стадией должен был стать напоминающий беспамятство сон, который обыкновенно длился часов десять-двенадцать.

– Слышал меня, пидор?! – завизжала она прямо под дверью, и Боник решил, что больше не хочет ее открывать. По-крайней мере пока гребаная алкоголичка не протрезвеет, а это случится не скоро. – Пошел на х… паскуда!