Конец войны

У меня зародились смысли о том, что нужно что-то похожее на взятый мною с диверсанта крест посмотреть и у предателя Коротченко. Он же тоже умело прятался, каким-то образом подавлял мысли других, что именно он может быть гнусным предателем. Со своим, казалось бы, ускоренным мышлением, я не смог прийти к выводу, кто именно пытался меня отравить. Тот факт, что Коротченко трогал мой лоб после Вороного просто выпал из памяти.

«Что со старшим лейтенантом Вороным?» — попробовал я телепатически спросить у своей команды.

Но мне никто не отвечал. Пришлось вернуться на поляну и задать в голос свой вопрос.

— Помёр. Изрешетили его пулями, — сказал Дед, баюкавший левую руку.

Вот и чёткий ответ, что Вороной не был предателем. Но у меня возникал другой вопрос: а кого пришли убивать? Мою группу или всё же руководство Особого Отдела? А, может, и всех решили порешить в один момент.

Нападающие не учли только одного фактора — Лиду. Можно было бы спрогнозировать, чтобы произошло, если бы девушки рядом не было. Во-первых, моя вторая жизнь прервалась бы. Комиссар госбезопасности Сенцов, тот, на котором, возможно, держится весь Особый Отдел, также был бы убит. Хотя его состояние и сейчас вызывает опасения. И, если бы не я, и без связи, которую обеспечивала Лида, опять она, то и группа была бы разгромлена, да и вовсе поставлен был бы вопрос о дальнейшем существовании Особого Отдела. А Вороного жалко. Насколько я понимаю, в нашем отделе крайне мало специалистов.

Вскоре на поляне и рядом с ней, в лесу, было не протолкнуться от бойцов НКВД. Нас, в сопровождении целого взвода солдат, сопроводили на базу. Ни о каких тренировках больше речи не шло. Хорошо, что не забыли и обильно накормили. После чего сказали готовиться к отправке по своим временным жилищам.

— Могу ли я с тобой поговорить, командир? — спросила Лида, когда я уже стоял около машины, собираясь залезать в её кузов.

— Отчего бы не поговорить? — сказал я, почувствовав гневный взгляд Ольги.

— Ты должен это знать, командир, — девушка замялась, а потом стала говорить шепотом. — Мой муж — это не совсем муж. Мы с ним не расписаны, и не венчаны. Он когда-то взял меня силой. Теперь я чувствую с ним какую-то связь, если нахожусь вдали, то начинаю тосковать. А Силы мои в это время тают. Его потому и привезли в город. Но я не люблю его. Просто у баб нашего рода так заведено — кто был первый, тот должен и оставаться на всю жизнь. Второго мужчины отродясь в моём роду ни прабабка, ни бабка, ни мамка никогда не заводили. А когда мамку силой взял председатель колхоза, так она потеряла свой дар.

— Почему ты мне это говоришь? — спросил я.

— Потому что я теперь чувствую, что и без тебя мне будет тоскливо — сказала Лида, развернулась и убежала прочь.

Мда… Я, конечно, понимаю, что сейчас выгляжу вполне привлекательным: рослый, сильный, уверенный в себе. К таким должны тянуться женщины, особенно когда наступают тяжёлые времена. Но все равно непривычно, что встречаю вторую девушку и она так же готова быть со мной. Или тут что-то иное? Все обладатели Альфы тянуться друг к другу?

Но, а чего хочу я? Семьи? А сколько за последний неполный месяц я был на грани жизни и смерти. И сколько мне будет сопутствовать удача? Вот я снова пришел к тому же вопросу, который ставил перед собой в прошлой жизни. Тогда я так и не обзавёлся семьёй, считая, что буду постоянно подвергаться опасности, подставляя под удар и собственную семью.

— Я хочу ее убить! — сказала Ольга, когда нас привезли на вокзал и мы уже направлялись к своему дому.

— Не всё, что мы хотим, можно делать. Не со всеми, с кем мы хотим, можно оставаться! — философски заметил я.

Настроение было поганым. С одной стороны, терять в бою товарища, даже если ты с ним не был близко знаком, не самое лёгкое чувство. Как это не звучит кощунственно, но к подобным смертям привыкаешь, если они случаются часто. Но я, признаться, отвык уже от смертей сослуживцев.

В прошлой жизни во всех крайних операциях, в которых я участвовал, долгое время получалось без потерь. Ну, а когда узнаёшь, что кого-то всё-таки пристрелили на задании, а этот человек тебе знаком только шапочно, то эти эмоции слабее, чем если бы человека убили в бою, когда ты мог его спасти.

Но не только смерть Вороного меня заставила испытать некую апатию. Всё вокруг стало казаться, словно унылым, по принуждению, даже слишком жёстким и жестоким. Прошла у меня та, я бы даже сказал, эйфория, когда всё вокруг нравилось, я видел во всём только лишь хорошее. Возможно, история Лиды меня несколько расстроила, а, может быть, и в большей степени даже огорчила. Она говорила о том, что тот безногий боец, еще два года назад взял ее силой, став первым мужчиной Лиды.

История Ольги, на самом деле, намного трагичнее, но она меня так не впечатлила. Не знаю, почему именно, возможно, где-то из-за интонации или степени тоски, которые слышались в словах Лиды. И не хочу я в этом разбираться. Устал, причем эту усталость едой не исправить.

— Пойдем, я хочу быть с тобой! — нетерпеливо сказала Ольга.

Она взяла меня за руку и потащила в комнату. Но как раз-таки сейчас у меня никакого желания заниматься сексом не было. Накатила русская хандра. А что делает русский человек, когда на него накатывает хандра? Правильно, он накатывает что-то покрепче!

Я зашёл в комнату, взял две бутылки, причём, одну водки, вторую коньяка, сразу четыре банки тушёнки, две буханки хлеба.

— Ты куда? — спросила Ольга, начиная уже раздеваться и игриво посматривать на кровать.

— Я должен тебе отчитываться? — грубо отвечал я.

— Нет, — растерянно отвечала Ольга.

— Считай, что мы начинаем новый эксперимент. Два дня я не буду к тебе приставать и спасть раздельно. Кинь одно одеяло на пол! — сказал я, взяв закуску и выпивку, вышел в коридор.

Уже здесь я и услышал про то, что кто-то там «сука», и что она меня отвадила. Говорила Ольга, наверняка, о Лиде. А ещё суккуба попыталась распространить свою ауру, но с этим я уже научился бороться без каких-либо существенных усилий. Тут как бы не задела кого из соседей.

Я подошёл к одной из комнат, постучал. Дверь мне открыла, но далего не сразу, дородная, растрёпанная, запыхавшаяся женщина.

— Чего вам? — недовольным тоном спросила она. — Может люди занятыя. Не только всё вам кричать да стучать?

— Петра позови! — строго сказал я.

Женщина фыркнула, стрельнула недовольным взглядом, но всё же пошла звать мужа, при этом закрыв перед моим лицом дверь.

Понятно, что и как у них происходит. Мы с Ольгой внесли в эту коммунальную квартиру немало любви и страсти. Видимо, жёны терроризируют своих мужей на предмет исполнения супружеских обязанностей, так как завидуют нашему с Ольгой регулярному сексу. И я сейчас помешал.